Дьявол и Дэниэл Уэбстер - Стивен Винсент Бене

средиземноморскую синеву. Признаться, все это весьма мило, и тем, кто прошел индийскую кампанию, подобно мне, грех жаловаться. В «Белой лошади» ко мне почтительны – разве я не английский милорд? – и мой славный Гастон преданно обо мне заботится. Но в маленьких городках на водах не в сезон царит скука смертная, к которой наши галантные противники, французы, в провинции умеют приспособиться изысканнее, чем в любой другой стране мира. Можно ли вообразить, чтобы ежедневное прибытие дилижанса из Тулона вызывало ажиотаж? А между тем, уверяю, у меня вызывает, как и у всего Сен-Филиппа. Я прогуливаюсь, лечусь водами, читаю Оссиана, играю в пикет с Гастоном, и все же кажется мне, будто я жив лишь наполовину…

… Ты улыбнешься и скажешь: «Дорогой братец, ты же всегда кичился склонностью к изучению человеческой натуры. Неужто не найдется даже в Сен-Филипп-де-Бене ни общества, ни личности для твоих исследований?» Сестра, дорогая моя, я направляю все усердие к этой цели, но пока почти напрасно. Я беседовал со своим врачом – хорошим человеком, но без светского лоска, беседовал с кюре – хорошим человеком, но скучным. Я даже совершил поползновение на светское общество вод, начиная месье маркизом де ла Персдрагоном с девяносто шестью разделениями щита на фамильном гербе, засаленными манжетами и зловещей заинтересованностью моей печенью, и заканчивая миссис Макгрегор Дженкинс, почтенной и краснолицей, беседовать с которой все равно что попасть под обстрел именами герцогов и герцогинь. Но, откровенно говоря, любому из них я предпочитаю свое кресло в саду и Оссиана, хоть и рискую прослыть невежей. Какой-нибудь остроумный плут стал бы для меня поистине даром небес, но существуют ли такие в Сен-Филиппе? Думается, нет. А пока в своем ослабленном состоянии я каждое утро буквально сгораю от нетерпения, ожидая, когда явится Гастон с запасом деревенских сплетен. Скверный оборот приняли дела, надо сказать, для человека, служившего у Эра Кута, и если бы не переменчивость удачи, не говоря уже об одном окаянном интригане… (Здесь пропущен длинный отрывок рукописи, повествующий о службе генерала Эсткорта в Ост-Индии, а также его личное нелестное мнение об Уоррене Гастингсе.)… Но в пятьдесят лет человек либо глупец, либо философ. Так или иначе, если бы Гастон не обеспечивал мне личность, чтобы было на чем оттачивать остроту ума, вскоре я уверовал бы, что его иссушил индийский зной…

21 сентября 1788 года

Дорогая моя сестра:… Поверь мне, здравого смысла во взглядах твоего приятеля, лорда Мартиндейла, немного. Французскую монархию не следует сравнивать с нашей, но король Людовик – превосходный правитель, пользующийся любовью, и предложенный созыв Генеральных штатов не может не оказать благотворнейшего воздействия… (Здесь пропущено три страницы о французской политике и возможности выращивания сахарного тростника на юге Франции.)… А что до новостей у меня, я продолжаю следовать прежним усыпляющим курсом и чувствую, что от вод мне определенно полегчало… Так что буду продолжать лечиться ими, несмотря на всю неспешность этого процесса…

Ты спрашиваешь, боюсь, слегка насмешливо, как продвигаются мои исследования человеческой натуры?

Не так уж плачевно, дорогая моя сестра: во всяком случае, мне удалось завязать знакомство с одним странным типом, а здесь, в Сен-Филиппе, это уже триумф. Со своего места на променаде я некоторое время наблюдал за невысоким толстячком примерно моих лет, вышагивающим туда-сюда между липами. По-видимому, местные знаменитости вроде миссис Макгрегор Дженкинс избегают его общества, и я поначалу причислил его к отставным актерам, ибо в его одежде и походке есть что-то театральное. Он носит широкополую соломенную шляпу, свободные нанковые панталоны и сюртук полувоенного фасона, а водами лечится столь же церемонно, как и месье маркиз, хотя и не так светски. Мне следует определить его как южанина, ибо у него живые темные глаза, желтоватая кожа, тучность и манеры Родомонта, которые выдают истинного сына французского Миди, едва тощая и голодная юность для него останется позади.

Однако есть в нем некая незадачливая странность, которая отделяет его от преуспевающих буржуа. Пока что не могу уловить, в чем она состоит, однако она вызывает у меня интерес.

Так или иначе, тем утром я сидел в привычном кресле и читал Оссиана, а он в одиночестве прохаживался кругами по променаду. Несомненно, я увлекся своим автором больше обычного и, должно быть, произнес вслух несколько строк, пока незнакомец проходил мимо. В тот раз он лишь метнул на меня быстрый взгляд, им и ограничился. Но проходя мимо меня в следующий раз, он помедлил, остановился, а затем снял свою соломенную шляпу и чрезвычайно вежливо поприветствовал меня.

– Да простит меня месье, – хмуро и чинно произнес он, – но месье, конечно, англичанин? И строки, которые месье только что повторил, написаны великим поэтом Оссианом?

Я с улыбкой признал его правоту по обоим пунктам, и он снова поклонился.

– Да простит месье это вмешательство, – продолжал он, – но я сам давно восхищаюсь поэзией Оссиана.

И он дочитал до конца начатый мной отрывок на весьма неплохом английском, хоть и с сильным акцентом. Само собой, я бурно расхвалил его, – ведь не каждый день на променаде французского городка на водах встречаешь такого же, как ты, поклонника Оссиана, – а потом он сел в кресло рядом с моим, и мы разговорились. Для француза он на удивление хорошо знает наших английских поэтов – возможно, был когда-то домашним учителем в семье англичан. В ту первую встречу я не досаждал ему вопросами, хотя отметил, что и по-французски он говорит с легким акцентом, что кажется странным.

Есть в нем что-то злодейское, сказать по правде, хотя его разговор со мной был энергичным и возвышенным. Вместе с тем он болен и, если не ошибаюсь, разочарован, но когда он говорит, его глаза вспыхивают неожиданным воодушевлением. Не хотел бы я нарваться на такого противника в засаде, однако он вполне может оказаться безобиднейшим наставником с подорванным здоровьем. Воду мы выпили вместе, к неприкрытому недовольству миссис Макгрегор Дженкинс, демонстративно подобравшей юбки. Позже она, не скупясь на слова, дала мне понять, что мой новый знакомый – всем известный бандит, хотя, отвечая на расспросы, не смогла назвать более веских причин подобного отзыва, чем то, что он живет за городом, что «никто не знает, откуда он» и что его жена «тоже хороша, чего и следовало ожидать», что бы ни означала эта напыщенная фраза. Ну, джентльменом его вряд ли кто-нибудь назвал бы, даже по довольно-таки низким меркам миссис Макгрегор, но благодаря ему у меня состоялся лучший разговор за весь месяц, а если он и впрямь бандит,