Миссия Шута - Робин Хобб

Шут бросил на меня быстрый взгляд, словно ждал возражений, но я молчал. Он опустил глаза.

– Наверное, мне следует винить самого себя. Когда во мне выросли побеги величайшей правды, никто в нее не поверил. В тот день, когда я объявил себя Белым Пророком, наставники отвернулись от меня. «Забудь о своих диких мечтаниях», – сказали они мне. Словно найдется человек, который стал бы мечтать о такой судьбе! Они заявили, что мантия Белого Пророка уже легла на другие плечи. Она родилась раньше, чтобы изменить будущее мира в соответствии со своими видениями. Всем известно, что каждый век знает лишь одного Белого Пророка. Даже я об этом знал. Тогда кто я такой? Они не могли ответить на мои вопросы, однако были уверены, что я не пророк. А женщина, назвавшаяся Белой Пророчицей, уже отправилась в мир.

Он вздохнул и надолго замолчал, потом пожал плечами.

– Я знал, что они ошибаются. Уверенность шла из самых глубин моего существа. Они хотели заставить меня найти утешение в той жизни, которую я у них вел. Им даже в голову не приходило, что я могу восстать.

Но я убежал. И отправился на север – мой путь и те времена я даже не стану пытаться описывать. Я шел все дальше и дальше на север, пока не добрался до двора короля Шрюда Видящего. Ему я и продал себя на тех же условиях, какие чуть позднее принял ты. Свою верность за его защиту. Не прошло и года с момента моего появления, как слух о тебе потряс двор. Бастард. Нежданный ребенок, никому не известный Видящий. Как они все были удивлены! Все, кроме меня. Ведь мне уже привиделось твое лицо, и я знал, что должен тебя найти, хотя меня упорно убеждали в том, что ты попросту не можешь существовать.

Он наклонился вперед и положил на мое запястье руку в тонкой перчатке. Шут сжимал мою руку всего мгновение, наша кожа не соприкасалась, но я почувствовал, как нас что-то связало. Нет, не Скилл и не Уит. Я даже не ощутил присутствия магии – в том виде, как я ее понимал. Нечто похожее происходит, когда попадаешь в необычное место, а потом тебя охватывает ощущение, будто ты здесь уже бывал. И мне показалось, будто мы с Шутом уже так сидели, произносили эти слова – и всякий раз наши слова запечатывало его короткое прикосновение. Я отвел глаза и наткнулся на взгляд Ночного Волка.

Я откашлялся и попытался заговорить о другом.

– Ты сказал, что знаешь ту женщину. Как ее зовут?

– Ты никогда не слышал ее имени. Однако о ней ты знаешь. Помнишь, во время войны красных кораблей нам рассказали, что их вождя зовут Кебал Робред?

Я согласно кивнул. Племенной вождь островитян, который неожиданно объединил всех под своим началом. С пробуждением драконов союз моментально распался. В некоторых легендах говорится, что дракон Верити пожрал главаря пиратов, в других – будто Кебал утонул.

– Ты слышал, что у него была советница? Бледная женщина?

Слова Шута показались мне ужасно знакомыми. Я нахмурился, пытаясь вспомнить. Да. До меня доходил такой слух, но не более. Я вновь кивнул.

– Хорошо. – Шут откинулся назад и заговорил почти небрежно: – Это она. И еще кое-что: она не только свято верит в то, что является Белой Пророчицей, но и убеждена, будто Кебал – ее Изменяющий.

– Тот, кто делает других героями?

Шут покачал головой.

– Нет. Ее Изменяющий уничтожает героев. Он уменьшает способности людей. Там, где мне удается что-то построить, она разрушает. Там, где я объединяю, она разъединяет. – Он вновь покачал головой. – Она верит, что все должно закончиться прежде, чем начнется вновь.

Я ждал, когда он продолжит, но Шут молчал. Тогда я подтолкнул его.

– А во что веришь ты?

На его лице появилась задумчивая улыбка.

– Я верю в тебя. Ты – мое новое начало.

Я не нашелся что ответить, и в комнате повисла тишина.

Он дотронулся до уха.

– Я ношу серьгу с тех пор, как мы с тобой виделись в последний раз. Но теперь я должен вернуть ее тебе. Там, куда я направляюсь, ее носить нельзя. Она слишком узнаваема. Люди могут вспомнить, что ты носил такую же. Или Баррич. Или твой отец. Она может всколыхнуть ненужные воспоминания.

Я смотрел, как он возится с застежкой. Сережка представляла собой синий самоцвет, оплетенный серебряной сетью. Баррич подарил ее моему отцу. Я носил ее после смерти Чивэла. В свою очередь, я передал серьгу Шуту для Молли – в знак того, что я никогда ее не забуду. Однако он поступил мудро, оставив серьгу себе. А что будет с ней теперь?

– Подожди, – попросил я. – Не снимай.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Если нужно, замаскируй ее, только не снимай. Пожалуйста.

Он медленно опустил руки.

– Ты уверен? – с сомнением спросил Шут.

– Да, – твердо ответил я.

Когда на следующее утро я проснулся, Шут уже встал, помылся и оделся. На столе лежала уложенная сумка. Оглядев комнату, я не заметил его вещей. Он вновь превратился в благородного лорда. Было забавно наблюдать, как он в своем роскошном наряде готовит кашу.

– Значит, уезжаешь? – глупо спросил я.

– Сразу после завтрака, – тихо ответил он.

Нам следовало бы отправиться вместе с ним.

Первые слова, с которыми Ночной Волк обратился ко мне за последние дни. Я удивился и посмотрел на него – Шут тоже.

– А как же Нед? – спросил я.

Ночной Волк лишь взглянул на меня, словно я знал ответ. Он ошибался.

– Я должен остаться, – сказал я им обоим. Мне не удалось их убедить. Я казался себе ужасно степенным, уравновешенным и важным, и мне это не понравилось. – У меня есть обязательства, – почти сердито продолжал я. – Не должен мальчик возвращаться в пустой дом.

– Ты прав, – тут же сказал Шут, однако даже его согласие вызвало у меня раздражение.

Настроение у меня окончательно испортилось. Завтрак прошел в молчании, а когда мы встали из-за стола, я почувствовал ненависть к липким тарелкам и котелку с кашей. Привычные обязанности вдруг показались мне невыносимыми.

– Я оседлаю лошадь, – мрачно сказал я Шуту. – Нет нужды пачкать твой роскошный костюм.

Он ничего не ответил, и я быстро вышел из хижины.

Казалось, Малта уже почувствовала, что ей предстоит путешествие, и нетерпеливо переступала ногами, однако не мешала мне седлать ее. Я делал все не торопясь, в результате, когда я закончил, упряжь Малты была в идеальном порядке. Мне почти удалось успокоиться, но когда я подвел лошадь к крыльцу, там уже стоял Шут, положив руку на холку Ночного Волка. На меня вновь нахлынула тревога, и я по-детски свалил вину на Шута. Если бы он не навестил меня, я бы не понял, как сильно без него скучал. Я бы продолжал оплакивать прошлое, но не начал бы томиться из-за будущего.

Я чувствовал себя несчастным и старым, когда Шут подошел обнять меня на прощание. И хотя я понимал, что у меня нет оснований на него злиться, я ничего не мог с собой поделать. Так я и стоял в его объятиях, не в силах ему ответить. Я рассчитывал, что он стерпит, но когда его губы оказались возле моего уха, Шут прошептал приторно-сладким голоском:

– Прощай, Любимый.

Несмотря на раздражение, я не сумел сдержать улыбки. Я прижал его к груди, а потом легонько оттолкнул.

– Доброго тебе пути, Шут, – хрипло сказал я.

– И тебе, – серьезно ответил он, легко вскочив в седло.

Я посмотрел на него. Аристократичный молодой человек на лошади не имел ни малейшего сходства с Шутом, которого я знал в далеком детстве. Но наши взгляды встретились, и я снова увидел своего старого друга. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Затем, легко коснувшись поводьев и едва заметно переместив свой вес, он развернул лошадь. Малта тряхнула головой, выпрашивая свободный повод. Шут не стал возражать, и она сразу перешла на легкий галоп. Ветер подхватил шелковистый хвост. Даже после того, как осталась лишь пыль, клубящаяся над дорогой, я долго смотрел им вслед.

Вернувшись в хижину, я обнаружил, что Шут помыл и убрал посуду. В центре стола – раньше его скрывала сумка Шута – был вырезан олень Видящих с опущенными для нападения рогами. Я провел пальцами по резной фигуре, и сердце сжалось у меня в груди.

– Чего ты от меня хочешь? – спросил я у тишины.

Потянулись долгие дни, одинаковые и скучные, а вечера и вовсе казались мне бесконечными. Разумеется, я заполнял время работой, но чем больше я делал, тем больше оставалось. Приготовление обеда влекло за собой возню с посудой, посадка новых растений вынуждала меня пропалывать их и поливать. Я перестал получать удовольствие от своей простой жизни.

Мне не хватало Шута, и я понял, что все эти годы по нему скучал. Так болят старые раны. Ночной Волк совсем мне не помогал. Он погрузился в глубокую задумчивость, и вечерами мы сидели наедине со своими мыслями. Однажды, когда в неверном свете свечи я чинил рубашку, ко мне подошел Ночной Волк и со вздохом положил голову мне на колени. Я почесал ему за ушами.

– С тобой все в порядке? – спросил я.

Тебе плохо одному. Я рад, что Лишенный Запаха вернулся к нам. Хорошо, что ты знаешь, как его найти.