Наследник для жестокого (СИ) - Безрукова Елена

— Я знаю, — ответил он. — Знаешь, сколько раз я был на твоём месте? Ты сама видела, сколько разных шрамов на моём теле.

— Да, видела.

— Но ты жива. Всё позади, — поглаживал он меня, словно маленькую девочку.

В ответ я лишь всхлипывала.

— Когда-нибудь меня добьют. Из-за тебя. Ненавижу…

Закрыла глаза. Чтобы просто его не видеть. Да, я обещала быть благоразумной, но во всём виноват он сам. Мужские руки сжали меня сильнее. Как и всегда, Горский слишком остро реагирует на мои слова о нелюбви.

— Открой глаза.

Медленно покачала головой. Не хочу я тебя видеть, чёрт.

— Открой, — мягко, но ощутимо меня встряхнули.

Подчинилась и разомкнула веки. Впрочем, почти ничего не изменилось — из-за пелены слёз я всё равно видела его смутно. Зато чётко ощущала его грёбаную энергетику, которой он всегда подавляет. Которой он меня сломал. Как и обещал когда-то.

— Никто тебе не сделает плохо, слышишь меня? — сказал он, глядя в мои глаза. — Я никому не позволю тебя обижать. А Полина за это ответит.

— Только тебе можно, да? — уколола я Гора.

— Я никогда не стремился тебя обижать, — ответил он. — Все мои действия — лишь ответная реакция. Я — зеркало, Ясмин. Я отражаю то, что вижу.

— Не хочу говорить. Я хочу спать.

Нет сил вести беседы с ним. Нет сил смотреть на него. Чашу моего терпения сегодня переполнила огромная капля — Полина с ножом. Сколько ещё будет рядом бешеных женщин, которые готовы убить соперницу из любви к Горскому, и мужчин, которые мечтают ему отомстить? Как можно жить с ним спокойно, зная, что когда-нибудь и меня с сыном расстреляют недруги — точно так же, как когда-то его жену и малыша…

Горский не ответил. Поднял меня с ковра и, взяв на руки, понёс в спальню. Мне не хотелось быть на его руках. Мне не хотелось чувствовать его тепло, запах, не хотелось ощущать его касания. Но я молчала и терпела. Совсем скоро я превращусь в камень, но так даже лучше — ничего не испытывать: ни хорошего, ни плохого.

Возле кровати он поставил меня на ноги и принялся меня раздевать, потянув край свитера вверх.

— Не трогай, — убрала я его руки от себя и сделала шаг назад. — Я сама…

Всё сняла с себя кроме белья, впервые не обращая никакого внимания на то, что он смотрит на меня. Мне было плевать. Пусть смотрит. Пусть делает со мной всё что хочет. Ведь я не человек, а просто инструмент мести и инкубатор на ножках. Он меня купил, а значит, он — Хозяин, а Хозяину надо подчиняться. Так не больно. Физически.

— Выпей, — поднёс он стакан ко мне. — Успокоительное.

— Жаль, что не яд, — выхватила стакан из его рук и осушила. Сунула его обратно Горскому в руки.

В очередной раз он промолчал, но желваки ходили ходуном на его скулах, да даже без этого я прекрасно чувствовала его состояние — он злился.

— Поспи, завтра тяжелый день, — сказал он, присев на край кровати возле меня. Я снова прикрыла глаза, не только потому, что действительно после такого выброса адреналина просто лишилась сил, но и потому, что видеть его мне сейчас сложно. — Нужно ещё раз проверить всё перед церемонией.

Промолчала. Ждала, когда он уйдет.

— Очень испугалась? — мягко провёл он огромной ладонью по моим волосам.

— Я хочу спать.

Рука убралась.

— Гонишь меня? — спросил он.

— Как хочешь — так и понимай.

Горячие пальцы вдруг взяли мой подбородок и потянули вверх, поднимая с постели. Глаза невольно открыла и встретилась с взглядом Гора. Хорошего я увидела в нём мало. Опять всё то же — желание подчинять, раненое самолюбие и недовольство моим поведением.

— Ты станешь моей женой, хочешь ты этого или нет, — сказал он мне.

— Конечно, стану, — негромко отозвалась я. Возможно, я снова буду жалеть о сказанном, но так хочется сделать тоже ему больно. Не знаю, правда, насколько сильно его могут задеть мои слова, но Горский реагирует и злится. Значит, задевают. — Ведь ты всё равно меня заставишь. Ты отлично это умеешь. А потом заставишь родить. А потом заставишь даже полюбить тебя. Потому что если нет — посадишь снова меня в подвал, где я чуть с ума тогда не сошла от страха.

— Полюбить… — Повторил зачем-то он, задумчиво глядя на мои губы. А потом посмотрел снова в мои глаза. — Не думаю, что это возможно. Но и не отпущу никогда. Сам. Спи.

— А Полина? — спросила я.

— Я разберусь с ней.

— Не убивай ее, Андрей, — попросила я.

Он нахмурился и на мгновение замолчал.

— Тебе что — жаль эту тварь? — изогнул он бровь. — Она же чуть жизни тебя не лишила.

— Я помню, — ответила я. — Но никто не вправе отнимать жизнь у другого. Тогда ты ничем не лучше ее станешь. Такой же убийца. Просто… выгони её. Подальше отсюда. Но не убивай. Пусть живём с тем, что она мне наговорила.

— Ясмин, — снисходительно покачал головой он. — Ты слишком добрая.

— Просто. Не. Убивай. Тебе так сложно выполнить мою просьбу? В конце концов, это меня она чуть не убила, и мне решать ее судьбу. Я хочу, чтобы ты ее выгнал. Если я хоть что-то значу для тебя, ты не станешь её убивать.

— Значишь, Ясмин, — ответил он, найдя мой взгляд. — Теперь, когда ты относишься к моей семье, я на многое пойду ради тебя. Спокойной ночи.

Он погасил свет и вышел из спальни.

Полина из дома пропала. Горский не хотел говорить о ней, но лишь дал слово, что жизнь ей сохранил. Парни из охраны тоже сменились — видимо, Андрей в тот вечер выгнал всю смену. Надеюсь, что выгнал, потому что орал он тогда вовсе не это, а за охранников я не просила… Но это уже совсем другая история. Совать нос в его дела он мне не позволит. Гор четко разграничивает дозволенное и недозволенное, даже несмотря на его особенное ко мне отношение, и если я всё же сую нос не туда — не стесняется по нему щёлкнуть.

Несколько дней пролетели слишком быстро. Хотя как ни противься, эта свадьба всё равно бы состоялась. Как говорят, перед смертью не надышишься. Я тянула время даже во время сборов.

Встала рано, но не потому, что много дел, а потому, что хотела как-то всё же настроить себя на нужный лад. Моё печальное лицо никому не нужно на фотографиях модных журналов. Горский говорил, что праздник планируется с размахом, и пресса там тоже будет. А сор, как известно — и как тому меня учили с детства — из дома не выносят. Какие бы негативные чувства я ни питала к Горскому, но на людях я не стану показывать, насколько я бесправна и несчастна.

Такой день, мечта всей моей жизни, уже второй раз оборачивается для меня кошмаром наяву. Да, я знала, что мужа любить не буду, или буду не сразу, но я не могла и подумать о том, что буду его ненавидеть. Но такова моя участь, и я ее приму достойно.

Белое кружевное бельё. Белые чулки. Белые туфли на шпильке. Прекрасное белое шелковое платье, еще более дорогое, чем мне покупал Самир. Горский сказал, что я ассоциируюсь у него с принцессой, и платье у меня должно быть соответствующее. И я выбрала такой вариант — свободная юбка струилась до пола, оставляя за собой длинный шлейф. Плечи и грудь прикрыты непрозрачным кружевом. На руках белые перчатки. Облачиться в свадебный наряд непорочной невесты мне помогала Сабира. Я даже рада, что она не говорит — чужая болтовня меня сейчас бы раздражала. Прическу собрал наверху приглашенный парикмахер и визажист. Он прекрасно справился с задачей — преобразил моё лицо, сделал его свежим и почти счастливым.

Ненавижу этот день. Ненавижу Горского. Ненавижу этот дом, в который я однажды попала. И тошнит сегодня жутко. Может, от нервов, а может, причина тому — моя задержка. Мой календарик менструации говорил о том, что цикл должен был начаться еще неделю назад. Но я чувствую, что он не начнётся. Я беременна. Точно знаю. Чувствую. Беременна от монстра, который теперь превратит меня в свою рабыню навечно, потому что от ребёнка я никуда не уйду. Никогда.

В дверь постучали.

— Входите, — ответила я.

— Пора, — объявил мне приговор один из парней Горского, держа в руках букет для невесты.