Пленники Барсова ущелья - Вахтанг Ананян

— Да, — подхватил он, — командовать — не мое дело. Я опять отдаю тебе свой голос, Ашот. То, что было тогда, — не в счет.

Нет, товарищи желают ему только добра! Это ясно как день, это видно по их отношению к нему, по их глазам.

И Ашот ощутил, что в нем пробуждается какое-то теплое чувство к ним, какая-то новая любовь, а вместе с ней — уважение.

Ведь когда ты уважаешь кого-нибудь, когда ценишь чьи-то достоинства, то смотришь на этого человека как на равного. И здесь уже не может быть места грубости, презрительному слову, взгляду, жесту…

Так размышлял сейчас Ашот, и от этих мыслей с души его словно смывалось то плохое, что отягощало ее.

— Хорошо, — сказал он смущенно. — Но какое уж там командование? Будем работать вместе. Если…

— Вот-вот! — обрадовался Гагик. — Именно этих слов мы и ждали от тебя.

— Так-то так, — продолжал Ашот. — Но организованность все-таки нужна. Отец говорил, что когда в армии посылают на задание двоих, один из них обязательно старший. Так что, если и я иногда буду суров, не обижайтесь… A теперь о наших делах. Как мы уже решили, расчистка тропы откладывается. Так? Хуже всего, что поток унес самое необходимое — наше оружие. Чем будем добывать еду? Чем кормить больных?

— Оружие мы сможем сделать вечером, в свободное время, — предложил Асо.

— Пока же надо подумать о еде, — добавил Гагик. Этот разговор был прерван слабым вздохом Шушик.

— Подите отройте дорогу, — простонала она, — тут жить нельзя.

Ашот вопросительно посмотрел на Гагика. Но тот, как всегда, отделался шуткой:

— Как! Ведь я обещал, что накормлю тебя супом из куропатки! Мужчина должен держать слово.

— Иди, иди, Гагик… Я совсем не хочу есть, — отозвалась больная. Мне ничего не надо… Только бы дорогу домой скорее отрыли.

«И верно, ведь если дорога будет отрыта, то и суп будет и шашлык. Жизнь будет! Так зачем же, бросив главное, заниматься пустяками? Не помешай вода, мы, пожалуй, давно очистили бы тропинку. И больные тоже помешали…» — раздумывал Ашот.

— Дорогу, скорее отройте дорогу! — снова простонала Шушик.

«Ладно, — мысленно решил Ашот, — пойдем поищем по дороге ягод, а там, может, и поработаем немного, хоть для того, чтобы подбодрить больных».

О том же думал и Гагик.

— Надо сделать вид, что мы работаем на тропе, — прошептал он на ухо Ашоту, — а то эта девочка совсем отчается. — И громко добавил: — Ладно, суп поручается Асо. Послушай, парень, поднимись на гору, насыпь зерна и позови: «Цып-цып, цып-цып!» Поймаешь одну курочку — вот тебе и суп! — пошутил Гагик. — Ну, Ашот, пошли!

Асо остался в пещере. Он сидел около притихшей Шушик и прислушивался к радостным песням куропаток, встречавших там, наверху, утро нового дня. Казалось, птичьи голоса звучали совсем рядом — выйди и жди удачи! Но как подойти, как поймать хотя бы одну куропатку?

Нет, надо все-таки попытать счастья.

Асо уселся в стороне и, пока Шушик спала, долго водился — он делал пращу. Потом мальчик вышел из пещеры и стал взбираться на гору. Лениво-прелениво плелся за ним Бойнах.

Хотя Асо и считался хорошим стрелком из пращи, но ни одна из куропаток не пожелала убедиться в этом — все хотели жить. Зато Асо нашел в скалах орла со сломанным крылом, и это было настоящим счастьем!

До самого полудня преследовал мальчик огромную птицу. Закидал ее камнями, несколько раз падал, расцарапал себе колени… Но поймать птицу не мог.

Может быть, мешало то, что над головой Асо все время кружил крупный ягнятник — старый орел с белой шеей и белыми мохнатыми «шароварами» на ногах?

С резкими криками налетал он на мальчика и пугал его. Вероятно, это был товарищ раненого.

Пробираясь среди камней вслед за убегавшей птицей, Асо все время звал за собой Бойнаха, рассчитывая на его помощь. Но тщетно: орел старался уйти в такие расщелины, куда не пролезла бы и собака.

Наконец Асо удалось так ударить птицу из своей пращи, что она, бездыханная, распласталась среди камней на одном из нижних выступов скалы. Но, чтобы добраться до этого выступа, необходимо было по крайней мере быть сытым. А у Асо от голода подгибались ноги. К тому же он так устал, безуспешно преследуя куропаток, что сейчас, тяжело дыша, лежал на камне и не находил в себе сил спуститься в расщелину за своей богатой добычей.

И все же сердце Асо трепетало от радости. Ведь гриф — это, говоря словами Гагика, три-четыре кило чистого мяса! И для Шушик суп будет, и товарищи поедят. А когда сил прибавится, можно будет снова заняться тропинкой — дорогой к свободе… Вот ведь какую роль должен был сыграть убитый Асо орел!..

Эти перспективы так обнадежили пастушка, что он тут же, лежа, начал обрывать листки с росшего рядом куста душистого тимьяна. Чудесная будет приправа к супу! Изголодавшийся мальчик, кажется, уже вдыхал его вкусный запах.

— Бойнах, — ласково попросил Асо собаку, — пойди, Бойнах-джан, принеси, — и взглядом указал на орла.

Бойнах понял. По узеньким выступам в камнях он осторожно спустился вниз и, радостно повизгивая — ведь и ему должна была перепасть немалая доля этой добычи! — ухватил птицу зубами. Как задрожал, как взволновался голодный пес, почувствовав горячую, кружащую голову кровь!

Но неожиданно с неба бомбой упал на собаку старый орел. Его острые когти вонзились в спину Бойнаха. На мгновение сильная птица подняла отощавшего пса на воздух, но сразу же выпустила — ведь что ни говори, а это была огромная овчарка.

С визгом скатился Бойнах со скалы и исчез в нагромождениях камней, а брошенная им птица повисла на таком высоком утесе, откуда ее могло бы снять разве только какое-нибудь крылатое существо.

— Ай, Бойнах-джан, ай, братик мой! — в отчаянии вскрикнул Асо и, забыв о своей слабости, сбежал вниз.

Но, к большой его радости, Бойнах был жив. Он сидел на мягкой палой листве и, глядя на хозяина добрыми, теплыми глазами, испуганно повизгивал.

Асо осмотрел собаку, поставил на ноги, ощупал шею, бока, заставил походить. Все, кажется, обошлось — кости целы. Только из спины сочилась кровь. Там была довольно глубокая рана — следы острых когтей орла.

— Бойнах, мой милый, и ты попал в число наших больных. Ну что мне с тобой делать? Чем мне тебя лечить, кормить? — обнимая собаку, огорченно говорил Асо. — Разве ты проживешь без пищи?

И пастушок снова посмотрел на утес, где лежала мертвая птица. Старый орел носился над нею, издавая призывные крики. Он словно все еще надеялся, что товарищ поднимется и улетит вслед за ним…

«Ах, Шушик-джан, — вспомнил Асо, — ждешь, верно, обещанного супа. А Ашот с Гагиком? Бедные парни!»

Радужные перспективы, так недавно рисовавшиеся Асо, теперь исчезли. Мальчик поднял голову и посмотрел на противоположный склон. Там, на белом снежном фоне, копошились две темные фигурки. Было видно, как они взмахивали руками и вслед за тем по склону горы скатывался снег.

Этот склон, как нарочно, был обращен к западу, и зимой солнце садилось, не успев согреть его. Почему бы этой Дьявольской тропе не проходить по южным склонам, которые уже освободились от снега! Насколько все было бы проще!

Издали наблюдая за товарищами, Асо видел, что они то и дело присаживаются, перестают работать, оглядываются по сторонам. Не его ли ищут?…

«Есть хотят… О какой бы мне камень головой удариться!» — терзался Асо.

Он снова посмотрел на утес, где лежал орел. Но как же, как добыть его оттуда?

Пытаясь сбить птицу с утеса, Асо начал кидать камни, но они не достигали цели. И вдруг снова послышался шелест крыльев. Это вернулся старый орел. Он опустился на утес и клювом теребил товарища, пытаясь заставить его очнуться, подняться в голубую гладь неба. Но тот не отвечал на призывы. В отчаянии орел кричал за душу хватающим, жалобным голосом. Было видно, как тяжела ему эта утрата.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

О том, что лучше синица в руки, чем журавль в небе

Вскоре после полудня Ашот и Гагик, изможденные и голодные, вернулись с горы.

Они едва дошли, вернее кое-как дотащились до пещеры и еще у порога буквально упали на землю. На горьком опыте убедились они, что с голодным желудком работать нельзя.

Мягко, словно ласковая мать, грело солнце. Лежа под его лучами, можно было впасть в бесчувственное состояние, позабыть обо всем на свете, даже о голоде. Но о голоде ребята не могли забыть. Он, словно злой демон, раздирал их внутренности, не давал покоя.

«Не принес ли ты хоть чего-нибудь?» — спрашивали взгляды мальчиков, а Асо, виновато опустив голову, молчал.

— Бойнах вряд ли выживет, — сказал пастушок сдавленным голосом.

— Что случилось?

Асо рассказал о происшедшем.

Действительно, состояние Бойнаха час от часу ухудшалось. Собаку отнесли домой, уложили у самого костра на мягкой подстилке из листьев, прикрыли одеждой.