Загадочные женщины XIX века - Ги Бретон

Пары, разлученные войной, воссоединялись. И даже самые обреченные, искалеченные связи обретали новое дыхание…

Вернемся к императору и императрице.

Пункт 6-й предварительного договора о мире гласил, что все военнопленные должны быть немедленно освобождены.

15 марта Наполеон III еще был интернирован. Он начал нервничать. Почему на него не распространяется действие подписанного пакта? Его адъютант, генерал Кастелно, встретился с Бисмарком и задал ему этот вопрос.

В ответ канцлер преподнес урок правил поведения, принятых в военное время:

— Если бы сразу после подписания предварительного договора о мире император Вильгельм поспешил сообщить своему августейшему военнопленному, что тот свободен, это могло бы быть расценено как стремление как можно быстрее примириться с ним…

Кастелно, сбитый с толку, тем не менее сохранил невозмутимость и сказал, что «августейший военнопленный» не будет считать себя оскорбленным, если ему разрешат уехать хотя бы ненадолго.

Было решено, что император покинет Вильгельмшез не позже, чем через три дня, и отправится в Англию.

19 марта, после завтрака, Наполеон III попрощался с русскими офицерами и сел в поезд, отбывавший в Бельгию. За десять минут до его отправления один журналист, Мелс-Кон, вынырнул из толпы с депешей в руках. Он протянул ее экс-императору, который быстро вскрыл послание и прочел его. Так он узнал о революции, произошедшей в Париже. Накануне правительство Тьера направило войска к Монмартру, чтобы отобрать захваченные народом пушки. Национальная гвардия оказала сопротивление. Прогремели выстрелы. Женщины, подстрекаемые Луизой Мишель, присоединились к мятежникам.

Что это были за женщины? Гастон Да Коста, знаток истории Коммуны, пишет:

«Проститутки вышли из квартир, кафе, домов терпимости. Солдаты 88-го батальона, присоединившиеся к мятежникам, несли их на руках, за ними следовал легион сутенеров. Так они поднялись на гребне революционной волны, ликуя, призывая свергнуть власть, которую олицетворяла для них префектура полиции. Это они вместе с несколькими доведенными до отчаяния нищетой женщинами растерзали теплый труп лошади офицера, убитого на углу улицы Удон… Это они набросились на пленных, угрожая им смертью…»

Во второй половине дня стреляли на улице Розье, а вечером восставшие заняли министерство юстиции.

Наполеон III сунул телеграмму в карман и грустно произнес:

— Уже вторая революция под дулами врага!

Он не мог и предположить, что этот взрыв, не имевший ничего общего со сменой режима, провозглашенной 4 сентября, вселит в народ настолько сильный дух разрушения, что скоро Париж будет объят пламенем.

В тот момент, когда поезд тронулся, мятежные батальоны под командованием Центрального комитета Национальной гвардии захватили Отель де Виль, и правительство во главе с месье Тьером переместилось в Версаль.

Начинались дни Парижской коммуны…

В одиннадцать часов вечера Наполеон III прибыл на приграничную станцию Эбертштадт. Там его ждала принцесса Матильда. Он обнял ее и пересел в специальный поезд, который должен был отвезти его на берег Северного моря. В три часа утра он высадился в порту Остенде и сразу же поднялся на борт яхты «Графиня Фландрии», которую предоставил в его распоряжение король Леопольд.

На следующий день, в 10 часов, несмотря на густой туман, яхта снялась с якоря и взяла курс на Англию.

В Дувре Евгения и наследный принц ждали яхту на дебаркадере.

Наполеон III бросился к ним. На этот раз, как отмечает Поль Гени, «от его подчеркнутой сдержанности не осталось и следа». Они долго стояли, обнявшись, и плакали.

В тот же вечер они добрались до Числхерста. Экс-император любовался парком, лужайками, черными кедрами. Они остановились перед красным кирпичным зданием.

— Вот наш дом, — сказала Евгения, — надеюсь, он вам понравится.

Наполеон III молча вошел, оглядел вестибюль, гостиные, столовую, зимний сад, спальни, покружил по дому и улыбнулся.

— Ну, — сказала императрица, с беспокойством ждавшая реакции мужа, — я вижу, жилище, которое я выбрала, приглянулось вам…

Экс-император кивнул. Он спустился в гостиную, где был разожжен огонь в камине, решив, что не стоит говорить Евгении о той шутке, которую в очередной раз сыграла с ним судьба: этот дом в 1840 году принадлежал отцу очаровательного рыжеволосого создания — мисс Эмили Роулис, любовником которой он был.

КОММУНАРЫ РАТУЮТ ЗА ГРАЖДАНСКИЙ БРАК

Француз никогда не прячет свою жену из боязни, что его сосед сделает то же самое.

Историей Коммуны занимаются серьезные, важные люди, наделенные почти кальвинистской стыдливостью. Они изображают своих героев как мирских святых, которые заняты исключительно тем, что расстреливают генералов и с глубоким религиозным чувством перерезают глотку священникам.

Но они были не такими.

Коммунары умели взять свое от жизни и приласкать хорошенькую парижаночку в промежуток между двумя расстрелами. Рауль Риго, предводитель Коммуны, провозгласил: «Я за сближение полов, гражданские браки должны стать социальной догмой». Разрушение прежних представлений о семье было одним из важнейших принципов нового режима.

Ночные заседания, на которых присутствовали соблазнительные коммунарки, часто заканчивались действом, которое не было предусмотрено Платоном как необходимое для основания Республики. Коммунары дружно пыхтели на полу, на столах, в креслах, гордые тем, что действуют в соответствии с политическими требованиями своей партии. Эту дань наивному республиканству отдавали не только рядовые Коммуны. Предводители Коммуны развлекались в Отель де Виль, в министерствах и в Префектуре полиции. Ими двигало похвальное стремление разъяснить хорошеньким представительницам буржуазии основные догмы Коммуны. Для этого подлежащих перековке женщин освобождали из тюрьмы предварительного заключения.

Послушаем Максима Дю Кам:

«Вечером, часов в девять-десять, чиновники из числа народных представителей Префектуры полиции предъявляли канцелярии суда, имеющей мандат на освобождение арестованных из-под стражи, нескольких женщин, взятых под стражу в течение дня. Их передавали в руки представителя Курне, Риго или Теофила Ферре, который приводил их назад на рассвете. Тюрьма предварительного заключения стала своеобразным гаремом, в котором паши Префектуры выбирали тех, кто достоин приглашения на ужин».

Каждый вечер, несмотря на утомительный день, предводители Коммуны посвящали очаровательных пленниц в тайны республиканской эротики…