Лерой. Обещаю забыть - Алиса Гордеева

бегал с Ариной, словно подросток. Какого чёрта взрослый, состоявшийся мужик решил стать клоуном для мелкой пигалицы?! Здесь явно что-то было нечисто. Но ни Арина, ни её отец меня не слышали. И если Пётр преследовал вполне определённую цель, хоть и волновался за дочь, требуя, чтобы я не спускал с неё глаз, то объяснение поведению Арины было только одно: она влюбилась. И это её мимолётное помешательство заставило меня побегать…

 Пять дней я тенью преследовал эту якобы влюбленную парочку, не сводя глаз с обоих. Пять дней я пытался поверить в их отношения, но так и не смог. Можно называть это чутьём, интуицией, но, глядя на них, я видел только фальшь. А ещё странные, пронизывающие насквозь своей откровенностью картинки, яркими вспышками озаряющие моё сознание. Стоило Арине притронуться к Макееву, пробежаться пальчиками по его лицу, прикоснуться губами к гладко выбритой щеке, как меня почти физически било током, являя перед глазами всё более откровенные изображения, как Кшинская проделывает то же самое, но со мной.

 Это было похоже на сумасшествие, безумие! Но с каждым днём, с каждым часом эти вспышки в моей голове становились все ярче и реалистичнее, словно это были воспоминания, а не простая игра фантазии. Почему я не придал своим виде́ниям должного значения, не знаю...

 Вот и сейчас сижу в пяти метрах от этой парочки и не могу отвести взгляд от Кшинской. Её рука в его руке. Её глаза обращены к нему. Макеев что-то расписывает в красках, то и дело отпивая кофе из небольшой чашки, а Арина смотрит ему в рот и глупо улыбается. Не могу понять, что она нашла в этом напыщенном придурке, насквозь пропитанном лицемерием и притворством, как не могу и доказать его нечистоплотность. По всем фронтам тишина: никаких фактов, никаких зацепок.

 Арина на мгновение оборачивается и смотрит в мою сторону. На несколько секунд наши взгляды встречаются, но я не вижу в её глазах счастья – того самого, что обычно горит огнём во взорах влюблённых. Я чувствую: что-то не то. Но объяснить не могу.

 Смотрю на часы: уже скоро нам нужно ехать домой. При всей видимой отчуждённости Петра он рьяно следит за тем, где его дочь, и когда та возвращается. Странное проявление заботы, особенно если учесть навязывание Макеева, но кто я такой, чтобы его судить?

 Словно по будильнику, Павел встаёт из-за стола и помогает Кшинской подняться. Приобняв её за тонкую талию, ведёт в сторону парковки – на сегодня их свидание закончено. Я же плетусь следом, проклиная себя за то, что не в силах оторвать взгляд от длинных и стройных ног Арины, прикрытых лишь короткими джинсовыми шортиками. Насильно заставляю себя смотреть по сторонам, чтобы избавиться от назойливого морока, но вместо этого представляю, как Кшинская обхватывает меня ногами и прижимается ко мне всем телом.

 Я медленно и мучительно схожу с ума, не в силах понять самого себя! Как и когда вместо несуразного подростка я стал видеть в Арине привлекательную девушку, не знаю и гоню эти мысли прочь. Вот только они постоянно возвращаются, путая сознание и отвлекая меня от всего на свете!

Именно поэтому совершаю ошибку. Очередную! Я позволяю мелкой обвести себя вокруг пальца и уехать с Макеевым без меня.

 В руках её мобильник. Перед лицом – растерянный взгляд Родиона: он тоже не ожидал подобного. Мы пытаемся их догнать, но изначально берём неверное направление. Знаю, что Макеев не позволит себе обидеть Арину, и всё же закипаю от злости, безысходности, собственной беспомощности и беспросветной тупости. Я упустил её! Это только моя вина!

 Родион напряжён. Напуган. Мы колесим кругами по городу, заглядывая в самые излюбленные Ариной и Макеевым места, но их нигде нет. Мой невольный товарищ по несчастью в растерянности хлопает глазами: мы уже должны были давно привезти девчонку к дому Петра, а сами даже не знаем, где их искать. А ещё Родик, наконец, начинает со мной говорить, правда, своими словами умудряется разорвать мою душу.

– Второго раза она не переживёт! – заявляет он, не отрывая взгляда от дороги, когда мы отъезжаем от набережной в сторону центрального парка.

– Он не обидит её, – отвечаю поспешно и лишь потом обдумываю слова водителя. – Что значит «второго»? Когда этот придурок успел её обидеть?

 Родион молчит и лишь качает головой, снисходительно улыбаясь.

 – Не он, –сухо заявляет он, когда тишина в салоне уже начинает раздражать.

– А кто? – Мне не нравится интонация водилы, но я делаю скидку на его состояние, прокручивая возможные варианты в голове. Не удивлюсь, если сейчас всплывёт имя сводного брата Кшинской (Кирилла, вроде), но Родион обрубает мои догадки на корню.

 – Думаешь, я не понимаю, что тогда она была у тебя? То, что я не сообщил об этом Петру Константиновичу, так это только из уважения к чувствам Арины. Я же её с пяти лет знаю... Она – ровесница моей дочери... Если дурёха решила молчать, то я поддержу её, но не тебя, Амиров.

 В ушах шум. Слова водителя никак не хотят укладываться в моём сознании: о чём он говорит, почему смотрит на меня, как на врага? О чём решила молчать Арина?

 – Родион, я не понимаю…

 – Не надо! – прерывает меня тот. – Я приехал за ней чуть раньше и прекрасно понял, откуда она шла в таком убогом виде. Арина может обманывать отца сколько угодно, ты, Лерой, и дальше изображать святого, но я видел сам, как её всю трясло, как всю дорогу до дома она неистово кусала губы и беззвучно рыдала. Я уже молчу о том, что привёз я её в коттеджный посёлок в платье и на каблуках, а забирал в мужской одежде и босую. Да, не отрицаю и свою вину. Я тоже хорош: пошёл у девчонки на поводу! Знал же, что никакой подруги у неё там нет, но был уверен, что ты её не обидишь! Я не знаю, зачем она тебя выгораживает, да и это, по сути, не моё дело. Но, поверь, если Макеев попытается с ней сотворить то же, что и ты, от бедной девочки не останется ничего, понимаешь?

– Нет, – шепчу я,