Осень добровольца - Григорий Степанович Кубатьян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Запрыгиваю в очередной капонир. Там тоже прячутся люди. Взрослые дядьки в камуфляже, касках и бронниках жмутся друг к другу при каждом выстреле.
— Привет, мужики! Вы здесь Алекса не видели? Крупный ахматовец в каске!
— Видели. Дальше побежал.
— А сами откуда? Из какой части?
— Мы… от министерства обороны.
— А-а-а… Понятно, — отвечаю я, хотя ничего не понятно.
— Зэки мы, — сопит дядька постарше. — Траншеи копаем. Сказали, что освободят через б месяцев. Обещали, что только хозработы будут… В гробу я видал такие работы!..
— Не бойтесь, мужики. Всё нормально будет!
— Вам легко говорить, вы профессиональный военный…
Я даже радуюсь. Ну, а что? На самом деле военный. Спецназовец, штурмовик!
— С той стороны поля снайпер работает, — предупреждают меня.
— Во весь рост не вставайте. Лучше вот так, поближе к земляному валу, коленями на песок. Вас из-за куста будет не видно.
Зэков жалко. С одной стороны артиллерия и миномёты лупят, с другой — невидимые снайпера… «А в тюрьме сейчас обед…»
— Ничего. Несколько дней назад страшная мясорубка была, и то выжили! И сегодня продержимся, — говорит пожилой зэк. — Я погибшего помогал выносить, татарина…
Может, это был наш Киллер?
— Всё, парни, я побежал. Держитесь!
Зэки одобрительно смотрят мне вслед. Ну, или мне так кажется.
★ ★ ★
Я иду вперёд и чувствую себя благословлённым на бой бывшими заключёнными. В России нетрудно пересечь границу между грехом и праведностью. Что в одну, что в другую сторону. Когда-то эти парни оступились — и теперь искупают прошлые ошибки кровью, живут в окопной аскезе, в труде, посте и молитве. Что ещё остаётся, когда по окопу стреляет танк? В любой момент они могут погибнуть. Русские люди, не идеальные, а всё же — свои. И вот я, «профессиональный военный», иду вперёд, чтобы защитить их тоже.
В поле за посадкой идёт танковый бой. Украинский танк обстреливает наши позиции. Иногда на поле выскакивает наш БТР, проезжает вперёд, стреляет в сторону вражеского танка, а потом уносится прочь. То ли дразнит и провоцирует, пытаясь вытащить противника под огонь наших гранатомётчиков, то ли надеется сбить с назойливого танка гусеницу и хотя бы так остановить его.
Дожидаясь затишья, я перебегаю от одного укрытия к другому. Начинается новая система траншей, и на одном из перекрёстков я попадаю в пробку. Там сгрудились солдаты. Часть из них прячется в небольшом блиндаже с крышей из деревянных брёвен, другие пытаются укрыться в вырытых в земле «лисьих норах» или просто сидят и стоят в окопах. Часть приготовилась к бою, целясь из автоматов в сторону, откуда звучат выстрелы.
— Мужики, парня здесь не видели? Ахматовца. Высокий такой, Алекс зовут.
— Не видели. Ты из «Ахмата», что ли? Говорят, вам платят дофига, — кривится один из солдат; он с комфортом сидит на краю траншеи, безмятежно курит и, кажется, не придаёт значения визгу пуль и грохоту снарядов.
— Говорят… Но до зарплаты не все доживают.
Куда же делся Алекс? Прошёл вперёд и вступил в бой? Или разведал путь и вернулся к нашим, разминувшись со мной по дороге? Если пойду вперёд, то окажусь под огнём своих же.
Совсем рядом взрываются два снаряда.
— Парни, врачи есть здесь? Человека контузило!
— Нет никого… Тащи его сюда. Или там оставь, пусть лежит. Отлежится, и ему полегчает.
Нахожу рукой аптечку; она на месте, но лекарства от контузии в ней нет… Нелепая ситуация, когда не знаешь, что делать. Командира нет, связи нет, группа разбежалась. Где наша позиция — неизвестно. Вражеский танк стреляет, но подбить его — нечем; зря я трубу ПТУРа не подобрал при высадке! И оказать первую помощь контуженному я не могу, потому что не умею…
Нужно искать своих. Два десятка ахматовцев не могли исчезнуть без следа! Вернусь назад, спрошу, вдруг Алекс в обратную сторону побежал. В траншее, забитой солдатами, и без меня слишком тесно.
Отползаю на пару десятков метров назад — и вижу, как по тропинке вдоль поля несут на носилках раненого в ахматовской куртке.
— Мужики, вам помочь?
Подхватываю ручку носилок. Один из бойцов, с рацией, — видимо, командир, — вызывает санитарную машину на «ноль». В то же место, где нас высадили утром. Если по прямой, то полчаса хода.
Тяжелораненый парень, красивый, кудрявый, лежит в полубреду, обколотый промедолом. Обе ноги и рука перетянуты жгутами, штанины и рукав красные от крови.
— Пулемётом срезало. Высунулся вперёд — и вот.
— Брат, как тебя зовут?
— Метла, — хрипит он.
Я уже слышал этот позывной. Метла был командиром отделения соседнего взвода. Солдаты часто ворчат на командиров, что те, дескать, отсиживаются с рациями по подвалам. И такое бывает. Но когда командир храбро рвётся в бой и первым падает под пулями — это тоже ни к чему.
— Держись, Метла! Всё хорошо будет!
Мы почти бежим по тропинке. От врага нас отделяет лесопосадка, но снаряды и мины пролетают её насквозь и ложатся на поле, изрытое ямами от прилётов. Здесь нам не укрыться от осколков. Слыша близкий звук летящего снаряда, мы синхронно падаем на землю вместе с носилками, стараясь не ушибить Метлу слишком сильно. Потом встаём и продолжаем бег. Если устаём, то меняемся местами, чтобы заменить правую руку на левую.
Под ноги попадается совершенно новый магазин увеличенной ёмкости для АК. На 60 патронов. Ценная вещь! Даже с патронами внутри. Кто-то обронил. Но подобрать его я не могу, так как держу носилки. Здешние окрестности — оружейный Клондайк! ПТУРы, магазины… Может, и каску себе найду?
Часть пути нужно пробежать по открытому пространству. Это очень страшно. Даже небольшой ряд деревьев кажется слабой, но защитой. А здесь ты — готовая мишень. На четверых бойцов и одного раненого враг не пожалеет снаряд. Выдыхаю и бегу, думая об одном: если убьют сейчас, мне не стыдно. Я делаю доброе дело — спасаю раненого.
Выбегаем на «ноль». К нам выходит командир разведчиков, прятавшийся в деревянном укрытии. У командира нет знаков различия, но есть рация с толстой антенной. Дорогая, хорошая, такие только у офицеров.
— Раненого принесли!
— Сейчас машина придёт. Положите в капонир пока.
— Пить… — шепчет Метла; я отдаю ему свою бутылку с питьевой водой.
По полю в нашу сторону летит санитарный УАЗ «буханка». Враг знает, что на «ноль» приезжает техника, и старается попасть именно по ней. Действовать