Моя семья: Горький и Берия - Сергей С. Пешков

виде…» А в день, когда Максим умер и Крючков вошел в дом, чтобы сообщить ей, первые ее слова были: «Ты убил его!»

И еще одну версию поведал моей маме сын шофера, который вел машину с Максимом и Крючковым, возвращавшимися с дачи наркома Ягоды в Горки-10: «Максим плохо себя чувствовал, сидел сзади и говорил: “…В чертову компанию попал, никак не могу вылезти”, но пьян не был, сказал: “Плохо себя чувствую”. Шофер спросил: “Дозу принял? – Нет, даже пить не мог”. Попросил остановить машину, вышел, покачиваясь. Крючков, который с ним ехал, все говорил – ничего, обойдется. Приехали на дачу Горки-10. Крючков пошел к себе в отдельный домик, уходя, сказал: тебе нужно лечь. Максим ответил – посижу на улице. Он сел на скамейку. Были первые дни мая. Посидел и уснул. В одной рубашке. А день был холодный, и он разболелся».

Как все происходило на самом деле, установить невозможно, но во всех этих историях так или иначе упоминается П.П. Крючков – секретарь А.М.

Петр Петрович окончил юридический факультет Петроградского университета. После окончания учебы недолгое время служил помощником присяжного поверенного, а в 1916 году стал помощником Марии Федоровны Андреевой. Осенью 1918 года в качестве ее личного секретаря он поселился на Кронверкском проспекте в квартире А.М. В начале 1920-х годов вместе с Андреевой он уехал в Германию, в Берлин, где работал в советском торгпредстве уполномоченным по книгоиздательскому обществу «Книга». В 1927 году перешел на работу в общество «Международная книга», затем в Госиздат. Он часто встречался с А.М., выполнял его деловые поручения, занимался организацией изданий его произведений в СССР и за рубежом. А.М. весьма ценил его деловые качества, организованность и всецело ему доверял. Например, так он отчитывал Якова Ганецкого, одного из руководителей Наркомата внешней торговли: «Петр Петрович Крючков – прекрасный работник, хороший товарищ, и ни Вам, ни кому-либо другим мое доверие и уважение к нему не может быть поколеблено. Прибавлю, что Ваши выпадки против него уничтожили мое товарищеское отношение к Вам».

Как Горький относился к Пе-Пе-Крю (домашнее прозвище Петра Петровича), хорошо видно из его писем, написанных в разное время.

1924 год: «Не хочу говорить Вам комплименты, – уже говорил и очень искренне говорил, а все-таки скажу: настоящую человечью жизнь строят только художники, люди, влюбленные в свое дело, люди эти – редки, но встречаются всюду, среди кузнецов и ученых, среди купцов и столяров. Вот Вы один из таких художников и влюбленных. Да».

1926 год: «Желаю найти в России работу по душе и встретить людей, которые оценили бы Вашу энергию так высоко, как я ее ценю и как она того заслуживает. И чтобы Вы нашли товарищей, которые полюбили бы Вас, как я люблю. Крепко жму руку, дорогой мой друг».

1927 год: «Когда я буду богат, я поставлю Вам огромнейший бронзовый монумент на самой большой площади самого большого города. Это за то, что спасли мне мои книги. Кроме шуток, горячо благодарю Вас».

Считается, что после окончательного возвращения Горького на Родину Крючков стал чуть ли не главным организатором «золотой клетки» для А.М. и его семьи, «соглядатаем», «сексотом» и «агентом Ягоды».

В какой же мере все это соответствовало действительности? Я думаю, что его «церберские» функции сильно преувеличены. Да, он мог не допустить каких-то посетителей, но ведь десятки людей каждый день желали увидеть Горького, и необходимо было ограничить этот поток. Не передавал каких-то писем? Но ведь они приходили сотнями, а учитывая давнюю привычку А.М. отвечать на все, это отняло бы у него слишком много драгоценного времени. Нельзя забывать и о плохом самочувствии писателя.

Ромен Роллан в «Московском дневнике» отмечает преданность Крючкова А.М. и всю сложность его положения. Недопущенные к А.М. винили во всем его секретаря и строчили на него доносы. Интеллигентнейший Корней Чуковский записал в дневнике: «Крючков, сукин сын, виляет, врет, ни за что не хочет допустить меня к Горькому». Писатель Анатолий Виноградов, не допущенный к А.М., на обложке своего произведения наклеил фотокарточку Крючкова и подписал: «Убийца Горького Петр Крючков».

По требованию наркома Ягоды Крючков обязан был докладывать ему, кто бывает в доме у Горького, какие разговоры ведутся, что говорят о нем лично посещавшие А.М. члены правительства. Знал ли об этом Горький? Думаю, что не нужно обладать проницательностью А.М., чтобы догадаться об этом. Знал и понимал, в каком положении находится Крючков, и верил в его порядочность. Не похоже на правду и то, что Сталин лично вызывал Петра Петровича к себе и расспрашивал о горьковской корреспонденции из-за рубежа, об участниках I съезда писателей.

Действительно, Крючков по просьбе Горького отвозил его письма Сталину и мог рассказать о том, как А.М. живется в Сорренто, но допрашивать секретаря писателя – не уровень главы государства. Известно, что корреспонденция А.М., не переданная ему с «оказией», проходила перлюстрацию, а из писательской среды потоком шла информация в органы и об участниках съезда, и о самом Крючкове. В архивах КГБ историк В.А. Шенталинский наткнулся на следы «Дела Крючкова». Возможно, поэтому Крючков и пил так сильно.

Александр Тихонов вспоминал: «Петр Петрович Крючков был прекрасным работником. Горький высоко ценил его самоотверженный труд и всецело доверял ему. Постепенно вся жизнь Горького и его семьи оказалась в полной зависимости от Пе-Пе-Крю, как его называли в семье: он стал не только секретарем, но и управляющим его финансами, экономом, оберегающим Горького от излишних (по его мнению) трат денег. Тем не менее у него были слабости: “по-рыцарски” относился к женщинам, угождая им во всем, зависимость от алкоголя, отсюда и неумеренный расход средств писателя, на чем позже сыграл Г. Ягода. И если Мария Федоровна Андреева оказала на него благотворное влияние, то молодая жена Елизавета Захаровна Медведовская (в семье ее не случайно прозвали Це-це) пагубное, приведшее их обоих к трагическому финалу».

После смерти А.М. Петр Петрович Крючков вместе с Иваном Ладыжниковым, известными литературоведами Иваном Лупполом, Геннадием Смольяниновым и другими вошел в состав Комиссии для приема литературного наследства и переписки Горького. Он был назначен директором архива, а постановлением Президиума ЦИК СССР от 14 февраля 1937 года утвержден первым директором музея А.М. Горького в Москве.

Но уже 5 октября того же года на 3-м Московском процессе (так называемый Процесс по делу антисоветского «право-троцкистского блока», главные обвиняемые: бывший глава правительства А.И. Рыков, бывший член Политбюро ЦК Н.И. Бухарин, бывший нарком внутренних дел Г. Г. Ягода и др.) его обвинили в том, что по поручению Ягоды вместе с докторами Львом Левиным и Дмитрием Плетневым участвовал в заговоре с целью убийства Горького и его сына. Он был приговорен к смертной казни и через два дня после вынесения приговора расстрелян.

Жена Крючкова, работавшая в редакции горьковского журнала «Наши достижения» и ответственным