Моя семья: Горький и Берия - Сергей С. Пешков

Не вступая в полемику по поводу эстетических изысков стиля модерн, могу лишь сказать, что для меня этот дом – чудесный мир моего детства. Мир, в котором я жил вместе с любимой мамой, сестрами Ниночкой и Надюшкой, двоюродным братом Максимом и сестрой Катюшкой, бабушкой Надеждой Алексеевной или, как все мы ее называли, бабушкой Тимошей.

Огромный дом! Целый день можно было играть в прятки – укромных уголков на всех этажах хватало. Мы носились по знаменитой резной мраморной лестнице-волне, играли в войну, вооруженные старинными кремневыми пистолетами из коллекции деда Максима. С замиранием сердца спускались в подвалы, где размещалась просторная кухня с невиданной электрической немецкой мясорубкой, а рядом в темном мрачном коридоре в каменном полу большие чугунные люки закрывали колодцы с насосами. Дом был построен на бывшем болоте, и каждую весну (во всяком случае, так было раньше) поднявшуюся воду откачивали.

Мамина сестра Дарья Максимовна и ее муж Александр Константинович Граве, оба актеры Театра имени Вахтангова, очень любили детей и часто устраивали смешные кукольные спектакли.

Места для игр хватало и в саду возле дома. В то время сад был обнесен высоким серым забором. Там с соседскими мальчишками я освоил свой первый велосипед. Играли в казаки-разбойники, жгли небольшие костры возле деревянной беседки, где когда-то любил отдыхать А.М. Летом трясли ветви высоких яблонь, возможно, посаженных самим А.М. Собирали шампиньоны, проламывавшие асфальт на площадке возле черного входа. Но одно из самых интересных мест – это большой гараж в доме напротив, где на верхнем этаже находилась квартира писателя Алексея Николаевича Толстого. В гараже стоял «Линкольн», подаренный А.М. правительством. Заходить нам туда, конечно, не разрешалось, но через маленькое окошко мы проникали внутрь, залезали в машину и часами могли играть, пока нас не обнаруживали и не выгоняли.

Мы обитали на втором этаже дома, а комнаты первого этажа, где жил и работал А.М., бабушка Тимоша закрыла. Мы могли находиться там только в присутствии взрослых. Даже уборку в этих мемориальных комнатах она делала сама или с помощью людей, которым полностью доверяла.

Мне запомнились бабушкины экскурсии по горьковским комнатам и ее рассказы. В кабинете нам показывали большой стол, покрытый зеленым сукном. Его переделали из кухонного – по заказу А.М., – без тумб и ящиков. Очень высокий – Горькому так удобнее было работать из-за больных легких. Похожие столы были у него и в Италии, и в Горках-10, и в Тессели. Писатель Самуил Маршак, часто бывавший в гостях у бабушки, говорил: «Казалось, что он (Горький) возит свою рабочую комнату с собой…»

На столе – россыпь ручек, цветных остро отточенных карандашей, стеклянная чернильница, маленькие листки для заметок, стопки плотной итальянской бумаги, резинки, ножницы, клей, пепельница и пачка итальянских папирос очень легких (по рассказам мамы – она как-то попробовала одну) по-моему, с ментолом, успокаивающих кашель. Конечно, все это хотелось рассмотреть поближе, подержать в руках, но трогать что-либо на столе строжайше запрещалось, а впоследствии бабушка Тимоша заказала на стол специальный стеклянный колпак.

Еще больше нас притягивали резные фигурки из восточной коллекции. Как нам рассказывала бабушка, эта коллекция осталась в доме только потому, что А.М. подарил ее сыну. Все остальные коллекции – картин, старинного оружия, нефрита, монет и медалей, а их он собрал в течение жизни немало, – дарил музеям и друзьям.

Очень запомнились картины «Панорама Сорренто» художника Павла Корина – вид из окна кабинета Горького на вилле «Иль Сорито» и копия картины Леонардо да Винчи «Мадонна Литта» работы Александра Корина.

В спальне рядом с кабинетом роскошный гарнитур. Бабушка Тимоша рассказывала, что, впервые увидев его, Алексей Максимович воскликнул: «Спальня балерины!» Сейчас, впрочем, мебель смотрится довольно скромно. Нам же, детям, нравились деревянные резные фигурки, подаренные Горькому писателем Леонидом Леоновым. Над полкой с книгами пейзаж друга Максима художника Бенуа «Бухта Реджина Джованна» – скалы возле виллы «Иль Сорито». На тумбочке возле кровати фотопортрет моей мамы – один из последних снимков, сделанных Максимом.

В библиотеку нас пускали чаще посидеть в огромных (так нам тогда казалось) кожаных креслах и на диване. За стеклянными створками шкафов хранились книги, собранные А.М., наверное, по всем областям знаний. Бабушка рассказывала, что если бы собрать все книги, когда-либо принадлежавшие А.М., их было бы в несколько раз больше. Но он любил дарить книги библиотекам, друзьям, знакомым и особенно радовался, когда кто-нибудь потихоньку стащит у него понравившуюся редкую книгу. Несмотря на строгий запрет, иногда удавалось, улучив момент, приоткрыть шкаф и выхватить наугад какой-нибудь том.

Секретарская комната, где работал Петр Петрович Крючков, оставалась открытой, но из вещей запомнились только портативная пишущая машинка, на которой Максим перепечатывал страницы рукописей отца, и черный телефон – Горький не разрешил поставить его в кабинете, бесконечные звонки отрывали от работы.

Парадный вход со стороны Малой Никитской – рядом с кабинетом и библиотекой. Сквозняки, шум, хлопанье дверей мешали, поэтому стали пользоваться «черным» ходом со двора. Уже при нас в вестибюле парадного входа некоторое время стоял большой телевизор «Темп».

Обедали мы в большой столовой, где при жизни Алексея Максимовича проходили писательские собрания и встречи со Сталиным, Бухариным, Ворошиловым. На рояле фирмы «Бехштейн» моя старшая сестра Ниночка разучивала гаммы, а рядом на крышке рояля стоял ее скульптурный портрет, выполненный Сергеем Коненковым.

Иногда, расшалившись, она исполняла: «Не ходите, дети, в школу, пейте, дети, кока-колу!» Я стоял рядом и в нужные моменты с азартом ударял по клавишам. Никто из нас в то время, конечно, не думал о том, что к этим клавишам прикасались руки композитора Дмитрия Кабалевского, знаменитых пианистов Генриха Нейгауза и Григория Гинзбурга, что стены комнаты помнят голоса известных певиц Зои Лодий, Антонины Неждановой, Надежды Обуховой.

Но шло время, дом постепенно пустел. Моя тетушка – Дарья Максимовна – с семьей переехала в новую квартиру. Большую столовую закрыли, и мы стали обедать в маленькой комнате рядом с «черным входом», где раньше располагался комендант дома.

У каждого из нас, наверное, были в доме излюбленные уголки. Мне больше всего нравились небольшая комнатка-купе рядом с мраморной лестницей, уютные кожаные диванчики и большое витражное окно. Очень полюбилась мраморная скамья под лампой-медузой, где можно было, уютно устроившись, помечтать, глядя на стеклянный потолок над лестницей.

Третий этаж – отдельный, особый мир. Там находилась бабушкина мастерская. После войны бабушка Тимоша вернулась к серьезным занятиям живописью. Некоторое время работала в реставрационных мастерских Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, которым руководил Павел Корин, брала у него уроки.

Она выбрала жанр портрета. Бабушку приняли в Московское