Девушка сбитого летчика - Инна Бачинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай, – сказал Федор, не чинясь…
Глава 31
Будни
И все вернулось на круги своя. В наезженную колею. Я уже не вздрагиваю при каждом звуке… почти не вздрагиваю. Ухожу утром, спешу домой по вечерам. Поднимаю голову, вижу свет в окнах квартиры – Лелечка ждет с ужином. Мы сидим и общаемся. Она не умеет готовить, но очень старается. И все время повторяет, как ей хорошо со мной, только немного скучно днем, когда я на работе. Днем она смотрит сериалы и ходит за продуктами. И каждый вечер повторяет с обидой, что Аичка опять не позвонила.
Она рассказывает, как Аичка не разговаривала с ней по целой неделе и делала вид, что не замечает, а она боялась лишний раз открыть холодильник.
– Лелечка, забудь, – говорю я. – Живи сколько хочешь!
– Она со мной не разговаривала, я обращаюсь к ней, а она смотрит мимо, – вспоминала Лелечка. – А я всю ночь рыдаю и не могу уснуть. Она и в детстве такая же была, она всегда ябедничала маме, что я не мыла руки, удрала с дополнительных занятий, спрятала под кровать дневник. Ты не представляешь себе, Анечка, чего я от нее натерпелась! Она всегда была права, а я всегда была виновата.
Я смотрю на Лелечку, которой почти восемьдесят, и вижу толстую неуклюжую девочку с вечной конфетой за щекой, с содранными коленками и сбитыми локтями, в меру ленивую, растрепанную, с оторванной пуговицей на платье, которая всегда виновата, а потому пропускает мимо ушей нотации, приказы, выволочки старших и правильной сестры Аички.
Лелечка, восьмидесяти лет отроду, сидит за столом, выковыривает пальчиком изюм из булочки и кладет пять кусков сахара в кофе. А в пластиковом ведре для мусора – блестящая упаковка из-под картофельных чипсов. Она поднимает на меня виноватые глаза, и сердце у меня сжимается от жалости. Я говорю:
– Лелечка, я принесла булочки с повидлом, твои любимые. А хочешь, пойдем в театр? Позовем Баську, хочешь? Она, кстати, передает тебе привет.
У Лелечки – Аичка, у меня – Амалия. И мы, как две карусельные лошадки, бежим по кругу. У меня еще есть время остановиться… Я вспоминаю Федора, его слова о вечных мальчиках и девочках, и чувствую, что еще миг – и я разрыдаюсь…
Тут раздается звонок в дверь, и я бегу открывать. Влетает Баська, румяная, запыхавшаяся, с пакетом из «Каравая» – хлебной лавки по соседству. Не иначе, булочки с повидлом!
– Лелечка, привет! – кричит Баська. – Как ты? Анюта не обижает?
Она пьет кофе и рассказывает, что снова пыталась проникнуть к этим… она мельком взглядывает на Лелечку и удерживает крепкое словцо… нехорошим людям, которые снова протекли и снова ее не впустили. Лелечка ахает, Баська выдает детали насчет того, что пятно уже потемнело, штукатурка сыплется, и вообще, льет как из ведра. Хорошо, что прямо над ванной. И она, Бася, расплакалась прямо в лифте, а лифт застрял, а какой-то мужчина, который застрял вместе с ней, спросил, почему она плачет, и напросился посмотреть на протекание… в смысле, когда лифт снова заработал, через двадцать минут. Посмотрел, постучал по стенке кулаком и сказал, что пришлет завтра рабочих и чтобы она не беспокоилась. Шикарный мужик!
– Из ЖЭКа?
Баська пожала плечами:
– Не похоже, там же одни бухарики. Здоровый такой! – Она улыбнулась до ушей.
– Ты пригласила в квартиру незнакомого человека?
– Да ладно тебе, – машет рукой Баська. – Хорошего человека всегда видно! Кстати, я принесла флешку с «Алгоритмом», посидим сегодня, не против?
– Это кино? – спросила Лелечка.
– Пока сценарий. Про одинокую девушку, которая случайно встречает человека… Он сбил ее машиной, она потеряла сознание, и он везет ее в травмопункт.
– Насмерть сбил? – спросила Лелечка.
– Нет, она остается жива, но потеряла память. А он ее оставил и уехал. А она его не помнит. А потом…
– …они встретились через много лет! – взволнованно подхватывает Лелечка.
– Через сорок, – бормочу я. – И она чувствует, что уже видела его раньше!
– Ага! И ребенок похож на него! – радуется Лелечка.
– Какой ребенок? – таращит глаза Баська.
– Мальчик! А он и не знал, что у нее ребенок!
Мы с Баськой переглядываемся. Театр абсурда. Баська розовеет – Лелечка недалека от истины: потеря памяти, ребенок, встреча через много лет… все это уже было, и не раз. Вокс попули[10], так сказать.
– Ты дозвонилась до Ольгицы? – спрашиваю я, с маху меняя тему.
– Нет. Она не отвечает.
– Пошли к ней. – Я поднимаюсь. – Лелечка, мы скоро!
Мы вылетаем из подъезда и бежим наперерез потоку машин, призывно размахивая руками.
В окнах Ольгицы свет. Мы летим мимо консьержа, бросив на ходу, что мы в шестнадцатую. На наш звонок долго не отвечают. За дверью тишина. Баська колотит в дверь кулаком.
Баська вдруг рявкает басом:
– Полиция! – Повернувшись спиной, лупит изо всех сил в дверь каблуком. – Старший сержант Грабля! Приказываю взломать дверь!
Я остолбеневаю и кручу пальцем у виска. Но угроза срабатывает, и мы слышим легкий шорох за дверью. Мы задерживаем дыхание. Дверь медленно отворяется. Баська немедленно сует в щель ногу.
– Олечка! – зову я. – Это мы! Открой!
Дверь открывается, и нашим взорам предстает Ольгица. Но, боже мой, в каком виде! Нечесаная, в халате, осунувшаяся – тень прежней.
Она недоуменно смотрит на нас, потом отступает, и мы входим. Она выглядывает за дверь, видимо, в поисках старшего сержанта Грабли. Баська уводит ее от двери и говорит тоном прокурора:
– Ты что, мать, совсем? Мы уже думали, сплела лапти!
Ольгица проводит рукой по лицу. Мне вдруг кажется, что она нас не узнает.
– Олечка, это мы! – повторяю я. Что говорить дальше, я решительно не знаю. Спросить разве, как здоровье?
– Кофе сделаешь? – бухает Баська. – С ликерчиком. Пошли, умоемся!
Она тащит Ольгицу в ванную. Та по-прежнему молчит, покорно идет за Баськой. Они скрываются в ванной, я иду в кухню. Шарю по полкам, нахожу кофе. Холодильник пуст, и я чертыхаюсь – не догадались купить хотя бы хлеба!
Я включаю кофеварку, опускаюсь на табурет. Кухня Ольгицы похожа на выставочный зал мебельного магазина – сверкает стеклом и хромом. Ольгица любит готовить… любила. И подробно рассказывать – сколько чего класть и как долго чтоб кипело, а мы выворачивали челюсти, удерживая зевки, и мысленно посылали ее… подальше.
Баська приводит умытую Ольгицу, усаживает на табурет, кивает мне:
– Принеси бутылку!
После секундной заминки я иду в гостиную, беру здоровенную бутылку виски. Баська на кухне уже разливает кофе. Она берет у меня бутылку, откручивает крышку и от души наливает виски в чашки. Сует Ольгице и приказывает:
– Пей!
Я пригубливаю – ох и гадость! Баська поддерживает рукой чашку Ольгицы. Та, зажмурившись, пьет, мелко глотая.
– Молодец, давай, давай! Еще чуть-чуть, до дна! – приговаривает Баська.
Ольгица допивает кофе. Баська заглядывает в чашку и говорит:
– Ну?
– Девочки… – выдыхает Ольгица. – Что мне делать? Меня все ненавидят! Соседи тычут пальцем, я боюсь выйти! Я даже не могу купить продукты! Меня арестовали, думали, это я… Волика, а теперь говорят, что он убивал… как же так, ведь его самого убили? Я ничего не понимаю!
– Успокойся, Оля, пока рано говорить. А люди всегда судачат, ты же знаешь. Может, переедешь к маме?
– Вы же знаете, мы с ней не очень… Она мне ни разу не позвонила. Мне теперь придется продать квартиру… если разрешат, и купить маленькую… – Ольгица трет лоб.
– Ну, я думаю, это не самое плохое решение, – осторожно замечаю я.
– Вы думаете, Волик виноват? – Она переводит взгляд с Баськи на меня.
Мы с Баськой переглядываемся. Сказать нам нечего. Бедной Ольгице отказано в утешении оплакать достойного человека, трагически ушедшего из жизни. Имя Волика будет проклято и предано забвению. Ольгица поменяет имя и никогда никому не признается, что была женой убийцы. А все ее золотые цацки, антиквариат, шмотки… Страшно подумать, что ради этого убивали! И с этим тоже придется жить…
– Я пойду работать, – говорит Ольгица. – Только вы меня не бросайте!
– Не бросим! – Баська обнимает ее за плечи. – Кем ты пойдешь работать?
– Медсестрой. У меня диплом медсестры, помните?
Мы переглядываемся. Когда это было!
– Савелию нужна секретарша, – вспоминаю я. – Хочешь, спрошу?
– Спроси, – говорит Ольгица неуверенно. – Но я не умею работать на компьютере.
– Что такое Интернет знаешь? Кухонные рецепты у тебя откуда?
– Но ведь для секретарш специальная программа, нужно уметь печатать, – неуверенно говорит Ольгица. – А я не очень…
Я вздыхаю с облегчением – кажется, она увлеклась, глаза заблестели, щеки порозовели. Кроме того, она опьянела.
– Девочки, я тут рядом гастроном видела, – говорит Баська. – Я бы чего-нибудь пожевала. – Она похлопала себя по животу. – Я быстро!
Она бежит в прихожую, и мы слышим, как захлопнулась дверь.
