Миссия Шута - Робин Хобб

Оглядываясь назад, вспоминая себя в молодости, я обнаружил, что тревожусь о Неде. Мне показалось, что я напрасно потратил все эти годы и не слишком хорошо подготовил мальчика к самостоятельной жизни. Да, у него доброе сердце, и у меня нет сомнений в его честности. Но я вдруг подумал, что не слишком старательно знакомил Неда с внешним миром. Я научил его жизни в уединенной хижине, он умел охотиться и ухаживать за огородом. Но я отослал его в огромный мир; как мир примет мальчика? Беспокойство о том, как Нед справится с иной, незнакомой ему действительностью не давало мне спокойно спать.

Если Шут и догадывался о моих терзаниях, виду он не подавал. Он с удовольствием украсил изящным орнаментом каминную полку. С притолоки на меня поглядывали ящерицы. Маленькие смешные лица корчили мне рожицы с дверей шкафа и со ступенек крыльца. Все деревянные предметы в доме становились материалом для его острых инструментов и умных тонких пальцев. А упражнения водяных эльфов на бочке для дождевой воды заставили бы покраснеть даже стражника.

Я и сам старался много работать, часто оставаясь в доме, несмотря на прекрасную погоду. Мне нужно было обдумать все, что произошло, а Ночному Волку требовалось время, чтобы прийти в себя. Я понимал, что моя забота не поможет ему быстрее поправиться, но мне не удавалось скрыть тревогу. Когда я пытался войти с волком в контакт при помощи Уита, меня встречало хмурое молчание – это было совсем не похоже на моего прежнего спутника. Иногда я отрывался от работы – он меланхолично наблюдал за мной. Я не спрашивал, о чем он думает; если бы зверь хотел поделиться со мной мыслями, он не стал бы закрывать свой разум.

Постепенно Ночной Волк начал возвращаться к привычному образу жизни, но прежняя его живость исчезла. Теперь он двигался осторожно и всячески берег свое тело. Он перестал постоянно сопровождать меня, а лишь лежал на крыльце и наблюдал за моими приходами и уходами. Вечерами мы по-прежнему охотились вместе, но передвигались значительно медленнее, делая вид, что нас задерживает Шут. Чаще всего Ночной Волк лишь указывал мне дичь и дожидался моей меткой стрелы, а не бросался в погоню. Эти изменения беспокоили меня, но я старался держать тревоги при себе. Ему требуется время на выздоровление, убеждал я себя, вспоминая, что волк никогда не любил жаркие дни лета. Когда наступит осень, он снова станет самим собой.

Постепенно наша жизнь втроем вошла в привычное русло, словно так было всегда. Вечерами мы рассказывали друг другу истории о незначительных событиях из нашей прежней жизни. Через некоторое время запасы бренди подошли к концу, но разговоры остались такими же непринужденными и приятными. Я поведал Шуту о том, что видел Нед в Хардинс Спит, и о том, что говорили про обладателей Уита на рынке. О выступлении менестреля на Весеннем празднике, о том, как Чейд охарактеризовал принца Дьютифула, а также о его просьбе обучать юного наследника трона Скиллу. Шут внимательно слушал мои истории – подобно ткачу, собирающему разноцветные нити для создания гобелена.

Однажды вечером мы попробовали украсить корону петушиными перьями, но оказалось, что у них слишком тонкие черенки – перья торчали в разные стороны. Мы оба сразу поняли, что они не подходят. В другой раз Шут поставил корону на стол и выбрал кисточки и чернила из моих запасов. Я присел рядом. Он аккуратно разложил все перед собой, погрузил кисточку в синие чернила и задумался. Мы так долго сидели молча, что я стал различать голоса потрескивающих углей в камине. Потом он отложил кисточку в сторону.

– Нет, – тихо сказал Шут. – Что-то не так. Еще не время. – Он аккуратно убрал корону в сумку.

В другой раз, когда Шут до слез рассмешил меня своей очередной непристойной песней, он вдруг положил лютню и заявил:

– Завтра я уезжаю.

– Нет! – запротестовал я. – Почему?

– О, ты же сам понимаешь, – беззаботно ответил он. – Такова жизнь Белого Пророка. Я должен предсказывать будущее, спасать мир – ну, и тому подобная чепуха. Кроме того, у тебя кончилась мебель – мне больше нечего украшать резьбой.

– Вовсе нет, – возразил я. – Неужели ты не можешь провести с нами еще несколько дней? Во всяком случае, до возвращения Неда. Я хочу познакомить тебя с мальчиком.

Он вздохнул.

– Честно говоря, я должен был уйти еще раньше. В особенности если учесть, что ты отказываешься последовать за мной. Возможно, ты передумал? – с надеждой спросил он.

Я покачал головой.

– Ты прекрасно знаешь, что нет. Я не могу уйти и все бросить. Кроме того, я должен дождаться Неда.

– О да. – Он откинулся на спинку стула. – Его ученичество. Да и кто будет заботиться о цыплятах?

Он не скрыл насмешки, и мне стало обидно.

– У меня не слишком интересная жизнь, но она моя, – мрачно заметил я.

Он усмехнулся.

– Я не Старлинг, мой дорогой. Ты прекрасно знаешь, что я никогда не критикую жизнь другого человека. Взгляни на мою, и ты поймешь, о чем я говорю. Нет. Я должен исполнять свои обязанности, которые могут показаться скучными тому, кто ухаживает за целым выводком цыплят или пропалывает огород. А мне нужно поделиться целым выводком слухов с Чейдом, а также прополоть ряды моих знакомых в Баккипе.

Я ощутил укол зависти.

– Полагаю, они будут рады тебя видеть.

Он пожал плечами.

– Во всяком случае, некоторые. Другие будут счастливы, если я окончательно исчезну из их жизни. А большинство и вовсе обо мне не вспомнит. Большинство, если я проявлю известную ловкость. – Он неожиданно встал. – Я бы с удовольствием задержался у тебя подольше, – признался Шут. – Мне бы очень хотелось вместе с тобой верить, что я могу распоряжаться своей жизнью. К несчастью, мы оба лишены такой возможности. – Шут подошел к открытой двери и выглянул наружу. Стоял теплый летний вечер. Он сделал вдох, как будто собрался что-то сказать, но прошло некоторое время, он расправил плечи, словно принял решение, и вновь повернулся ко мне. На его лице появилась мрачная улыбка. – Нет, пожалуй, я уеду завтра. Ты скоро последуешь за мной.

– Не слишком на это рассчитывай, – предупредил я.

– Но у меня нет выхода, – возразил он. – Время заявляет свои права. На нас обоих.

– Пусть на сей раз мир спасает кто-нибудь другой. Наверняка существует другой Белый Пророк, – весело сказал я, но глаза Шута широко раскрылись, и он вздрогнул.

– Никогда не говори о таком варианте будущего. Мне будет плохо, если в твоем сердце возникнет даже намек на сомнение. Дело в том, что существует женщина, которая с радостью примерит плащ Белого Пророка. Она мечтает направить мир иным курсом. С самого начала я сопротивлялся ее намерениям. Однако на данном этапе ее влияние крепнет. Теперь ты знаешь, почему я не хотел говорить об этих проблемах. Мне потребуется твоя сила, друг мой. Вдвоем мы, наверное, справимся. Не следует забывать, что иногда достаточно небольшого камешка в колее, чтобы колесо изменило направление движения.

– Однако судьба камешка не кажется мне привлекательной.

Он посмотрел на меня, в его золотых глазах танцевал свет лампы. Голос Шута был полон тепла и усталости.

– О, не бойся, ты останешься в живых. Я знаю, ты должен выжить. И я приложу для этого все свои силы.

Я сделал вид, что охвачен смятением.

– И ты предлагаешь мне не бояться?

Он кивнул, и его лицо стало серьезным. Я решил сменить тему разговора.

– Кто та женщина, о которой ты говорил? Я ее знаю?

Он вернулся к столу и сел.

– Нет, ты ее не знаешь. Но я давно с ней знаком. Точнее, мне известно о ее существовании, я услышал о ней, когда был еще ребенком…. – Шут посмотрел на меня. – Много лет назад я кое-что рассказывал о себе. Ты помнишь? – Он не стал дожидаться ответа. – Я родился далеко-далеко на юге, в самой обычной семье. Ну, насколько люди вообще могут быть обычными… Мать меня очень любила, а двое моих отцов были братьями, как принято в тех краях. Но с того момента, как я появился на свет, стало ясно, что во мне заговорила древняя наследственность. Давным-давно Белый смешал свою кровь с кровью предков моей семьи, и мне выпала судьба продолжить дело древнего народа.

И хотя мои родители очень меня любили, они знали, что мне не суждено остаться с ними и продолжить их дело. Меня отослали туда, где я мог получить надлежащее образование и подготовиться к будущей жизни. Там ко мне прекрасно относились и проявляли нежную заботу. Каждое утро меня расспрашивали о снах, и мудрые мужи записывали их содержание, чтобы потом тщательно обдумать. Я делался старше, меня стали посещать сны наяву – тогда мне пришлось изучить искусство письма. Теперь я мог сам записывать свои видения, ведь всем известно: лишь рука, неразрывно связанная с глазом, способна точно отобразить сон. – Шут рассмеялся и покачал головой. – Хорошенький способ вырастить ребенка! Любые мои слова воспринимались как проявления высочайшей мудрости. Но, несмотря на свою наследственность, я ничем не отличался от обычных детей. Хулиганил, когда представлялась возможность, рассказывал глупости о летающих кабанах и призраках отпрысков королевского рода. Каждая придуманная мной история оказывалась длиннее предыдущей, однако я обнаружил одну странность. Какие бы глупости я ни придумывал, в моих бреднях всегда оказывались зерна истины.