Случай из жизни государства (Эксперт) - Александр Хабаров

Он присел на корточки возле будки. Тузик бежал от барака со знакомой белой чашечкой. Из-под самопальной салфетки струился еле заметный парок.

Обгоняя Тузика промчались двое в несуразных чушковых "гнидах": один высокий, другой пониже. Монгол узнал "обиженных", Мариванну и Гулю. Гуля размахивал левой рукой, а правой прижимал что-то, находившееся под ватником. Петухи бежали к "зверинцу".

- Монгол, смотри! - вдруг завопил Тузик и махнул правой рукой вверх, чуть не уронив чашку с чифиром.

Алексей поднял глаза. В небе кружил дельтаплан, управляемый Ванькой-Балконщиком. Со стороны КПП стрекотнул АК-74, дельтаплан повело в сторону, но Балконщик выправил его и поднялся повыше. Вторая очередь его не достала, и вскоре летучий зек завернул на ещё один вираж, пытаясь выпрямить полет в направлении Чум-озера.

- Во дают! - восхитился Тузик, ставя перед Монголом чашку.

- Кому тюрьма, а кому мать родна, - согласился Монгол.

- Ему бы щас гранату какую - он бы пособил братве! - продолжал радоваться Тузик.

- Дай Бог ему живому слинять отсель, - махнул Монгол на Тузика рукой. - Ладно, чифирнем - и в промзону!

Он отхлебнул из чашечки пару глотков, передал Тузику. Тот тактично отпил положенное и задвигал левой ладонью, как бы обмахивая грудь: мол, все, хорош, больше не буду.

Из домика "вахты" тянулся черный дымок: зеки выкуривали из "стакана" Панциря-Бронько, обложив "убежище" горящими кусками автомобильных скатов. Прапор и сам бы вышел, но уронил под ноги ключи и никак не мог согнуться, чтобы поднять их. "Какая ж сука его придумала, стакан этот?!" - извивался Бронько в узком вместилище, задыхаясь от едкого дыма.

Справа от "вахты" более сотни самых оголодавших мужиков осаждали "магазин-ларек". Ларечный шнырь Касимов (Индюк) спрятался в бочке с хамсой. Рыбы, впрочем, в бочке было маловато, зато рассолу хватало, и татарин Касимов молил аллаха, чтобы зеки побыстрей поделили конфеты, сигареты, маргарин и ушли: между крышкой и поверхностью вонючей жижи едва хватало места для головы, приходилось время от времени нырять.

У локалки "козлятника" бушевала толпа побольше, но её пока ещё сдерживал уговорами Окоемов. Сами "козлы" уже заперлись, загородились шконками и вооружились стальными шконочными полосами, справедливо полагая, что в плен их брать не будут. Стоять решили насмерть.

- Вот же эпическая сила! Такая фортецыла накрылась! - ни к кому не обращаясь громко говорил мечущийся по бараку завхоз Жукипукин-Лунников. Мне же через год домой по двум третям, а?

- Мужики! Вы только не волнуйтесь, - волновался в локалке Окоемов. Какие у вас претензии? Изложите по существу. Зачем же всех подряд мочить, калечить?

Окоемов вовсе не боялся зеков, он давно уже вообще ничего не боялся, кроме перемен в чем-либо. У него даже мелькнула мысль выйти из локалки, поговорить с каторжным народом поближе, лицом к лицу.

- Требования наши просты, понял! - заорал объявившийся и в этой группе зеков, словно Фигаро, Лаборант. - Чтоб сюда приехал министр, а ещё лучше президент! Мы президенту нашему верим, а вы, мусора, вводите его в заблуждение. Он, поди, не знает, как нас щемят в местах лишения свободы! А не приедет никто - будем всех подряд мочить, калечить!...

Со стороны промзоны вдруг послышался грохот и лязг открываемого шлюза. Внутренние ворота раздвинулись, открыв взорам зеков, "обстреливавших" административное здание, более сотни солдат в касках под прикрытием пластиковых щитов. В руках бойцов были резиновые дубинки. Солдаты, однако, не двигались.

Не двинулись и зеки.

МОСКВА

МУСОРОПРОВОД

1

Галина Ильинична Лесовицкая никак не могла предположить, что её тихая и кроткая Мариночка, доченька её послушная, неожиданно, да ещё и с детьми, отправится в аэропорт Домодедово, чтобы лететь в ужасный край, в Зимлаг, в Злоямово! Только что она позвонила и сообщила это пренеприятнейшее известие! Впрочем, Галина Ильинична пометалась, нервничая, недолго: вспомнила себя - и покойного мужа в Иркутлаге. Она, молодая и красивая, тоже ездила, Боже мой, в общем вагоне - в такую даль! И поездка не принесла ничего - ни ей, ни Грише. Свидания не дали, жить и работать было негде, видела она мужа лишь один раз - когда вели по "коридору" из колючей проволоки на завод ЖБИ - стропить и грузить на платформы огромные плиты. Она его узнала сразу в серой массе, не могла не узнать, да и он вдруг поднял голову, кивнул ей и даже чуть махнул рукой. Вот и все.

В нынешнее время в лагерях свидания почти без проблем, и, говорят, заключенному даже могут дать отпуск по чрезвычайным обстоятельствам - для этого нужно, чтобы внезапно умер близкий родственник (это буду я, знала старушка) или случилось стихийное бедствие: землетрясение, ураган, пожар...

Никак не могла Галина Ильинична полновесно осудить дочь за её самовольство. "Пусть, пусть... Пусть она сама увидит жизнь во всей её, ха-ха, красе...". Когда Виктор сел первый раз, Галина Ильинична сама возила дочь: пока Мариночка двое суток пребывала на свидании с Виктором, мать её жила в грязной двухэтажной гостинице с неуместно игривым названием "Гнездышко" - кроме неё "гнездовались" два снабженца и старичок-отец, приехавший, как и Лесовицкие, на свидание к сыну.

"Мама, не забудь о "Добрых Людях! Четырнадцать ноль-ноль! - кричала в трубку дочь. - И Андриану дай пятьсот долларов! - если возьмет, конечно..." (Марина была уверена, что Голощапов будет благородно отказываться, но знала, что мать настоит на своем).

Галина Ильинична ничего не забыла и уже с 13.30 выглядывала в окно: не подъехала ли та красивая машина с риэлтерами? На улице ничего не происходило, если не считать того, что трактор, экскаватор и группа людей в оранжевых жилетах разбирали завал камней на месте ночного бара "Русский Самурай". Двое мужчин (один, что странно, нес ведро) вышли из подъехавшего авто и пошли в подъезд, но это были не риэлтеры, да и авто не иностранное, а наше, русское. "Москвич". (Галина Ильинична безошибочно отличала иномарки от отечественных машин, но все отечественные упорно называла "москвичами", абсолютно не замечая разницы).

А в 13.55 к дому подъехала иномарка с "Добрыми Людьми" - старушка сразу узнала красивую, выдержанной формы, машину. Вышли те самые, что были в прошлый раз, вежливые и приятные молодые люди (впрочем, один был неопределенный какой-то - из-за бритой - ах, мода! - головы). Он-то и заметил Галину Ильиничну в окне, приветливо махнул ей рукой и что-то, улыбаясь, сказал товарищу. Тот закивал головой...

- Карга старая уже в окне засветилась, усекла нас, - сказал Ваня Хлюпик и помахал рукой. - Лыбится.

- Ништяк, доулыбалась, - подтвердил Ширяйка, посмотрел налево и увидел руины "Русского Самурая". - Глянь, братан: землетрясение, что ли?

- "Дорожный патруль" смотреть надо. Сказали: бомба с механизмом. Абубакара-Черныша на части разорвало, а Жир-Хан - я с ним на Вятлаге чалился - задохнулся под обломками. И х.. с ними, двумя зверями меньше стало...

Под козырьком подъезда качались два только что опохмелившихся мужика в "польтах" и кроличьих шапках: типичные алкаши из "спального" района, явно безработные или малооплачиваемые. Рядом стояло ведро с мусором, а чуть поодаль - бутылка с остатком водки.

- Ну, и чё, чё? - бормотал тот, что повыше. Он был совсем пьян, его "вело" в сторону, но он хватался за товарища, а тот все пытался отцепить чужие пальцы от своего рукава. - Ты мне адрес напиши, куда ехать. Я же по шестому разряду пахал, на все руки, бля...

- Ручки нет, - отвечал второй, пониже ростом, коренастый.

- Как - нет? - пьяный повернул голову и мутными глазами посмотрел на идущих к подъезду Хлюпика и Ширяйку. - Мужики, ручка есть, а? на айн момент, а?

У Хлюпика был "Паркер" с золотым пером (он "заиграл" его у Голощапова ещё месяц назад - и не отдал). Ваня не хотел давать какой-то пьяни хорошую ручку и толкнул Ширяйку:

- Есть ручка? Дай мужику.

- Да откуда? Что я, писарь, что ли? Сам дай.

Высокий схватил Хлюпика за рукав:

- Земляк, адрес запишу - и все, а? Дай!

- Ладно, - сжалился Хлюпик. - Только не дави сильно.

- Да что я, семижильный, что ли? - обиделся высокий. - Щас в подъезде, на приступочке... Пойдем, Шурик!

Алкаши, качаясь, провалились в подъезд, однако Шурик ведро с мусором не забыл, успел подцепить его костлявым пальцем. Ширяйка и Хлюпик вошли следом.

- Вызывай лифт, - сказал Хлюпик Ширяйке и повернулся влево, где у приступка качались эти алкаши, собиравшиеся писать что-то на сигаретной пачке.

Ширяйка вызвал лифт и тоже подошел, вытащил сигаретку.

Высокий снял с авторучки колпачок, осмотрел, цокая языком, золотое перо и неожиданно, каким-то неуловимым, словно бросок кобры, движением кисти вонзил авторучку прямо в выпуклый глаз Ширяйки. И тут же, чуть подковырнув, выдернул её. Вывалился и глаз - окровавленный комок висел на скуле.

Ширяйка закричал бы - так было больно и страшно - но высокий ткнул его, перевернув ручку, другим, не острым концом, в солнечное сплетение - и крик захлебнулся в зародыше.