Малознакомый Ленин - Николай Валентинов

Колебания относительно того, нуждался или не нуждался Ленин во время войны, перестают иметь место при знакомстве со следующего рода фактами. После вооруженной демонстрации, организованной большевиками в июле 1917 года, Временное правительство, возглавленное Керенским, хотело арестовать Ленина. Вовремя предупрежденный, он скрылся недалеко от Петрограда. При твердом желании найти его было не трудно, но твердых желаний ни в какой области у Временного правительства не было. По своем приезде в Петроград из Цюриха Ленин поселился в доме № 48–49 по Широкой улице в квартире М. Т. и А. И. Елизаровых, с которыми жила и Мария Ильинична (матери Ленина уже не было в живых, она умерла в 1916 году). В этой квартире и был произведен обыск, только в одной комнате. Производившему обыск Начальнику Контрразведывательного Отделения Штаба Петроградского Военного Округа Крупская заявила, что Ленин и она в квартире родных пользуются одной комнатой. Начальник Контрразведывательного Отделения, нужно думать, был не настолько глупый, чтобы этому поверить, но, очевидно, большой законник, дальше указанной комнаты не пошел и вместе с тем любезно разрешил всем обитателям квартиры — Елизарову, его жене Анне, ее сестре Марии — присутствовать при обыске.

Что же такое найдено при обыске, бросающее свет на денежные ресурсы, которыми, кроме тех, что мы указывали, располагал Ленин и его жена в Берне и Цюрихе? Обратимся к «Воспоминаниям» Крупской. У ее матери (с 1898 года почти не покидавшей дочь и Ленина) была сестра в Новочеркасске, умершая в апреле 1913 года. Она завещала Елизавете Васильевне свое имущество. О нем, с наигранной усмешечкой, Крупская выражается так: «серебряные ложки, иконы, оставшиеся платья, да четыре тысячи рублей, скопленных за 30 лет ее педагогической деятельности». Деньги были получены в бытность Ленина в Кракове и на имя Крупской положены в один из тамошних банков. С началом войны вклад, как имущество подданной враждебной страны, подлежал секвестру, и Ленин и Крупская искали способы вытащить его из краковского банка. Для этой операции они, по пути в Швейцарию, и остановились в Вене «устроить дело с деньгами», — как пишет Крупская. «Чтобы вызволить их, — объясняла она, — надо было пойти на сделку с каким-то маклером в Вене, который раздобыл их, взяв за услуги ровно половину этих денег. На оставшиеся деньги мы[71] и жили главным образом во время войны[72], так экономя, что в 1917 г., когда мы возвращались в Россию, сохранилась от них некоторая сумма, удостоверение в наличности которой было взято в июльские дни 1917 г. в Петербурге во время обыска в качестве доказательства того, — прибавляла Крупская с иронией, — что Владимир Ильич получал деньги за шпионаж от немецкого правительства».

Объяснение Крупской открывает перед нами совершенно неподозреваемый и непредполагаемый источник средств, которыми, помимо всяких других, обладал Ленин во время войны. Подойдем поближе к этому «неожиданному открытию». Итак, при обыске найдено «удостоверение» о наличности «некоторой суммы» (Крупская ее не называет), оставшейся у Ленина и Крупской от полученного наследства. Протокол о результатах обыска хранится в Архиве Октябрьской революции (Фонд III, инвентарь № 42, т. 7, стр. 28). В руках мы его не держали, надеемся, что его содержание передано точно в № 5 за 1923 г. журнала «Пролетарская Революция». В протоколе перечисляется, что при обыске отобраны шесть немецких книг, статья Ленина на немецком языке, пять телеграмм, заявление Каменева, записка Ленина к Каменеву, начинающаяся словами «Entre nous»[73], девять писем на немецком языке, два на французском, две записные книжки, адрес завода Феникса и книжка Азовско-Донского Коммерческого Банка № 8467 на имя г-жи Ульяновой, то есть Крупской. Никакого другого банковского документа протокол обыска не упоминает. Следовательно, удостоверение о наличности некоторой суммы есть не что иное, как чековая книжка № 8467 указанного банка, а через него, кстати сказать, родные несколько раз переводили в Цюрих деньги Ленину.

Сколько же денег в момент обыска находилось на текущем счете Крупской? В том же номере «Пролетарской Революции» (см. стр. 282) редакция журнала, а редактором его была А. И. Ульянова-Елизарова, в маленьком примечании сообщает: «На текущем счету Н. К. Крупской лежало 2000 рублей. Деньги эти принадлежали редакции выходившего тогда печатного органа секции работниц».

Мы разводим руками от удивления, и ему предстоит нарастать! Кому надо верить? Следуя за Крупской, эти деньги являются остатком от наследства новочеркасской тетки, по словам же Ульяновой-Елизаровой — деньги принадлежали какому-то органу какой-то секции каких-то работниц. А. И. Ульянова, пуская в ход первую пришедшую ей в голову выдумку, не предполагала, что через несколько лет, забыв ее версию, Крупская будет в своих «Воспоминаниях» утверждать другое и, главное, вытащит на свет божий, историю с наследством, а о нем лучше бы молчать.

В этой истории слишком много странного. Почему, например, вместо ссылки на 2000 рублей, Крупская предпочла туманные слова о «наличности некоторой суммы»? В июле 1917 года, на шестом месяце революции, плодившей инфляцию, две тысячи рублей не представляли большой ценности. В интересах Крупской было назвать эту сумму, подчеркнуть ее малость и, вместе с тем, высмеять тех, кто в этой наличности на книжке № 8467 нелепо хотели видеть след денег, якобы платимых Ленину за шпионаж[74].

Но может быть на этой книжке находилась не в июле, а в предыдущие месяцы большая сумма и две тысячи были лишь ее маленький остаток? Не имея возможности ответить на этот вопрос, будем иметь дело только с двумя тысячами. Малейшая попытка разобраться в природе этих денег, не просто верить в то, что нам о них сообщают, а сообщаемое проверить, кидает от одной загадки к другой. В самом деле, сделаем следующий расчет. По завещанию Крупская, по ее словам, получила деньгами четыре тысячи рублей. «Вызволяя» их из Краковского банка, Ленин и она уплатили маклеру в Вене «ровно половину», то есть две тысячи рублен. Сколько же осталось? Никакая «диалектика» не отменяет арифметику. Осталось две тысячи — и на это «мы жили до войны», то есть 1915, 1916, 1917 годы вплоть до конца марта, когда в пломбированном вагоне Ленин выехал в Петроград. Если «жили» на эти деньги, значит, тратили, однако, после их трат эти деньги не исчезают и в виде все тех же 2000 рублей оказываются на текущем счете в Азовско-Донском банке!

Наследство от тетки, представленное русскими рублями, прибыв в Краков, должно было конвертироваться в австрийские шиллинги. Шиллинги, переведенные через Вену в Берн, должны были обратиться в швейцарские франки. Нужна была еще третья операция, чтобы «остаток» от непрожитых Лениным и Крупской франков снова превратился в русские рубли и в виде 2000 рублей предстал на текущем счете № 8467. Когда же, где, при каких условиях, по какому курсу Ленин и Крупская произвели эту третью операцию? При последних переводах денег из Петрограда в Цюрих через Азовско-Донской банк Ленин за 500 рублей получил 869 франков — о том указание в одном из его писем. Пользуясь этим индексом курса, мы должны заключить, что к концу пребывания Ленина в Цюрихе остаток от наследства должен был составлять 3476 франков, именно эта сумма, обмененная на русские рубли, дает 2000 рублей. За полный пансион в Чудивизе Ленин и Крупская (см. ее «Воспоминания») платили пять франков за двоих в день. Предположив, что их жизнь в Цюрихе со вкушением не только одних молочных продуктов (от них «они взвыли») была даже вдвое дороже (что, конечно, преувеличено), общий расход составит 300 франков в месяц. Не будь у них ничего, кроме указанных 3476 франков, то и тогда без лишений, без всякого заработка и без прихода денег (а они приходили!) из России — имеющихся у Ленина средств хватило бы по меньшей мере на 10 месяцев. Почему же Ленин посылал панические письма? Непонятно!