Записки Джека-Потрошителя - Дмитрий Черкасов

Фрэнсис Томпсон отказывается от спиртного и быстро покидает дом своего коллеги и наставника. Он настолько разгневан, что не замечает фигуру, притаившуюся в тени неподалеку от дома.

Человек провожает взглядом Томпсона, быстро пересекает улицу и поднимается к Баллингу Рука в перчатке настойчиво стучит в дверь, пока за ней не раздается неторопливое шарканье. Томас Баллинг отвешивает шутливый поклон гостю и, криво улыбнувшись, проводит его в кабинет, где поспешно смахивает со стула старые газеты.

Но Джеймс Монро не собирается здесь рассиживаться. Шеф Особого отдела извлекает из бумажника банковский билет.

— Я оказался поблизости и решил лично заглянуть к вам. Вы, кажется, спиваетесь Баллинг?! Можно полюбопытствовать, что у вас за причины для такого безудержного пьянства?

Баллинг бережно принимает банкноту и прячет ее в шкатулку.

— Причины? — переспрашивает он. — Может быть, несчастная любовь… Или страх?!

Монро издает сдержанный смешок.

— Вы комедиант, Баллинг! Смотрите, чтобы наша договоренность не выплыла наружу, иначе я не смогу поручиться за вашу безопасность.

Баллинг грустнеет.

— Вы знаете, я профессионал, — он поднимает голову— Я не допускаю промахов!

— Допускаете, — возражает Монро. — Последние письма Потрошителя вы публикуете в виде копий! У вас дрожали руки, и вы поняли, что не сможете сымитировать чужой почерк. Или вы считаете, что я мало вам плачу?

— Нет, что вы… — Баллингу нечего ответить на этот упрек. — Вы ведь были довольны шуткой с почкой, я постараюсь еще что-нибудь придумать. Вот увидите…

— Постарайтесь и впредь не разочаровывайте меня! И вот что еще, Баллинг, — не открывайте двери, не спросив, кто за ней стоит. В конце концов, это может быть и наш убийца. Мне бы на его месте захотелось навестить человека, который пишет письма от моего имени!

Баллинг задумывается.

— Я, конечно же, шучу, — поясняет Монро. — Ведь Потрошителю неизвестно ваше имя. Однако все же будьте осторожны и прекратите пить!

Томас Баллинг снова остается один. Он запирает дверь, подходит к окну и выглядывает на улицу, где Джеймс Монро садится в экипаж, запряженный вороной парой. Журналист презрительно хмыкает и возвращается в кресло. Его мало волнуют угрозы Монро, равно как и вероятность того, что Потрошитель придет к нему со своими ножами. Он извлекает еще одну бутылку, которой, как всякий порядочный и обеспеченный алкоголик, запасся загодя. А письмо Потрошителя может и подождать.

— Хороший мальчик! Погладьте его, Уолтер!

— Я лучше воздержусь, он глядит на меня так, словно я — отбивная.

— Он в наморднике.

— Да, но мне почему-то кажется, что моя ласка не доставит ему радости.

Тонтон держит на поводке Барнаби. Собака смотрит на художника умными глазами, ее челюсти стянуты крепким намордником. Приказ сэра Уоррена — снабжать в пределах города намордником каждую собаку — был еще одной причиной недовольства лондонцев, хотя количество покусанных значительно сократилось. Тонтон тоже выказывает недовольство полицией, но вовсе не из-за намордников — он нарочно нарушил приказ Эдвина Бро, полагая, что собака может неожиданно понадобиться полиции, и предчувствие его не подвело.

— В самом деле? Что же случилось? — интересуется Сикерт. — Вы напали на след Джека-Потрошителя?

— Если бы! — Тонтон досадливо машет рукой. — Сегодня нас вызвали на Леман-стрит, в полицейский участок, а оттуда мы пошли на Коммершл-стрит. Оказывается, в пять часов утра там была совершена кража. Я сказал им: «Джентльмены, сейчас полдень; за семь часов след, скорее всего, выветрился, и собака не сможет его взять». Так оно и вышло, хотя мы, конечно же, попытались — я имею в виду себя и Барнаби.

— Сдается мне, что в голове у этого пса больше мозгов, чем у сэра Уоррена! — усмехается Уолтер Сикерт.

Барнаби, который все это время разглядывает художника, недовольно скалится.

— Что с тобой? — удивляется Тонтон, обращаясь к собаке, и поясняет Сикерту: — С ним такого никогда не было!

— Животные не очень-то меня любят! — говорит тот. — Помнится, однажды мне пришло в голову написать портрет Виктории Фэй [18] на черном жеребце — это была крайне неудачная мысль. Проклятый жеребец отчего-то испугался меня и сбросил наездницу. До сих пор не могу забыть выражения ужаса на ее лице!

Тонтон пожимает плечами, не вполне понимая, что такого замечательного в этой истории. Он спешит допить свое пиво и прощается со странным художником, который остается в пабе, чтобы понаблюдать за тамошними завсегдатаями. На лице Уолтера Сикерта блуждает рассеянная улыбка. Он провожает взглядом Тонтона, идущего по улице в сопровождении недовольного Барнаби. Собака оглядывается на окна паба. Сикерт поднимает руку, словно прощаясь с ним.

— Джентльмен любит собак? — Женщина занимает место за его столом — место, где только что сидел Тонтон. Она заслоняет от Сикерта и окно, и большую часть паба, так что он поневоле вынужден обратить на нее внимание. Она бесцеремонна, как свойственно публичным женщинам — особенно когда они чувствуют потенциального клиента.

— Нет, я предпочитаю кошек! — улыбается художник.

Мэри Джейн Келли по прозвищу Джинджер живет на Дорсет-стрит. Это та самая улица, на которой каждую субботнюю ночь совершаются грабежи и где лучше не показываться с двенадцати до часу ночи, когда подвыпившие клиенты покидают пабы.

Если пройти по ее правой стороне, начиная с Коммершл-стрит, то вскоре вы окажетесь перед сводчатым проходом примерно в метр шириной, ведущий во двор под названием Миллере-Курт. Напротив него на другой стороне улицы находится «Кроссингэм» — та самая ночлежка, где в ночь перед гибелью была Энни Чэпман и где не раз останавливалась Элизабет Страйд.

На Миллере-Курт стоят шесть домов с выбеленными стенами. Один из них, № 26, принадлежит Джону Маккарти, свечная лавка которого находится в соседнем доме. Маккарти сдает комнаты внаем. Квартира № 13 находится сразу за аркой, и всякий входящий во двор должен ее миновать.

Комната крохотная, в ней всего два окна; одно из них располагается так близко к входной двери, что, просунув в него руку со двора, можно дотянуться до замка. С другой стороны от двери стоит ночной столик; рядом с ним — кровать. Кроме этой мебели, в комнате есть еще один стол, кресло и буфет, где хранится кое-какая посуда, пустые бутылки из-под имбирного пива и немного хлеба. Напротив двери находится камин.

За столом у камина в этот вечер сидят двое: Мэри Келли принимает свою подругу — Мэри Энн Кокс, проститутку, живущую по соседству. Мэри Кокс принесла «Иллюстрированные полицейские новости» с интересной статьей: «Они готовы к встрече со злодеем из Уайтчепела — женщины вооружаются!» На рисунке к статье изображены три женщины, вооруженные ножами и пистолетами. Беспечное выражение на их лицах ясно показывает, что они даже представления не имеют, как пользоваться всем этим оружием.

— А у меня тоже есть кое-что! — Мэри Келли показывает подруге нож с обоюдоострым лезвием. Он выглядит так, словно долго лежал где-то на улице, но лезвие очищено от ржавчины и отлично заточено. Девушка пробует его пальцем и возвращает хозяйке.

— Мне дал его Джозеф, — говорит Мэри. — Он боится, что я могу встретить Джека-Потрошителя.

Мэри Келли снисходительно относится к страхам своего приятеля. Она знает, что ее жизнь не прервется под ножом какого-то мясника-убийцы. Мэри Келли верит в судьбу и в то, что ей суждена лучшая доля. Сейчас жизнь обернулась к ней нелучшей стороной, но у нее еще остается ее красота, и все еще может перемениться к лучшему. Она ничего не рассказывает Мэри Кокс о Джоне Беккете, но этот джентльмен явно очарован ею. Ей льстит его внимание, и она хочет увидеть его снова. Он пообещал, что они встретятся. Мэри Келли знает, что, если он пока ничего от нее не потребовал, это означает, что придется заплатить потом. Что ж, она готова — Беккет и в самом деле очень приятный джентльмен с изысканными манерами. Он выглядит таинственно. Он интригует. Совсем не похож на Джозефа Барнетта!

Но не хотелось бы принимать его здесь, хотя по здешним меркам Мэри Джейн Келли занимает роскошные апартаменты. Это жилище показалось бы просто шикарным Полли Николе или Элизабет Страйд — измученным, опустившимся и живущим только сегодняшним днем. Но Мэри Келли видала места и получше. После приезда в Лондон молодая ирландка с рыжими волосами и голубыми глазами пользовалась заслуженным вниманием мужчин. Один из джентльменов даже взял ее с собой в Париж, откуда она вернулась через десять дней. Своим знакомым она объясняла, что жизнь во Франции ей не понравилась, а истинные причины отъезда никогда не разглашались. Мэри Келли казалась открытой, искренней девушкой, но многое из того, что она рассказывала о себе друзьям и любовнику Джозефу Барнетту, впоследствии не подтвердится.