Боги Севера - Дмитрий Анатолиевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего ты хотел, сотник? — Презрительно-недовольное выражение карих глаз при этом недвусмысленно говорило: что бы это ни было, ты все равно ничего не получишь!
Наступив на горло собственной гордости, Лава изложил суть дела, и пока он говорил, на лице легата все больше и больше проявлялось удивленное возмущение.
— Пятьсот динаров! Ты в своем уме, сотник⁈
— Такой был уговор!
Не отводя глаз, Лава упрямо стоял на своем, и Агриппа скривил губы в мстительной ухмылке.
— Если у тебя был договор с Наврусом, то пусть он и платит, а я ничего знать не знаю и ни за какие, так сказать, подвиги таких денег платить не собираюсь!
Лава нахмурил брови.
— У меня был договор не с Наврусом, как вы говорите, а с главнокомандующим, и если главнокомандующий сейчас вы, значит, вы и должны мне заплатить!
Оскорбленная душа Агриппы словно ждала этих слов и этого момента, чтобы сорваться и выпустить пар. Лицо легата покраснело и рот разошелся в крике:
— Ты что себе позволяешь, варвар⁈ Я тебе ничего не должен, тем более что и поставленную задачу ты не выполнил! — Он уже себя не контролировал и орал в полный голос. — Убирайся, пока я не приказал тебя выпороть! Охрана!
Центурион в сопровождении двух легионеров вывел Лаву за ворота лагеря, напутственно одарив на прощание:
— Ты хороший парень, варвар, мы тебя уважаем, но лучше здесь больше не появляйся. Мне бы не хотелось, но если будет приказ, то ты сам понимаешь…
Не договорив, он развернулся и зашагал обратно, оставив Лаву кипеть от бешенства в полном одиночестве. Подавив первое желание кричать и требовать справедливости, венд успокоился и вернулся к своей обычной холодной рассудительности. Мозг лихорадочно заработал, прокручивая возможные варианты, и Лава, зло прищурившись, подумал: «Ладно, господин легат, посмотрим, что на это скажут варварские легионы!»
* * *
В палатке Лавы собрались почти все вожди варварских соединений армии, и даже хан Менгу, несмотря на натянутые отношения с вождем вендов, принял приглашение. Все они пришли почтить память погибших бойцов и поддержать их командира, ибо каждый из них знал, что значит потерять в один день весь отряд.
Гавелины сели кучно у самого входа и сразу принялись за еду, не обращая внимания на презрительные взгляды остальных. Они пришли почти в полном составе: большие и маленькие вожди всех гавелинских отрядов в армии во главе со старшим походным вождем Истиларом, который, подавая пример, первым схватил с блюда кусок баранины и, запихав его в рот, смачно облизал жир с пальцев.
Герулы пришли втроем — вождь Корилан и двое его ближников. Менгу сидел один, его люди остались снаружи, а вождь фаргов привел с собой толмача, поскольку плохо понимал имперскую речь.
Все, кроме гавелинов, сидели молча, выражая уважение к хозяину шатра, и если бы не громкое чавканье пятерки в волчьих шапках, то картина могла бы выглядеть вполне степенно и торжественно.
Лава молчал, бесстрастно глядя прямо перед собой и не обращая внимание на наглость гавелинов. Дождавшись, когда один из его бойцов расставит перед гостями кувшины с вином, он поднял полную чашу.
— Выпьем, друзья, за наших погибших друзей и соратников! Все они сейчас на пиру павших в чертогах Оллердана, ибо каждый из них погиб как настоящий воин — с мечом в руке!
Опустошив чаши, никто из присутствующих не удивился тому, что венд поминает чужих богов, поскольку им было совершенно все равно, во что верит Лава и в каком загробном мире сейчас его павшие товарищи. Они пришли поддержать традицию и свою репутацию в глазах своих же воинов, желающих видеть у вождей уважение к гибели простых бойцов. Сам же Лава уже давно не вспоминал богов своего детства. С того самого дня, как Лирина отчаялась увидеть в нем темную сторону и он покинул ее дом, венду пришлось нелегко. Совсем юный парень — без дома, без родни — скорее всего, погиб бы от голода или железа, но случай послал на его пути дружину ругов, которой требовались гребцы. Те шли на юг, в империю, и, не успев проскочить до зимы, застряли в земле вендов, а тяжелые холода унесли жизни многих из них, освободив места на скамьях гребцов. Жизнь не щадила Лаву до того и тогда отнеслась тоже не ласково, послав ему самых суровых и беспощадных учителей. Это было тяжелое время, но способностей Лаве было не занимать: он терпел и учился у безбашенных вояк всему — как жить, в кого верить и как выживать на войне. Они верили в Оллердана, принимающего в своем дворце павших героев, и Лава тоже поверил, оставив в прошлом Пера, Иранью и других вендских богов. Тем более что пир с павшими героями в небесных чертогах Оллердана для молодого воина был куда понятнее забвения и блаженства в царстве мертвых. Хотя если бы сейчас, по прошествии стольких лет, Лаве предложили выбирать, то, скорее всего, после смерти он предпочел бы забвение и покой, ибо пиры ему уже надоели, а образы героев померкли. Он редко думал об этом и не любил вспоминать прошлое — уж слишком темным, яростным и кровавым оно было.
Лава сел на место, предоставив гостям возможность есть и пить в свое удовольствие, но его глаза, вроде бы безмятежно прикрытые ресницами, непрерывно следили за всеми присутствующими, выжидая удобный момент. Гавелины, сожрав все, до чего можно было дотянуться с их мест, налегли на вино и, быстро захмелев, стали еще шумнее. Остальные тоже, оставив степенность, быстро опустошали чаши и блюда рядом с собой. Лава терпеливо ждал вопроса, который неминуемо должен был задать кто-нибудь из присутствующих, поспорив с самим собой на то, кто это сделает, и поставив на Истилара. И не ошибся.
Громко рыгнув, вождь гавелинов откинулся назад и впился взглядом в лицо Лавы.
— Сколько же ты получил с туринцев за свою вылазку?
Мысленно поздравив себя с выигрышем, Лава начал свою игру.
— Нисколько!
— Как так? — В голосе гавелина прозвучало удивление и недоверие, и все остальные, оторвавшись от еды, тоже подняли головы.
— Темнишь ты, венд!
Истилар уже не скрывал жадного любопытства, и во взглядах других вождей тоже читалось сомнение. Все знали, что такие вылазки в стандартный контракт не входят и вождь может отказаться или потребовать дополнительную плату.
Менгу
