Набат - Александр Гера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За что их бомбить? — будто ослышался Судских. — За помидоры зимой и летом?
— А вдруг они… В общем, хреновину я говорю. Но скажи, генерал, что это?
— Чернобыльский синдром, — повторил Судских. — До поры до времени.
— А вот и нет, — возразил президент. — Замеры показывают практическое отсутствие радиации в карьере. Войти туда смертельно и невозможно, а там припеваючи живут люди. Вот, глянь-ка…
Из внутреннего кармана пиджака он достал пачку фотографий. Судских успел заметить на обороте одной: «Подлежит уничтожению». «Спер», — дал понять президент, каким образом он сохранил у себя фотографии спецконтроля.
Мелкая видимость, но хорошо различимы грядки на одной; на другой люди вроде как в салочки играют. Женщины в купальниках, мужчины в плавках, безрукавках, тепло, а по краям громадного карьера снег лежит… И веет не праздником, а какой-то жуткостью от неизведанного.
— Но детей не видно, — сказал президент.
— Не видно, — повторил Судских и непроизвольно поежился.
— В сопроводиловке сказано, что они явно моложе своих лет. Ни одного лысого не осталось. А в начале консервации облысели все, мужики и бабы. Так вот, генерал, помоги решить головоломку.
— Это сложно, — ответил Судских, возвращая фотографии.
— Почему?
— Почему…
Со времен прежней власти зонами ведали спецконтролеры. При нынешней в силу ряда причин — начальник охраны президента. Каких? Хорошо налипало к пальцам от прибыльных контрактов на ввоз радиоактивных отходов и переработки. Одним — только бы вывезти заразу, другим — поживиться бы на чем угодно. Прежний шеф надзора сгинул где-то в аргентинских пампасах, нынешний торопился успеть на уходящий туда поезд и за спешку поплатился импотенцией — по недомыслию влез в активную зону. Знающие об этом прозвали Шумайло Главным евнухом президента. Служба спецконтроля подчинялась только президенту, зонами ведал единолично Шумайло. Между ними шла позиционная война, хотя внешне все обстояло прилично. Впрочем, как всегда в банке с пауками. Импотенция норова у Шумайло не убавила. Вторгаться в заведование Шумайло Судских не хотелось. У него и без этого были натянутые отношения с ним, после переподчинения отрядов юнохристиан ФСР.
— Потому, господин президент, — ждал откровенности президента Судских.
— А вот если я дам отставку Шумайло? Докладывают, зарылся мужик, — сощурился президент. — Воливач грозился замену дать…
— Значит, подыщет, — не торопился Судских открывать карты.
— А вот если замену найдет генерал Судских?
«А вот если Воливач узнает о торге?» — прищурился и Судских.
— Да не тушуйся, Игорь Петрович, — понял его президент. — Я ведь попрошу его дать список пошире, а в нем и твои будут. Так?
«Решайся, генерал, — подбадривал себя Судских. — Другого случая не представится».
— У меня только одна кандидатура, но такой человек мне самому нужен, — вздохнул Судских. — Мой зам, полковник Бехтеренко.
— Опять хохол! — поморщился президент.
— Русские, как выражается Мастачный, — это одичавшие хохлы, — усмехнулся Судских.
— Решено! — полез в бар президент.
На сей раз Судских не отказался.
Содержимое графинчика оказалось не коньяком и не виски, а хорошо очищенным самогоном, подкрашенным скорлупой грецкого ореха.
— От стронция, говорят, помогает, — объяснил президент. — Люблю я это дело, — кивнул он на графинчик и захохотал, вконец расслабившись и подобрев.
— Но ведать зонами должно наше Управление, — охладил его Судских.
Президент посмотрел на Судских трезво и внимательно: «Какой ты…», и кивнул.
— Лады. Но только попробуй прямо сейчас выстроить для меня теорию подобного нонсенса.
— Это не чепуха, — отрицательно покачал головой Судских. — И не чудо. Я гак думаю, — он прокашлялся. — В Армагеддоне-2 остались вместе с обслуживающим персоналом и ученые, имевшие на то время весьма оригинальные работы в области ядерной физики. В частности, родители известной вам девочки, что в Карпово открыла огонь, незадолго до этого подготовили исследование, и довольно оригинальное, о природе нейтрино. Работу немедленно засекретили.
Вполне возможно, что они изобрели там нечто. Ведь комплекс в Зоне не демонтировали, оборудование его пригодно для исследований. Я думаю, перед лицом реальной смерти они сумели нейтрализовать действие радиации.
— Неужели это возможно?
— А почему нет? Утопающий хватается за соломинку, и спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Им терять было нечего. Теоретически эту возможность не сбрасывали со счетов. Возможно, в Зоне осуществили практический вариант.
— Мама моя, — прошептал президент. — Это ж…
После этого восклицания по телу Судских будто пробежала дрожь и будто бы пахнуло озоном. «Нужен схлоп», — всплыли слова Гриши Лаптева.
— Господи! — вскинул руки президент. — Сделай теорию практикой! В монахи уйду! — После такого всплеска он опять стал серьезным: — Игорь Петрович, почему работу засекретили?
— А работам по нейтрино почему-то всегда не везло. Осуществление их требует больших материальных затрат и массы энергии для ускорителя. Вот уверен: у них там получилось!
— Сколько нужно для этого денег? — простовато, как торговец сникерсами, спросил президент.
— Если в лучшие времена не хватало, сейчас — сомневаюсь. Кстати, вето на проведение работ с нейтрино наложил министр обороны Устинов. Его поддержал Андропов. Было такое секретное заседание Политбюро.
— Но ведь возможно! Верую! Все, Игорь Петрович, вплотную берись за эту головоломку. Все зоны будут переподчинены тебе. И давай мне этого хохла твоего. Решено.
Они уже въехали на территорию загородной резиденции президента, водитель терпеливо дожидался распоряжений.
Они попрощались, и Судских направился к своей «Волге».
Охранники из машин сопровождения ушли за президентом, и, проходя мимо задней, Судских задержался, увидев через приоткрытую дверцу одного оставшегося.
«Слухач», — понял он по прибору в руках сидящего на заднем сиденье. Тот нагловато ухмылялся. Судских не стал церемониться:
— Все записал?
Тот неторопливо кивнул.
— Тогда понял, что начальство меняется. Давай кассету.
— Не-а, — ответил слухач. — Поживем — увидим.
Судских не стал настаивать. «Теория, — философски рассудил он, — еще не практика. Шумайло кусачий тип, и у него наверняка есть козыри, коли его вассал не боится».
Уже шла цепная реакция беспредела, в которую был втянут сам Судских; разумными мерами ее не остановить, а меры пресечения только усиливали беспредел.
— Так не отдашь? — снова спросил Судских.
— У меня свой хозяин, — не стеснялся слухач.
— Смотри, тебе жить, — добродушно сказал Судских и нагнулся к открытой дверце, в потайничке которой приметил газовый баллончик. Слухач опередил его.
— Не дури, Судских! — схватил он баллончик. — Совсем заелся?
— Кассету! — процедил негромко Судских.
Со стороны казалось, идет милая беседа, а за приоткрытой дверцей машины пистолета в руках Судских никто бы не увидел. Слухач отдал кассету.
— А я наизусть знаю весь разговор! — с издевкой сказал он. — Может, пристрелишь?
Хлопка выстрела никто и не услышал.
— Змей поганый! — прохрипел слухач, повалившись на сиденье.
— Добро творя рукою, полной зла, — пробормотал он, усаживаясь за руль машины охраны. Своей «Волге» он велел следовать за собой.
У ворот их пропустили беспрепятственно.
«Что это у меня последнее время руки какие-то липкие?» — спрашивал он себя, заведомо зная ответ.
4 — 21
Патриарх настоял на аудиенции и был принят незамедлительно в светлое утро Пасхи. Светлым оно выглядело символически, на самом деле небо выжимало из туч морось, которую так и хотелось назвать жирной. Небывалый случай — Пасха без солнышка: у храмов перешептывались, расходясь — роптали.
— Видать, приспичило владыке, — сказал президент, нехотя одеваясь. Хмурому утру он не удивился: жизнь дала трещину, даже на каникулах не дают отдыхать. — Приглашай, — устало и раздраженно сказал он Гуртовому.
Последнее время церковники докучали ему крепко, просьбы сыпались самые необычные. Суммируя их, президент отмечал растущий аппетит, какой бывает у щук: осенний жор перед зимней спячкой. Зимой не подают. Но куда более это напоминало средневековье. Церковь богатела, государства хирели и рассыпались; и ладно бы святые отцы клали глаз, а там и лапу на собственность государства, они приохотились давать советы в политике!
Выходя к патриарху, президент знал точно, ради чего тот оставил паству в первопрестольный праздник, и твердо решил дать отпор владыке.