Тэмуджин. Книга 3 - Алексей Гатапов

– Ты меня спас, ты… единственный мой настоящий друг. Но как ты это смог сделать? Ты что, сам ездил и привел сюда хана?

– Ну, да, – широко улыбался в ответ Тэмуджин, блестя на солнце ровным рядом зубов. – Как пришел ко мне от тебя гонец, так я и поехал к хану…

– Ну, ты умница, ну и храбрец… воистину ты никогда не растеряешься. Ты истинный мой брат. Но как ты смог его уговорить… – Джамуха, не находя слов, взволнованно переводил дух. – И что дальше будет?

– Сейчас все узнаешь… – Тэмуджин загадочно улыбался, дружески хитро косясь на него.

Гостей усадили на почетные места. Тогорила Ухэр подвел к хоймору, Тэмуджин сел по правую руку хана. Мать Джамухи – младшая сестра покойного Ехэ-Цэрэна, – и жена Ухэра, с дрожащими улыбками на лицах, с поклонами подавали айрак. Гости, побрызгав очагу и онгонам, выпили первые чаши.

Ухэр, сев ниже Тэмуджина и дождавшись, когда гости утолили жажду, заговорил с проникновенной благодарностью и волнением в голосе:

– Мы безмерно рады тому, что наше маленькое стойбище посетил такой большой человек, хан величайшего народа в степи. Положение наше такое, что, можно сказать, стоим на краю пропасти. Умер наш старший брат, на котором держалось все благополучие и порядок в роду. И уже скоро полгода, как в нашем племени не утихают войны между собой, нам не дают покоя эти неотвязные борджигины… Но теперь-то все изменится, борджигины узнают, что вы приезжали проведать нас и тогда они оставят нас в покое, потому что все знают, как могуществен кереитский хан, и не поздоровится тому, кто заденет его друзей. Уж теперь-то у Таргудая поубавится гонор…

Тогорил выступил с ответной речью и обрадовал хозяев еще больше.

– Мы приехали не просто чтобы показаться перед вами, – сказал он, – ведь если солнце только покажется из-за туч и снова скроется обратно, тепла от него не будет. Мы приехали, чтобы помочь вам возродить законный порядок в племени. За нашей спиной стоят четыре тумэна моих войск и этого, думаю, достаточно, чтобы убедить ваших нойонов успокоиться и зажить мирной жизнью. И в вашем роду нужно исправить многие ошибки. Сыну Хара Хадана, – он оценивающе посмотрел на Джамуху, – уже исполнилось тринадцать лет, вон он какой багатур вырос, а дядья его, как мне доложили, разграбили, растащили его улус. Так не годится и это мы исправим…

Ухэр, уразумев, что хан и впрямь пришел со своим войском не ради одних разговоров, был вне себя от радости. Не смевший и мечтать о такой помощи от кого бы то ни было, сообразив, что и впредь властитель западной степи не откажет им в покровительстве, он вскочил как ужаленный и, стоя перед очагом, прикладывая обе руки к груди, закланялся, заверяя:

– Отныне мы все будем молиться вашим предкам… Я сам буду приносить жертвы духу вашего деда, великого хана Маркуса. Ведь мы не знали, кому и пожаловаться на такое беззаконие…

– Сейчас же пошлите гонцов ко всем керуленским нойонам и созовите их на совет, – взяв поводья разговора в свои руки, уже властно распоряжался Тогорил, – позовите всех, кто был на прошлом вашем совете, и я скажу им свое слово.

Через малое время из куреня бешеной рысью выезжали гонцы. Нещадно нахлестывая лошадей, они мчались во весь опор вверх и вниз по реке.

Тогорил-хан отказался от предложенного Ухэром пира и заявил, что хочет отдохнуть с дороги.

– Завтра будет большой разговор с вашими нойонами, – сказал он, – если столкуемся с ними, можно будет и выпить и повеселиться.

Ухэр с готовностью обернулся к женщинам, двинул черной бровью. Жена его и мать Джамухи бросились на мужскую половину стелить постель для хана, засуетились с подушками и одеялами в руках.

Джамуха, улучив время, потянул Тэмуджина к выходу. Он привел его в малую юрту. Здесь уже накрывали маленький столик и над ним хлопотали молодые служанки. Джамуха взмахом руки прогнал их, за руку провел Тэмуджина к хоймору, усадил за стол и сел рядом. Оказавшись наедине, он дал волю своим чувствам.

– Ты мой единственный друг и спаситель! – крепко, изо всех сил обнимая его за плечи, роняя слезы на бархатную его рубаху, признавался он. – Ты мне роднее, чем все эти мои дядья… Если бы не ты, я бы пропал! Я не смог бы так жить, униженный сородичами, даже если мне потом и дали бы что-нибудь из отцовского владения. Отобрали все, а мне потом принимать от них подаяние? Нет! Лучше умереть, чем так унижаться. Ты понимаешь меня, анда?

– Да, тяжело это, – соглашался Тэмуджин, вынимая нож для еды. – Понимаю тебя.

– А как же ты догадался привести сюда хана? – не давал ему покоя Джамуха, снова обнимал за плечи и от избытка радости с силой тряс его. – Как ты сумел это проделать? Расскажи мне все!

– Подожди, анда, – Тэмуджин с трудом высвобождался из его рук, – я голоден, как конь после дневного перехода, с утра ничего не ел. Дай мне хоть что-то съесть, а то ведь там, в большой юрте, хан много не ел, и мне было неудобно набрасываться на еду…

– Да ешь, ешь ты, хоть лопни, – смеялся Джамуха, указывая рукой на стол, на корыта с жирным мясом, чаши с горячей арсой и вареной сметаной, – подожди, где архи?.. Сейчас принесу!

Он тут же убежал, оставив его одного, и Тэмуджин, наконец, спокойно взял в руки баранье ребро.

Не успел он обглодать тоненькое ребрышко, как Джамуха снова ворвался в юрту, ведя за собой дядю и мать. Те, уложив хана отдыхать, оставили его и теперь, видно, желали поговорить с молодым киятским нойоном, сумевшим привести к ним на помощь такую силу. Не скрывая радостного изумления на лицах, оглядывая его с головы до ног, они присаживались рядом с ним.

– Вот мой анда! – Джамуха торжествующе оглядывался на своих и со стуком ставил на стол тяжелый медный кувшин. – Это я ему сообщил о нашей беде, а он привел к нам кереитского хана!.. Знакомьтесь, это Ухэр-абга, младший брат отца, а мать мою, Хуриган-эжи, наверно, знаешь, ведь она не раз ездила к вам в курень, чтобы поклониться родовым онгонам.

– Да, я вас много раз видел, – подтвердил Тэмуджин, вглядываясь в круглое испещренное темными пятнышками лицо, смутно напоминающее черты покойного Ехэ-Цэрэна. – В последний раз вы были в нашем курене три года назад, на тайлгане обрезания лошадиных грив.

– Да, тогда я ездила на несколько дней в гости к брату, – на мгновение лицо ее передернулось грустью, – и видела его в последний раз. Хорошо было тогда у вас, праздник, веселье…

– Анда ведь тоже был у нас, – снова заговорил Джамуха, перебивая ее и ревниво забирая себе поводья беседы, – помните, прошлым летом мы с отцом ездили сватами за его невестой, к хонгиратам. Но дело тогда было спешное, некогда было нам и посидеть вместе, поговорить.

– Я в те дни был в отъезде, – говорил Ухэр, с возбужденной улыбкой вглядываясь в лицо Тэмуджину, – но слышал о парне, который был у нас проездом и мимоходом забрал с собой нашего старшего брата. Я тогда был сильно удивлен: что это за парень, который смог нашего брата с собой увести, да еще к этим хонгиратам, к которым мы никогда не ездили. Так вот он каков, сын Есугея! И после того я многое слышал о тебе, парень… хорошие слухи идут, все говорят, мол, годами молод, но нутром давно уже взрослый мужчина. И люди гадают: если таков жеребенком, то каким подрастет лончаком? А вот теперь я и сам убеждаюсь: если сейчас смог привести в нашу степь самого кереитского хана, то в будущем, когда вырастешь, сам будешь ханом…

Слова пожилого нойона приятным теплом прошлись по душе.

– Дайте же мне на своего племянника посмотреть, – с улыбкой говорила Хуриган, мать Джамухи, с ласковым изумлением взглядывая на Тэмуджина, – мой двоюродный брат Есугей рано ушел из этого мира, зато сына оставил как две капли похожего на себя… Что же ты даже тарелку перед гостем не поставил! – укорила она своего сына и стала накладывать в чашу вареную сметану. – Голодный с дороги, он ведь даже и не поел за разговором.

Джамуха, услыхав за стеной голоса, вдруг вскочил, метнулся к двери, выглянул и позвал кого-то. Вошли двое подростков лет десяти-одиннадцати. Глядя на Тэмуджина, они почтительно поклонились.

– Вот мои младшие братья, Тайчар и Тэхэ, хочу их показать тебе. А вам я скажу, – повелительно говорил он братьям, – это мой анда, мой самый близкий друг, я за него без раздумий пойду на смерть и вам велю то же. Зимой и летом, в снег и дождь вы должны быть готовы прийти к нему по первому зову и выполнить все, что он вам прикажет. Поняли?

– Поняли, – с радостными улыбками взирая на Тэмуджина, отвечали те.

– Ну, выпьем за нашу великую дружбу, – Джамуха, схватив кувшин с архи, расплескивая на стол, разливал по чашам. – Пусть наша дружба будет вечной и нерушимой!

Джамуха, видно, был пьян и без вина – расчувствовался от великого счастья, нежданно выпавшего на него. Порывистый смех и несдержанные слова его выдавали в нем безумную радость, бурлящую, словно река в весеннее половодье и не находящую выхода. Родные понимающе смотрели на него, давая ему выплеснуть избыток чувств. Мать Хуриган и дядя Ухэр не забывали о госте, старательно угощали, подкладывали ему мягкие и жирные куски, занимали веселыми разговорами. Тэмуджин, видя их приветливые и радостные взгляды, чувствовал себя легко, как среди своих, улыбался всем в ответ.