Борьба и победы Иосифа Сталина - Константин Романенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь, на съезде, И. Джугашвили впервые услышал и других «маститых лидеров» социал-демократии — Плеханова, Аксельрода. Сравнение их с Лениным было не в их пользу. Уже после смерти В.И. Ленина, выступая перед курсантами Кремлевского военного училища, вспоминая свои впечатления, Сталин сказал:
«Когда я сравнивал его с остальными вождями нашей партии, мне все время казалось, что соратники Ленина — Плеханов, Мартов, Аксельрод и другие — стоят ниже Ленина на целую голову, что Ленин в сравнении с ними не просто один из руководителей, а руководитель высшего типа, горный орел, не знающий страха в борьбе и смело ведущий вперед партию по неизведанным путям русского революционного движения».
Завершение работы съезда социал-демократов предшествовало знаменательному событию в столице России. Следующий день, 27 апреля 1906 года, был в Петербурге на удивление жарким, почти удушливым. Зимний дворец еще никогда не видел столько простонародной, не светской одежды: крестьянские свитки, малороссийские жупаны, купеческие поддевки, а в концертном зале, красуясь пышными бакенбардами, высилась голова нового министра Горемыкина. Государственный совет, щетинясь позументами позлащенных мундиров, противостоял серой стене интеллигентских пиджаков, смазанных ваксой мужицких сапог, черкесских газырей и разноцветью мусульманских халатов.
Взойдя по ступенькам на трон, царь лишь на мгновение присел на подушку престола, не касаясь складок горностаевой мантии. Фредерикс, не таясь, протянул шпаргалку, по которой Николай II зачитал обращение: «Всевышним помыслом врученное мне попечение о благе Отечества побудило меня призвать к содействию в законодательной работе выборных от народа...»
Это стало первой фразой, а последней: «... приступите к работе, на которую я вас призвал, и оправдайте доверие царя и народа». В середине царской речи была пустота: слово «амнистия», которое с нетерпением ожидали и предвосхищали депутаты, — не прозвучало.
Дальнейшие заседания перенесли в Таврический дворец. Дума приняла закон об отмене в России смертной казни, но Госсовет вернул это решение обратно как неуместное; зато правительство поручило Думе решить вопрос о прачечной при Юрьевском университете. Сотни и тысячи ходоков шли к Таврическому дворцу; темные и забитые, из глубины России: «Хлиба, нам бы хлиба, — просили они Думу. — Нам бы землицы». Когда Дума забушевала и стала кричать, Столыпин поднял кулак и произнес со спокойствием: «Да ведь не запугаете!» — и депутаты притихли...
Впрочем, дума в России всегда была такой, какой она могла быть. Одним из насущных вопросов начала XX столетия был аграрный, и, определяя позицию правительства, премьер Горемыкин 13 мая 1906 года выступил с декларацией: «Мы не допустим в жизнь закона об ущемлении прав помещика-землевладельца». Думу лихорадило с самого начала — и когда в кулуарах грызлись между собой кадеты, делившие министерские портфели, и когда дебаты по аграрному вопросу зашли в тупик. В этот момент над думой замаячил призрак разгона. У царя осталось два выхода: разогнать думу — или...?
Постепенно слухи о тайном сговоре Столыпина и Трепова с кадетами проникли в печать; когда авторитет опозоренной в глазах народа думы пошатнулся, ее разогнали. Расчет был верный — рабочие бойкотировали выборы в думу и «плюнут на ее разгон». Желавшие парламента либералы получили его «в лице единого и неделимого Петра Аркадьевича». Столыпин стал первым министром России — председателем Комитета министров. Вот и все!
И когда, укатив в Выборг, в ответ на угрозы Столыпина члены распущенной думы «слабо тявкнули «Выборгским воззванием», «неприкосновенных» депутатов развезли по тюрьмам в каретах. А брат нового премьера, Александр Столыпин, получил задание «подготовить русскую общественность к введению военно-полевых судов».
В Тифлисе Иосиф Джугашвили появился в начале июня 1906 года, через два месяца после отъезда. «Когда он вернулся, — вспоминала Александра Моланселидзе, — его нельзя было узнать. В Стокгольме товарищи заставили его купить костюм, фетровую шляпу и трубку, он был похож на настоящего европейца. Мы впервые увидели Сосо хорошо одетым». Появление внешней респектабельности, видимо, повлияло и на сестру жены хозяина квартиры, взглянувшую на квартиранта иными глазами. Но после съезда и посещения Европы он изменился не только внешне, у него появились новые планы и новые идеи.
Начало заседаний Государственной думы создало в России впечатление некоторой либерализации общественной жизни. В этих условиях Иосиф Джугашвили уже профессионально берется за публицистическую деятельность. Большевики задумали издание в Тифлисе легальной газеты, и он нашел средства для ее финансирования. Сначала была арендована типография Таварткиладзе, а затем типография Григория Чарквиани. Официальным издателем, заведующим и редактором социал-демократической типографии стал Н. Ахметели.
Первый номер газеты, названной «Ахале цховреба» («Новая жизнь»), вышел 20 июня со статьей Иосифа Джугашвили «Что делать?». Затем в течение трех недель появляется почти поток его публикаций: «Пресса», «Реорганизация в Тифлисе», «Социалистический пролетариат и революционное правительство», «Улица заговорила», «В чем ошибка т. Бродяги», «Гегемония пролетариата в нынешней революции», «Профессиональные союзы в Тифлисе», «Наши разногласия», «Реакция свирепствует — теснее сомкнем наши ряды», «Распущенная Дума и объединенная улица», «Маркс и Энгельс о восстании», «Международная контрреволюция». Большую часть статей он подписывает псевдонимом Коба.
Но одновременно с этими публикациями им была написана брошюра «Текущий момент и объединительный съезд партии», и вышла в свет серия статей «Анархизм и марксизм». Они представляли собой главы из начатой им книги. Подвергнув резкой критике позиции анархизма, ставшего популярным в деклассированной среде Грузии, он разъясняет читателям характер партии, стоявшей на платформе материализма и диалектики.
Но завершить эту работу в 1906 году ему не удалось — сразу после разгона 14 июля Госдумы газета была закрыта. А через день после закрытия газеты в его личной жизни произошло важное событие. Он женился. Его женой стала Екатерина (Като) Сванидзе, дочь железнодорожника. Видимо, необходимость официального оформления отношений возникла в связи с ожиданием появления ребенка. Като не интересовалась политикой, она была типичной грузинской женщиной, мечтавшей о своем маленьком счастье, и, вероятно, была полна надежд, что он «остепенится» и оставит свое опасное увлечение революцией, занявшись более прибыльным делом.
Конечно, он любил Като. В угоду ей и будущей теще он даже согласился на венчание в церкви. Однако узаконить этот брак оказалось непросто. Иосиф Джугашвили не имел собственных документов, проживал нелегально по паспорту некоего Галиашвили и находился в розыске полиции. При таком положении, несмотря на все старания М. Монаселидзе, ни один из священников не соглашался на совершение церковного обряда. Помочь молодоженам согласился однокурсник Иосифа по семинарии — священник церкви Святого Давида — Кита Тхинвалели, которого Монаселидзе встретил на улице. Свое согласие Тхинвалели дал с условием, «что об этом ничего не должен был знать первый священник церкви, ввиду чего в церковь надо было подняться в один или два часа пополуночи и в небольшом количестве» участников богоугодного обряда.
В этих «конспиративных» условиях, напоминавших приключение и словно перенесенных со страниц романа, в ночь с 15-го на 16 июля состоялось венчание. Редкая семейная пара могла похвастать подобной интригующей экзотикой при вступлении в брак. Той же глубокой ночью на улице Крузенштерна состоялась свадьба, собравшая чуть больше десяти человек. На ней, кроме молодоженов и свидетелей, присутствовали Васо и Георгий Бердзеношви-ли, Арчил Долидзе, Александра и Михаил Монаселидзе и С.А. Тер-Петросян (товарищ Камо).
Но заключение брака не изменило характера его неафишируемой деятельности. Во второй половине августа охранное отделение поставило в известность генерал-губернатора о планирующейся в Тифлисе на 25 или 26-е конференции социал-демократов. Однако затем сроки и место ее проведения были перенесены. Она началась 9 сентября в Тифлисе, а завершилась 14 сентября в Баку, на Крас-новодской улице в гостинице «Дворцовые номера».
Из 42 присутствующих большевиков на конференции представляло только шесть делегатов, в числе которых был Иосиф Джугашвили. Уже после конференции он организовал издание новой газеты «Ахале дроеба» («Новое время») и для первого номера написал к 14 ноября статью «Классовая борьба».
В этот период большевики занимались не только политической пропагандой; в конце сентября Камо вместе с Б. Мдивани, К. Сулаквелидзе и К. Чхенкели выехал за границу для закупки и доставки на Кавказ партии оружия. Перед отъездом Камо обратился к Монаселидзе с просьбой приютить приехавшего в Грузию для лечения товарища из «Московского ЦК»; гость прожил на Фрейлинской около двух недель и вернулся в Россию. Но проявленное гостеприимство неожиданно обернулось для семьи Монаселидзе серьезными последствиями, проистекавшими из цепи взаимосвязанных обстоятельств.