Паразиты - Морье Дю
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну вот, началось.
- Извини, Папа. У меня очень загруженный день. Все утро - покупки. Потом ленч с Джуди. Я обещала ей еще несколько недель назад, потом мы, может быть, пойдем в кино. Хотя, не знаю - это зависит от Джуди. Домой вернусь не раньше половины седьмого.
- Я слишком мало тебя вижу, дорогая, - сказал Папа. - Мы живем в одном доме, ты спишь в нем, вот, кажется, и все. Иногда я спрашиваю себя - да и спишь ли ты здесь.
- Ах, не говори глупостей.
- Хорошо. Хорошо. Иди и развлекайся.
И Мария вышла из комнаты и, напевая, дабы показать, что у нее чистая совесть, сбежала по лестнице прежде чем Папа успел еще о чем-то спросить ее. Она предприняла безуспешную попытку выскользнуть из дома прежде чем Селия выйдет из малой гостиной. У Селии было озабоченное лицо, во рту она держала карандаш. Она занималась Папиными письмами.
- Ты очень элегантна, - сказала она Марии. - Мне нравится такой зеленый цвет. Платье, наверное, страшно дорогое?
- Ужасно. Но я еще не заплатила. И не заплачу пока мне не пришлют письмо, где будет написано: "Мадам, мы желаем обратить Ваше внимание..."
- Пожалуй, нет никакой надежды на то, что ты съездишь с Папой на ленч в Лондон?
- Никакой. А что такое?
- Да нет, ничего. Просто сегодня он, кажется, не склонен ехать в "Гаррик" и совсем свободен. Какой прекрасный день.
- С ним можешь съездить ты.
- Да... Но мне так хотелось заняться рисунком. Помнишь, я тебе показывала - заблудившийся ребенок стоит у ворот...
- Тебе лучше отложить его на два дня. Нельзя заканчивать рисунок за один присест.
- Не знаю... Раз я что-то начала, то не люблю отрываться. Я люблю работать над рисунком, пока не закончу его.
- Ну, сегодня я не могу с ним поехать. У меня весь день занят.
Селия посмотрела на Марию. Она знала. Она не задавала вопросов.
- Да, понятно, - сказала она. - Что ж, желаю приятно провести время.
Все с тем же озабоченным выражением лица Селия вернулась в малую гостиную. Мария открыла входную дверь в ту самую минуту, когда Труда поднималась с цокольного этажа.
- Ты вернешься к ленчу?
- Нет, не вернусь.
- Хм. К обеду?
- Да, к обеду вернусь.
- В таком случае, не опаздывай. Мы обедаем в четверть седьмого, специально для тебя, из-за спектакля, так что будь любезна, приходи вовремя.
- Хорошо, Труда. Не ворчи.
- На тебе новое платье. Красивое.
- Рада, что тебе у меня хоть что-то нравится. До свиданья.
Мария быстро спустилась по ступенькам крыльца и побежала по дороге; и теплый ветер дул ей в лицо, и мальчишка-рассыльный, что-то насвистывая и улыбаясь, катил на велосипеде. Она скорчила ему мину и оглянулась через плечо: какое блаженство быть вдали от дома, вдали от семьи, вдали от всего... и идти в Риджент Парк, усыпанный крокусами, желтыми, белыми, розово-лиловыми; его машина ждет, он сидит за рулем... машина припаркована в обычном месте, между Святым Лунстаном и Зоологическим садом. Верх машины поднят, на заднем сиденьи множество пледов, корзина со всем необходимым для пикника, и по пути за город они поют, поют оба во весь голос. Нет и не было на свете ничего веселее, чем делать то - и вам это прекрасно известно - чего делать не следует. Известно это и тому, кто сидит рядом с вами, но... и весеннее утро сияет вокруг, и ветер развевает волосы. И все это тем более волнует и возбуждает оттого, что он, этот некто старше ее, он похож на Папу, и прохожие всегда провожают его долгими, любопытными взглядами. И вот вместо того, чтобы присутствовать на собрании, на завтраке или выдавать призы студентам, он везет ее за город, сидит здесь, в машине рядом с ней. Оттого она и была так счастлива, оттого и пела. Все происходящее так напоминало детскую игру в индейцев, в которую она играла с Найэлом и Селией, всегда беря себе роль индейского вождя и расхаживая со скальпом на поясе. Она и до сих пор играла в индейцев... Он говорил ей о театре, о своих планах.
- Когда мы отыграем эту пьесу, - говорил он, - то поставим то-то и то-то. Вы сыграете роль девушки, вы просто созданы для нее.
- Я? А я не слишком молода для этой роли? Я имею в виду последний акт, когда она возвращается постаревшей...
- Нет, - сказал он. - Вы можете это сыграть. Вы сможете сыграть что угодно, если я покажу вам, как это делать.
Он говорит, что я могу сыграть все, подумала Мария, он говорит, что я могу сыграть все, а ведь мне только двадцать один год.
Машина набрала скорость и, обгоняя другие машины, помчалась по гладкой прямой дороге за город; нежный, теплый апрельский ветер доносил аромат ракитника, но Мария обращала на него так же мало внимания, как на летящую из-под колес пыль.
Под теплым солнцем бутерброды с яйцом и холодный цыпленок казались особенно вкусными, а виноград отливал нежным золотисто-восковым цветом. Даже джин с вермутом, который пили прямо из горлышка серебряной фляжки имел более приятный вкус, чем когда его пьешь из старинного бокала; кроме того, он булькал в горле, вы задыхались и вам приходилось одалживать носовой платок. И это тоже было весело. На воздухе все веселее. Пойдет дождь, ну и пусть - в машине есть пледы и зонты.
Дик сказал: коль льет снаружи,
Будем прыгать мы по лужам...
Эти строчки пришли ей на память, когда она лежала в поросшей травой ложбинке и вдруг пошел дождь. Она затряслась от беззвучного смеха - ведь это так смешно.
- Над чем вы смеетесь? В чем дело? - спросил он.
Что на этоответить? Мужчины так обидчивы и ранимы. Они не понимают, что смех неудержимым потоком нападает на вас часто, слишком часто; что вы вдруг ни с того ни с сего подумали о чем-то совершенно нелепом. Например, о том, что у него длинные уши, как у фарфорового кролика, который стоит у вас на камине, а разве можно быть серьезной, когда вспомнишь такое? Или, что в голове у вас вдруг мелькнуло: "Проклятье, не забыть бы о визите к дантисту в пятницу утром". Или в ту самую минуту, когда он крайне сосредоточен, а вы лениво переводите взгляд с предмета на предмет и замечаете прямо над своей головой усыпанную почками ветку, вам приходит на ум, что неплохо бы взять ее домой, поставить в воду и наблюдать, как почки превращаются в листья. Впрочем, не всегда. Иногда вы не думаете ни о земном, ни о небесном, а лишь о том, что важен только данный миг, что землетрясение может разверзнуть землю и поглотить вас, а вы этого даже не заметите.
Что есть более покойного и сладостно-дремотного, чем закат солнечного весеннего дня. Возвращение в Лондон. Проходящие мимо машины. Ни мыслей, ни чувств, полное молчание. Вы сидите в нескольких пледах - чем не кочан капусты. Затем зевок, рывок в реальность, и нарастающий шум уличного движения окончательно возвращает вас в окружающий мир.
Время зажигать огни; витрины в магазинах предместий ярко освещены, люди, толкая друг друга, идут по тротуарам. Женщины с продуктовыми корзинами, женщины с ручными тележками, огромные грохочущие автобусы, скрежещущие трамваи и человек на одной ноге, протягивающий поднос с фиалками "Свежие фиалки. Прекрасный букет свежих фиалок". Но фиалки покрыты пылью они целый день пролежали на подносе. На вершине Хемпстед Хит* народ еще не разошелся с пруда. Мальчики с палками, девочки без пальто зовут лающих собак. Маленькая парусная лодка, брошенная хозяином, покачивается на середине пруда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});