Книгоедство - Александр Етоев

«С детства я мечтал иметь тельняшку и зуб золотой» – эту фразу, с которой начинается повесть, почему-то я вспоминаю часто, хотя в своем ленинградском детстве я мечтал совсем о другом

Повесть почти что не редактировалась и вышла так, как была написана. Лишь во фразе «Какие прекрасные девушки толпились у ног двух важнейших скульптур нашего времени» цензор убрал выражение про скульптуры. Потому что перед входом в пединститут в те времена, про которые Коваль вспоминает, стояли каменные Ленин и Сталин

«Лодку» Коваль писал 8 лет, столько же, сколько и «Недопеска». А кажется, она сделана в одночасье.

Теперь о «Полынных сказках».

Моя мама тогда очень болела, это были ее предсмертные годы. А я ее очень любил, и мне хотелось сделать для нее что-то А что может сделать писатель – написать…

И Коваль пишет «Полынные сказки», повесть, в основу которой легли рассказы матери.

Книгу жутко порезали, убрали все мало-мальски связанное с религией, хотя никакого особого религиозного смысла в свою повесть Коваль не вкладывал

После сказок были написаны «Промах гражданина Лошакова» из цикла про Васю Куролесова, повесть «Шамайка», но самая главная работа шла над «Суером-Выером», будущим романом-пергаментом.

«Суера-Выера» Коваль писал в общей сложности 40 лет, начиная с 55-го года В 95-м роман был закончен.

Я думаю, что я написал вещь, равную по рангу и Рабле, и Сервантесу, и Свифту, думаю я. Но могу и ошибаться же…

Это последняя его книга.

В 1995 году Юрия Коваля не стало.

«Суер-Выер» вышел уже после смерти писателя.

На этом месте можно было бы и закончить, если бы в 1999 году в московском издательстве «Подкова» вдруг не вышла новая книга Юрия Коваля – «АУА» А ровно через год «Подковой» же выпущен «Листобой» – большой том малой прозы, куда вошло если не все, то очень многое из сделанного писателем Главное, что есть в этих книгах, кроме, конечно же, «Монохроник» и неоконченной повести «Куклакэт», до этого в книгах не издававшихся, – огромное количество иллюстраций По сути, это книги-альбомы – и фото, и живописные, и графические, – открывающие нам того Коваля, который, когда не пускали в литературу, брал в руки кисти, краски, мольберт и говорил на языке живописи

Постскриптум Все цитаты, приведенные в этой статье, кроме специально оговоренных, взяты из интервью с Юрием Ковалем, опубликованном в журнале «Вопросы литературы», № 6 за 1998 год.

2 Я открываю наугад любую книгу Юрия Коваля на любой странице и читаю – не начитаюсь, радуюсь – не нарадуюсь.

Отложил я весло, хотел закурить. Шарь-пошарь – нету махорки Только что в кармане шевелилась – теперь нету Вдруг стемнело над рекой. Солнце-то, солнце за тучку ушло! Куда ж это я забрался? Лес кругом страшный, корявый, чёрный, вода в реке чёрная, и стрекозы над ней чёрные…

Он вышел на крыльцо, и тут же под ступеньками что-то затрещало, зашуршало, и оттуда выскочил рыжий пёс. Вид у него был неважный. Одно ухо стояло, другое висело, третьего, как говорится, вообще не было…

Темнело Из-за еловых верхушек взошла красная тусклая звезда, а за нею в ряд еще три звезды – яркие и серебряные Это всходило созвездие Ориона… Медленно повернулась земля – во весь рост встал Орион над лесом… Одною ногой опёрся Орион на высокую сосну в деревне Ковылкино, а другая замерла над водокачкой, отмечающей над черными лесами звероферму «Мшага»… Стало совсем тихо, откуда-то, наверно из деревни Ковылкино, прилетел человечий голос:

– …Гайки не забудь затянуть…

Затих голос, и нельзя было узнать, какие это гайки, затянули их или нет

Я нарочно не говорю, откуда эти цитаты, потому что цитировать Коваля, проговаривать его строчки вслух, следить за яркостью и веселостью его слога – не знаю, как для других, а для меня это высокое удовольствие.

Одиннадцать лет назад газета «Комсомольская правда» напечатала разгромную статью П. Веденяпина, которая называлась «Накуролесили» Направлена была эта статья против выпущенного тогда в продажу диафильма по повести Юрия Коваля «Приключения Васи Куролесова» Если учесть, что сама повесть к тому времени переиздана была уже не однажды, то напрашивался естественный вывод: диафильм был всего лишь поводом, чтобы очередной раз ударить по неугодному кому-то писателю Я не знаю, кому Коваль тогда досадил, да в сущности и неважно Статья написана казенным, доносительским стилем, и лишь цитаты из Коваля, которые автор статьи приводил как примеры безграмотности и литературной пошлости, расцвечивали ее серый шинельный войлок яркими насмешливыми заплатами

Я был тогда человек горячий и, увидев, как какая-то комсомольская собачонка облаяла моего любимого автора, написал длинное, на 6 машинописных страницах, письмо в защиту облаянного писателя. Написал, запечатал письмо в конверт и послал его на адрес журнала «Юность» Прошел месяц, другой, я остыл и стал уже забывать о своем послании, как ровно через три месяца, в феврале 1988 года, мне приходит ответ на фирменном бланке «Юности» Привожу это письмо целиком:

Уважаемый тов Етоев!

Благодарим Вас за письмо. На заметку, помещенную в «Комсомольской правде», вряд ли стоит обращать такое внимание – у Ю Коваля имя серьезного писателя, он – лауреат Андерсеновской премии, «Юность», кстати, писала о его художественных работах в № 11 Мы перешлем Ю. Ковалю Ваше письмо Уверены, ему будет очень приятно прочитать такие искренние слова читательского признания.

И «Юность» не обманула. В самом начале апреля мне пришло письмо из Москвы от Юрия Коваля Я не буду цитировать письмо полностью, приведу из него лишь выдержки

…Дополнительный курьез заключается в том, что «Комсомолка» в 1972 году хвалила повесть «Приключения Васи Куролесова» Автором рецензии на мою книгу был Фазиль Искандер Начисто забыв свою хвалу, воздали и хулу. Вообще с этой газетой у меня совершенно юмористические отношения Начались они с заметки «Чувство цвета и чувство правды» в 1960 году, когда меня громили как художника Потом похвалили книгу «Чистый Дор» (Яков Аким), потом был и Фазиль, но вот дожили и до Веденяпина. Должен вам рассказать, что несколько писателей (Я. Аким, В. Железников, Т Гайдар) написали короткое письмо в мою защиту, но оно как-то не напечаталось. В «Советской культуре» директор студии «Диафильм» сумел ответить с достоинством, но на этом дело и кончилось. Сейчас оно считается «замятым» Скажу вам честно, что я постарался внимания не обратить Но и наслаждения не испытал Опасения, что литературные чиновники примут к сведению, были, но вроде бы пока не оправдываются Ходят слухи, что «Комсомолка» не прочь воздать мне хвалу, хрен знает, пока все это неясно…

История эта осталась далеко в прошлом, мои тогдашние горячность и боевой задор кажутся сейчас едва ли не дворовыми играми. И самое печальное – умер Юрий Коваль, и заменить его пока некому. Такие, как он, писатели приходят в литературу редко Раз в полвека, не чаще. А его письмо для меня – неважно, что в нем написано, – как старинная фотокарточка, как билет в счастливую страну детства, как напоминание о высоком труде писателя и уважении к человеку, который дарит нам веселые и умные книги

Это книга о деле мнимом и настоящем, о мысли мнимой и настоящей, о вере мнимой и настоящей. Она о поколении, которое уносит черт на метле в отсутствии начальнического присмотра. Точно такой же черт, который нарисован на последней странице книги в компании ведьмы и каких-то жутких существ, словно пришедших с фантастических страниц Николая Гоголя

В одной из глав книги Розанов рассказывает о двух подругах, двух старых девах, занимающихся какой-то ученой деятельностью. «Все мы знаем, – пишет писатель, – что 1) синий чулок, 2) шестидесятые годы и 3) старая дева – суть три особенности Бабы-Яги, съевшие в женщине ее нежность, красоту и глубину». Далее писатель, настроенный на скучающий лад и заранее позевывающий в кулак, входит к этим девицам в дом и начинает прислушиваться, приглядываться и вдруг ясно видит и понимает, насколько они чисты среди всей мути, которая их и его окружает. «Были ли они религиозны? Нет. Были ли они патриотичны? Нет. Но, может быть, они были не религиозны? Опять нет. Международны, интернациональны? Снова – нет и нет. И как сестра милосердия на вопрос об этом ответили бы только: “Я стесняюсь ответом Я училась перевязывать раны”».

Вот разница между человеком делающим и человеком провозглашающим дело Вся книга Розанова, одна из лучших книг Розанова – вечных, не побоюсь этого слова, – посвящена сути и оболочке, истине и ее подобию. Жаль только, что таких книг не читают те, ради кого они, собственно говоря, написаны.

Иван Козлов считается поэтом так называемого «пушкинского круга», хотя возрастом и старше А С. ровно на 20 лет. Должно быть, в круг этот его ввели потому, что какое-то недолгое время Козлов значил для просвещенных умов много больше, чем значил Пушкин Произошло это после выхода поэмы «Чернец» в 1825 году Вот отрывок из письма Вяземского Александру Тургеневу: