Правда о втором фронте - Даниил Краминов

После обеда американские офицеры атаковали нас, требуя выдать «секрет советских ударов». По словам майора из оперативного отдела, Советская Армия имела на километр фронта меньше людей и техники, чем союзники. Тем не менее она ухитрялась делать такие прыжки, о которых союзники на Западе и не помышляли. Иногда англо-американским войскам приходилось наступать, не встречая противодействия, как это было, например, в северной Франции или Бретани. Но майор хорошо знал, что Советской Армии приходится преодолевать большое, порою просто бешеное сопротивление немцев. Французский офицер заговорил о «психологическом поражении» немцев на полях сражений в Советском Союзе, которое, по его мнению, и лишило немецкую армию моральной стойкости: не сумев удержать определенную линию фронта, немцы не могут уже остановиться до следующего рубежа.

Утром, туманным и промозглым, мы покинули Виттель, чтобы пробраться в Саверн, эльзасский городишко по ту сторону Вогезов. Горы были красивы даже в феврале. На вершинах еще лежал снег, ручьи шумели рядом с горной дорогой, леса стояли мокрые и черные. Сверху виднелись маленькие деревушки, лежавшие в глубоких долинах, с неизменными деревянными церквушками и кладбищами, камни которых белели издали. На самом перевале немцы соорудили прочный древесный завал. Влево от него чернела пропасть, справа рос могучий лес. В завале были устроены большие гнезда для танков и окна для противотанковых пушек. Но использовать это грозное сооружение немцам не удалось: его обошли.

Спуск в прирейнскую долину носил отчетливую печать недавнего немецкого господства: на дорогах желтели немецкие знаки, с вывесок придорожных ресторанчиков глядели немецкие имена, на стенах и заборах горных городков серели обрывки немецких приказов.

Долина между Вогезами и Рейном поражала тишиной, миром и спокойствием. Крестьяне трудились на полях, копались в садах и огородах. Женщины и девушки посматривали на чужеземные машины с интересом, готовые улыбнуться. Но американцы, наученные горьким опытом Арденн, мрачно смотрели вперед, упрямо игнорируя заискивающие улыбки.

У самого въезда в Саверн, где находился штаб 7-й американской армии, красовалась огромная доска с предупреждением, чтобы офицеры и солдаты союзных армий не появлялись на улицах города без оружия. Вторая доска запрещала им вести разговоры военного или политического содержания на улицах или в немецких домах, где офицеры были расквартированы. Третья доска призывала быть за надежной стеной до наступления сумерек. Последнее звучало даже угрожающе. Но наши опасения оказались напрасными: немцы вели себя смирно. Органы безопасности союзников еще не отметили ни одного террористического случая.

В штабе корпуса молодой разведчик, толковый и серьезный, прекрасно говоривший не только по-французски, но и по-немецки, объяснил обстановку на фронте. По его словам, подтвержденным картой, на участке корпуса протяжением более 30 километров немцы имели всего лишь 9 тысяч человек. Танковые части были сняты и посланы на Восточный фронт. Немцы отступили за Рейн, чтобы, прикрывшись этим широким водным барьером, освободить для Восточного фронта возможно большие силы.

В соседней комнате, увешанной картами, полковник штаба армии почти слово в слово повторил сообщение разведчика о том, что немцы отводят свои войска с Западного фронта. Воздушная разведка обнаружила десятки эшелонов, поспешно уходящих на восток. По некоторым дорогам эшелоны двигались в одну и ту же сторону по обеим колеям. Один из американских корреспондентов спросил, что теперь союзники намерены делать. Его английский коллега быстро ответил:

— Получить отпуск и отправиться в Вогезы на отдых.

Все рассмеялись, полковник засмеялся тоже. Он тут же рассказал, что одна из американских дивизий, помогавшая французам ликвидировать «кольмарский мешок», переводится на северный фланг армейского фронта. Французы, видите ли, хотят превратить весь живописный и почти незатронутый район Кольмара в зону отдыха армии. Тот же англичанин, под общий смех собравшихся, бросил:

— Я не виню их. Лучше отдыхать с комфортом, чем отдыхать, как мы, без комфорта.

На другой день корреспонденты совершили большую поездку вдоль фронта 7-й армии. Фронт молчал. В синих лесах по ту сторону Рейна и Саара, подернутых мутной пеленой, поднимался дым: горели, видимо, склады, подожженные уходящим противником. По эту сторону рек по рокадным дорогам катились американские обозы.

Союзники запасались снарядами, провиантом, подтягивали танки. Однако они не решались использовать свое огромное превосходство, чтобы ударить по немцам. Союзное командование, казалось, ожидало исхода великого сражения на Восточном фронте. Оно хорошо знало, что после этого сражения германская армия не досчитается многих своих отборных дивизий. Весеннее наступление союзников, о котором говорили офицеры, обещало быть легким.

Поздно ночью мы добрались до маленького люксембургского городка Эш. Только тут мы обнаружили» что нам удалось проскользнуть незамеченными под самым носом у немцев, еще сидевших в фортах Меца. Мы поверили официальному сообщению о взятии Меца американскими войсками и поэтому даже не спросили в штабе 7-й армии, свободна ли избранная нами дорога. Оказалось, что дорога находилась под немецким огнем. Либо немцы зевали, либо просто решили не тратить снарядов, но мы благополучно пробрались меж фортов, занятых противником.

В штабе 3-й армии, в Люксембурге, нас встретили тепло и приветливо. Генерал Паттон, принимавший в тот день корреспондентов, сделал несколько восторженных комплиментов по адресу Советской Армии, заметив, что верховное руководство советских вооруженных сил умело организует быстрое движение крупных войсковых масс и умно использует большие танковые соединения. Когда Паттон пошутил, что он ожидал нас с востока, а не с юга, корреспонденты и офицеры начали сыпать анекдотами на эту тему.

Рассказывали про какого-то капитана, который, приказывая своим бойцам занять холм, предупреждал: «Да будьте осторожны на восточном склоне. Возможно, что там отдыхают русские». Командир одной из дивизий отдал приказ предоставить тридцатидневный отпуск тем, кто первым встретит и приведет к нему русских. На другой же день двое расторопных солдат привели в штаб дивизии полдюжины русских, бежавших из немецкого плена, и потребовали вознаграждения. Командиру дивизии пришлось издать дополнение к приказу, разъясняющее, каких русских он имел в виду.

Пресс-конференция заняла две-три минуты. На фронте 3-й армии царило затишье. Из ее четырнадцати дивизий только одна вела операции, да и то местного характера. О них-то и рассказал офицер штаба. После него цензор объявил, как обычно, что нельзя упоминать того-то и того-то. Кто-то насмешливо бросил.

— И вообще нельзя упоминать, что мы ведем войну.

Корреспонденты закричали:

— Старо! Мы это еще вчера слышали…

Все же мы отправились в дивизию, которая вела операции на люксембургско-германской границе, севернее городка Эхтернах. Дорога тянулась лесом, высоким, молчаливым и печальным. Совсем недавно здесь шли бои. Клерки, повара и музыканты штаба 12-й группы и 3-й армии сражались в этом лесу, чтобы не пропустить немцев снова в Люксембург. За лесом, упираясь в самые облака, поднимались огромные антенные мачты. Немцы ухитрились захватить радиостанцию, но почему-то решили не разрушать ее перед своим отступлением.

Уже в сумерках мы добрались до передовой линии фронта. Она пролегала по дну глубокого скалистого оврага, который разделял здесь две страны. За скалами нашего склона прятались американцы; на той стороне, в густом лесу, виднелись серо-зеленые блиндажи. Американские минометы и пушки, не переставая, обстреливали их. Среди черных деревьев время от времени взвивалось пламя и клубами вставал белый дым. Блиндажи молчали.

Капитан, командир роты, бил кулаком по мокрому камню, из-за которого мы наблюдали за обстрелом, и ругался. Немцы, но его словам, не откликались на стрельбу, но, когда американская пехота спускалась на дно оврага, пересекала ручеек и начинала карабкаться по склону, немцы открывали бешеный огонь. Отбив атаку, они снова спокойно усаживались и продолжали есть и пить.

— Когда у них кончается жратва, — злобно говорит капитан, — они вылезают из блиндажей, поднимают руки и сдаются. Предполагается, что мы должны взять их в плен, накормить, напоить…

Под покровом темноты мы покинули передовые позиции и вернулись в Люксембург, в нашу гостиницу, полную света, шума и людей. Группа американских корреспондентов собралась в нашей маленькой, но теплой комнате. В один голос они прославляли Советскую Армию, восторгались русским народом, предсказывали вечною американо-советскую дружбу…

Политические события в бельгийской столице (отставка правительства Пьерло) заставили меня наутро выехать в Брюссель. Однако неделю спустя, продолжая нашу поездку по фронту, мы снова явились в Маастрихт, в 9-ю американскую армию (мы не поехали в 1-ю армию: она переформировывалась). Знакомый офицер штаба 9-й армии повел нас в конференц-зал и коротко рассказал, как все союзные армии на Западном фронте ничего не делают. На вопрос, кто же в конце концов действует, подполковник серьезно ответил.