Самая страшная книга 2024 - Дмитрий Александрович Тихонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты ж-ж-ж мой, Лешенька? Тыж-ж мой, да?
Алексей снова попытался встать. И опять неудачно.
Чья-то квартира. Что-то отмечают. Или даже ничего, как чаще и бывает. С тех пор, как у него появился стремительный «Дьябло», а вслед за ним – женщины и деньги, он перестал запоминать и квартиры, и лица их хозяев. Как, впрочем, и гостей. Достаточно того, что его присутствия хотели везде, а его оранжевый хищник стал символом. Знаком того, что вечеринка – топ.
Алексею казалось, что он расправил крылья и вздохнул полной грудью. Эмоции, счастье, любовь – он открылся всему этому, очнувшись от тягучего серого сна. «Live fast, die young», – повторял он где-то услышанную фразу. И улыбался. Наконец-то улыбался.
Вероника не приняла его обновление. Она по привычке пыталась скандалить, но Алексею становилось скучно даже дослушивать ее фразы до конца. Он одевался, выходил из дома и садился в свой «ламборгини». Две секунды до сотки – черт не обманул. За полминуты он пролетал трехкилометровую плотину, резко тормозил и улыбался ошарашенному гаишнику.
Скандалы сошли на нет. В те редкие часы, когда Алексей бывал дома, Вероника молчала. Просто молчала. А однажды собралась и уехала. Сняла квартиру или вернулась к маме – он не знал. Справок наводить не стал. Лишь тихо порадовался, что одной проблемой стало меньше. А на развод подать можно и без согласия жены.
Серебристое платье исчезло. Блондинка на левом плече тоже умолкла – уснула, что ли? Алексей стряхнул ее с себя и опять попробовал встать. И это даже получилось, хотя комната опасно зашаталась.
В кармане заверещал телефон.
Стерильно-официальный голос в трубке:
– Извините, это Алексей Владыкин? Вероника Николаевна Владыкина – ваша супруга?
Захотелось сесть обратно. Но вместо этого он смог лишь выдавить:
– Да…
– Приезжайте по адресу: Сурикова, шестнадцать. Второй этаж, охране назовите свое имя. И паспорт захватите, пожалуйста.
Алексей мотнул головой, унимая качку комнаты.
– Зачем? Зачем приезжать?
– Ваша супруга умерла. При родах. Примите соболезнования.
В трубке повисла тишина. Алексей тоже молчал. Качка остановилась. Пьяная пелена улетучивалась. Он пытался осознать происходящее. Пытался поймать какую-то прозвучавшую неправильность. И вдруг понял.
– При родах? А как же… А ребенок?
– Ребенка спасли.
Две секунды до сотки. Хотя, казалось бы, куда теперь спешить. Руки дрожали, и картинка в лобовом стекле дергалась, как в плохо настроенном телевизоре.
Роддом на Сурикова. Розовое трехэтажное здание с облупившейся краской. Усталый охранник.
Тело Вероники еще не вывезли из операционной. Она так и лежала там, на каталке, накрытая простыней, сквозь которую проступали кровавые пятна. Алексей взялся за краешек, чтобы приоткрыть лицо. Вспомнить, почему он так долго был с ней.
Все те же ресницы – смешные и пушистые. Тоненькая синяя жилка на виске. Родинка на переносице. Сережки, которые он подарил ей на первую годовщину. Ее улыбка. Их первый неловкий поцелуй. Все ведь было. Было по-настоящему. И была она, любовь. Любовь, которая пошла к черту.
К черту. Все к черту.
Подошла пожилая медсестра. Вздохнула. Тихо прошептала:
– Бедная девочка… Как она мучилась… Ужас… Просто ужас…
Алексей вернул на место простыню и обернулся:
– Где ребенок?
Ему показали. Он смотрел на растопыренные пальцы, редкие волосики в засохшей крови, вглядывался в сморщенное личико, перекошенное недовольной гримаской. И спрашивал себя, чувствует ли он что-то к этому существу.
– Заберете? Или откажетесь? – спросила медсестра с тайным страхом.
– Конечно заберу, – ответил Алексей. – Когда можно будет? И напишите список, что ему нужно сейчас. Съезжу куплю.
Он глянул на часы. Полчаса до закрытия. Кто ж знал, что в городе всего один приличный магазин для малышей. «Дьябло» рычал, ускоряясь и тормозя, мелькали перекрестки, улицы, повороты. А руки по-прежнему дрожали. Красный свет. Сплошная. К черту…
На съезде с моста он метнулся влево, на встречку, увидел кирпич, крутанул руль вправо – и «Дьябло» обрел крылья. Бордюр сработал как трамплин, машину подкинуло – и на полной скорости Алексей врезался в бетонную стелу с надписью «Свердловский район».
Потом говорили, что его спасло только то, что он был не пристегнут, – от удара его просто выкинуло наружу. Лицо посекло стеклом, две трещины в ребрах и пара сильных ушибов – легко отделался. «Ламборгини» же размазало всмятку. Восстановлению это оранжевое чудо техники не подлежало. А страховка – ну разве думал он когда-то о страховке?
Тогда его накрыло. Он лежал там, на грязной клумбе рядом с останками мечты, и ревел, как дитя. Не мог успокоиться даже после, когда его поднимали люди в синих отблесках мигалок, когда ощупывали врачи, а помятый лейтенант дал ему хлесткую пощечину, призывая прекратить истерику.
В памяти мало что осталось – какие-то обрывки, детали. И лишь одна мысль врезалась в сознание. Четкая, как молния.
Он больше никогда не будет связываться с чертом.
* * *
– Ты домашку сделал?
– Ага.
– Точно?
– Ага.
– А если проверю?
Молчание.
– Саш, а если я проверю?
– Ну проверь.
Алексей ткнул в закладку с электронным дневником. Так… Тройка по геометрии, двойка по физике. Завтрашние уроки…
– Алгебру сделал?
– Ага. Показать?
– Ладно, верю. А историю?
Молчание.
– Саш, там надо контурные карты сдать. Сделал?
Молчание.
Алексей зашел в комнату сына. Тот валялся на кровати с джойстиком в руках.
– Блин, чего у тебя так пахнет? Ты бы не копил мусор, сколько раз говорил!
– Ага.
– Так что там с контурными картами?
Сашка поставил игру на паузу. Посмотрел на отца:
– Я их не буду делать.
– Почему?
– Не хочу.
– Надо.
– Зачем?
– Я тебе уже много раз говорил зачем.
Сашка сжал губы. Отвернулся к игре:
– Ну а я много раз говорил, что не буду.
– Саш…
– Отстань, а? Чего ты ко мне цепляешься?
– Я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы, когда ты закончишь школу, перед тобой было максимум возможностей.
– Нет. Ты хочешь, чтобы я был как ты. – Его глаза сжались в щелочки. Он повернулся к отцу и добавил тихо, но внятно: – Таким же неудачником.
Алексей достал бутылку коньяка и нацедил себе в чашку на три пальца. Губы дрожали. Он едва сдержался. Он, обещавший себе, что никогда не поднимет руку на сына. И слишком часто в последнее время это обещание дает трещину.
Может быть, Сашка прав? И он действительно неудачник? Ведь чего он добился в жизни? Способен прокормить себя и сына. И хотя айтишники нынче в цене, денег едва хватает. Но зато… Зато не бегает к черту на поклон.
Он пробовал
