Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Леклер, мы приехали. Можете ли вы выйти?
— Я думаю, что могу. Посмотрите, не следит ли кто-нибудь за нами.
Лербур спрыгнул с козел на набережную. Ничего подозрительного не было.
— Момент благоприятный, — сказал он. — Выходите.
Занавеска, скрывавшая спереди внутренность повозки, открылась, и Сан-Режан осторожно спустился на землю. Он обернулся к Лербуру и с волнением, от которого дрожал голос, сказал:
— Прощайте! Моя жизнь принадлежит вам, благородный человек. Вы рисковали собой ради моего спасения. Поезжайте. Не оставайтесь здесь ни одной минуты более...
И он пошёл по улице. Лербур был потрясён этой разлукой. Он боялся, что из всего этого выйдет, и обвинял себя в том, что он не достаточно сделал для этого человека, которого любил, как родного сына. Твёрдость шагов Сан-Режана успокоила Лербура. Он подавил вздох и, увидев издали, что молодой человек без всяких приключений вошёл в дом N 35, сел на козлы, стегнул лошадь и по набережной, Елисейским полям и площади Революции вернулся домой, жив и невредим.
XIII
Юный Виллье с примерной быстротой и аккуратностью исполнил поручение, которое ему дал Фуше. Он взял извозчика и приказал ему ехать в больницу Милосердия. Приходилось проезжать страшный в те времена квартал Мобер, где легко могли остановить экипаж и ограбить пассажира.
Доехав благополучно до ворот этой старинной больницы, построенной ещё при Людовике XIII сзади Ботанического сада, Виллье от имени министра полиции приказал разбудить директора. Он в нескольких словах посвятил его в историю покушения, которая была здесь ещё неизвестна. Директор сейчас же позвал дежурного врача. Гражданина Виллье повели по длинным, бесконечным коридорам в палату, где лежал бледный, умирающий Браконно.
— Плохи дела этого бедного малого! — сказал секретарь Фуше.
— Удивительно ещё, что он не умер в течение этих дней, как он здесь. Пуля пробила его навылет и задела позвоночник. Поэтому раненый не приходит в сознание.
— Скажите, можно ли при помощи каких-нибудь сильных средств вдохнуть на несколько минут жизнь в это инертное тело?
— Доктор Дюпутрэн — очень искусный врач. Мы объясним ему положение дел.
— Хорошо было бы предупредить его до завтрашнего утра. Тут дело государственной важности, которое не терпит отлагательств.
Виллье уехал.
Казалось, всё благоприятствовало спасению Сан-Режана. Карбон после взрыва спокойно вернулся в свою общину. Что касается Лимоэлана, то он немедленно после взрыва вышел из Парижа и отошёл от столицы по крайней мере на двадцать лье. Он уже скоро должен был достичь Бретани, чтобы там дать отчёт Жоржу обо всём, что произошло. Он был убеждён, что Сан-Режан убит, и не беспокоился больше о нём. Гибель одного человека была ничто для этого грубого человека, привыкшего к массовым избиениям. По дороге он узнал, что Бонапарт избежал гибели. Для него дело было теперь ясно: приходилось начинать всё с начала.
Итак, обстоятельства, при которых было совершено покушение, а также и виновные в нём, были покрыты мраком неизвестности. От повозки остались одни щепки. Бочонок и ружейный ствол превратились в порошок. Нашли только две передние ноги белой лошади.
Агенты Дюбуа перерыли всю эту местность, но всё было напрасно. Полиция Фуше не трогалась с места, ожидая приказаний. Единственным средством раскрыть это происшествие было установить тщательное наблюдение за домом № 35 по улице Дракона. Но Суффлар и Клеман продолжали торчать перед гостиницей «Красный Лев».
Впрочем, эта тёмная история стала мало-помалу проясняться. Один из агентов, рассказывая Суффлару подробности покушения, заметил между прочим, что лошадь, которая была запряжена в тележку, была белой масти. При этих словах гигант ударил себя по лбу с такой силой, что убил бы быка. Он выругался и покраснел, как пион.
— Ах, канальи! Это они и есть! Как они нас одурачили.
И, не пускаясь в дальнейшие объяснения, он оставил на посту Клемана, а сам бросился к секретарю Фуше.
Было около десяти часов утра. Бонапарт уже прислал за новостями полковника Раппа. Приходилось сознаться, что пока ещё ничего не выяснено. Адъютант принял это известие с таким насмешливым видом, что не оставалось ни малейшего сомнения в том, что Фуше впал в немилость. Полковник передал также, что первый консул ждёт Фуше и будет говорить с ним перед началом заседания государственного совета. Мрачный и хладнокровный, как будто дело шло не о его положении, а пожалуй, и свободе, Фуше отвечал, что он не преминет явиться. Он не знал, куда ему обратиться и что предпринять: это провидение полиции, когда Виллье ввёл к нему в кабинет гиганта Суффлара.
— Гражданин министр, этот агент пришёл с важным сообщением. Нам, может быть, удастся схватить конец нити. Повозка, которая разбита вдребезги на углу улицы Шартр, была запряжена белой лошадью и, очевидно, на ней везли один или несколько бочонков. Вчера вечером три человека явились в гостиницу «Красный Лев», которая давно известна, как место для сборищ роялистов, и здесь положили на тележку, запряжённую белой клячей, два бочонка.
— В одном из бочонков было вино, — сказал Суффлар, — мы пили его после того, как я помог положить бочонки в повозку.
— Ах, вы помогли положить? — сказал Фуше. — Стало быть, вы говорили с ними? Какого они были вида? Высокого или невысокого роста, одеты хорошо или плохо...
— Они были похожи на рабочих. Ни в одежде, ни в манерах не было ничего, что бросалось бы в глаза. Они говорили, что должны доставить вино в Сант-Антуанское предместье...
— Это было вино?
— В одной из бочек, по крайней мере.
— А в другой?
— А в другой что было, я не знал.
— Виллье, напишите приказ об обыске и идите с ним. Переройте в этой гостинице всё сверху донизу и арестуйте всех, кто вам покажется подозрительным. Во всяком случае, хозяина гостиницы доставьте ко мне. Да попугайте его хорошенько, чтобы он здесь отвечал, как следует. Вы, Суффлар, отправляйтесь опять в улицу Дракона и наблюдайте за домом, который Браконно считал подозрительным.
Он позвонил.
— Позовите ко мне инспектора, который собирал обломки на месте взрыва. И пусть немедленно по всему Парижу наведут справки, не пропала ли у кого-нибудь
