Следы на снегу - Георгий Брянцев

- Правильно, товарищ майор, - все более возбуждаясь, продолжал Петренко. - Только разрешите сделать это мне.

Шелестов неторопливо закурил новую папиросу. Выпустив облачко сизо-голубого дыма, он прищурился. Ему понятно было состояние энергичного, нетерпеливого и неискушенного в боевых делах лейтенанта. Он сам был когда-то таким и хорошо помнит, как ему впервые начальник пограничной заставы поручил нагнать и задержать нарушителя советской границы, проникшего на нашу территорию. С каким рвением и энтузиазмом он пошел на боевое задание. Это было давно, очень давно, но память отлично сохранила все детали боевого крещения.

Петренко сидел, как на иголках, но не решился заговорить.

Молчание затянулось, и его нарушил сам майор:

- А кроме вас и некому это сделать, - сказал он с улыбкой. - Я-то ведь инвалид.

- Правильно, товарищ майор. Ногу надо поберечь, она еще пригодится.

- Возможно, - заметил майор. - Поезжайте вместе с Надюшей.

Петренко перевел глаза на Эверстову.

- Да, только вместе. Два глаза хорошо, - а четыре лучше. Поедете на запасных оленях, а эти пока будут отдыхать и кормиться. И Таас Баса прихватите с собой.

- Ну, уж нет, - возразил вдруг Петренко. - Одного мы вас не оставим.

Шелестов внимательно посмотрел на лейтенанта, а тот, выдержав взгляд майора, продолжал:

- Да вы сами согласитесь: остаться в таком положении, - он показал на ногу, - совершенно одному, отлично зная, с кем мы имеем дело...

- Правильно говорит лейтенант, - вмешалась Эверстова. - Таас Бас должен остаться с вами, Роман Лукич. Да иначе и нельзя. Это будет преступлением...

- Даже? - усмехнулся майор. - Ну ладно, уговорили. Пусть Таас Бас остается. Собирайтесь. Вы, Надюша, снимите с нарт весь груз, а вы, Грицько, притащите мне дровец, иначе я замерзну. На одной ноге не напрыгаешься.

Когда дрова были принесены и нарты готовы к отъезду, Петренко разложил по карманам обоймы с патронами, повесил поверх кухлянки бинокль.

- Кажется, я готов, - сказал он.

- Если кажется, то проверьте еще раз, - предложил майор.

- Да, готов, - твердо сказал Петренко, поправляя ремень винтовки.

- Тогда возьмите в моей сумке наручники. И помните, что кто бы ни был этот человек, он должен попасть в наши руки живым. И еще: если не нагоните в течение четырех часов, возвращайтесь. Поняли? И последнее: продвигайтесь осторожнее, будьте всегда наготове, особенно в темных местах. Я не исключаю, что они могут устроить засаду. Иначе непонятно, зачем они разделились. А я покараулю здесь.

- Все ясно, товарищ майор. Можно отправляться?

- Трогайтесь.

- Пошли, товарищ сержант, - пригласил Петренко Эверстову и направился к нартам.

Через несколько секунд упряжка, увозящая Петренко и Эверстову, скрылась из глаз.

Шелестов опустился на одно колено, подбросил в костер сухих поленьев и сел на прежнее место.

"Странно, чтобы не сказать больше, - подумал он. - Действительно, зачем понадобилось Белолюбскому встать на лыжи, когда в их распоряжении было четыре оленя? Хм... Что же тут придумать?"

Майор сидел, положив руки между ног и сжав их коленями.

Солнце уже достигло того места, где оно должно быть в полдень. На него наползали небольшие облачка, и оно обиженно хмурилось, точно было этим недовольно.

Вспомнив, что Таас Бас после утраты своего хозяина еще ничего не ел, Шелестов подтянул мешок с продуктами, достал из него два куска замерзшего мяса и начал их отогревать на огне.

Когда мясо оттаяло, майор подозвал к себе Таас Баса. Пес подошел. Он погладил его и дал ему мясо. На этот раз Таас Бас не отказался от еды и, отойдя в сторонку, стал грызть мясо.

- Правильно, дружище, - одобрил Шелестов. - Мне тоже тяжело, ой, как тяжело, но надо жить. И горем горю не поможешь. Вот лишь бы не заснуть только от скуки, да не влипнуть, как кур во щи. И хотя ты верный часовой, а все же я поберегусь от сна.

*

*   *

Через полтора часа быстрой езды по тайге след лыж вывел преследователей в русло небольшого, промерзшего до дна ручья. Местами ручей был укрыт нетолстым слоем снега, а местами обнажен до льда.

И чем дальше двигались Петренко и Эверстова, тем все более сужались и сближались крутые берега ручья, напоминая собой узкое горное ущелье.

Левый берег, позолоченный косыми лучами солнца, походил на многослойный кусок из различных по окраске геологических пород. Кое-где на нем висели, точно гирлянды, изъеденные и измочаленные дождями и морозами, потерявшие жизнь корни. Поверху, по самому гребешку берега сплошной стеной тянулась тайга.

А по правому берегу громоздились отполированные ветрами до блеска совершенно лысые черные скалы. Они то лезли друг на друга, карабкаясь вверх и как бы ища простора, то угрожающе нависали прямо над головами, готовые вот-вот сорваться. Между скал, там и сям, торчали, закрепившись каким-то чудом, молодые сосенки.

- Вот видите? - обратилась к Петренко Эверстова. - Опять он отдыхал.

- Вижу, - отозвался лейтенант. - Значит, он отдыхал уже семь раз за эти полтора часа, и если допустить, что на отдых уходило не больше пяти минут, значит тридцать пять минут долой.

- Видно, лыжник из него неважный, - заметила Эверстова.

- Трудно сказать. Возможно, что он сознательно экономит силы.

След забирал все вверх и вверх, ущелье сужалось, до рога становилась с каждой минутой труднее. Видно было, как преступник прокладывал дорогу между валунами, выпирающими из-под снега, обходил их.

Олени перешли на шаг. Нарты натыкались на валуны.

- Придется идти пешком, - сказал Петренко и хотел было уже сойти с нарт, как их подбросило и перевернуло.

- Кажется, свалились? - весело, не теряя бодрости духа, сказала Эверстова и рассмеялась.

- Да, что-то вроде этого, - в тон ей ответил Петренко, быстро поднявшись.

Олени встали. Бока их тяжело вздымались, точно меха горна. Над их головами, низко опущенными к самой земле, клубился пар.

Петренко помог Эверстовой подняться и отряхнуть снег, потом тронул оленей.

Ущелье становилось все уже и мельче и, наконец, исчезло, но подъем делался еще круче.

- Тут, должно быть, истоки ручья, - высказала предположение Эверстова.

- И из таких-то вот ручейков и образуются огромные реки. Ну что это за речушка? Так, мелюзга, а сложить их сто, двести, получится знаменитая Лена или Алдан, Вилюй, Олекма.

- Алдан, Вилюй и Олекма это притоки Лены.

- Это я знаю. И Витим тоже приток Лены. И Пеледуй.

- Правильно.

Олени, идя шагом, с трудом тащили за собой пустые нарты, которые то переворачивались, то кренились на бок, то с ходу ныряли в какие-то ямы.

Ущелье уже осталось позади, но дорогу преграждали бог весть откуда занесенные сюда полусгнившие бревна, оголенные и острые, каменные наросты и густо растущий невысокий, но очень цепкий кустарник.

Через все это было очень трудно пробиваться.

Олени вновь остановились.

- Какой-то первозданный хаос, - сказал Петренко к ослабил шарф на шее. - Смотрите! - обратился он к Эверстовой, - крутизна, крутизна-то какая!

- А, по-моему, подъему скоро конец, - заметила Эверстова. - Видите, вдали лесок начинается. Там, наверное, перевал.

- Возможно. Но куда черт несет этого Белолюбского? Вот бы что я хотел знать, - и лейтенант вытащил из кармана спиртовой компас. Он положил его на ладонь, загнал шарик воздуха в кружочек, нанесенный в самом центре стекла, и совместил надпись "Норд" с острием намагниченной стрелки.

Эверстова взглянула на компас, через плечо лейтенанта и, смеясь, ответила на его же вопрос:

- Черт его несет строго на северо-восток.

- Вы правы. Опять, как и ранее, на северо-восток, - согласился лейтенант. Он спрятал компас, посмотрел на часы и задумался.

Майор разрешил идти по следу четыре часа, а Петренко использовал только два. Значит два часа еще в запасе. Кустарник тянется еще, примерно, с километр, и пробираться через него нет никакого смысла. Силы оленей на исходе. Олени могут выдохнуться окончательно, а этого допустить нельзя. И в то же время нельзя не использовать оставшиеся два часа. Возможно, что эти два часа внесут ясность в создавшееся положение. Значит, надо действовать и не терять драгоценного времени.

- Я вот что предлагаю, Надюша, - заговорил Петренко. - Вы останетесь здесь с оленями, а я попытаюсь пробраться по следу до перевала. Посмотрю, как и что там. У нас с вами в запасе два часа. Их, я думаю, хватит мне, чтобы выбраться на гору. Как истекут четыре часа, я немедленно возвращаюсь обратно, независимо ни от чего. А олени пусть отдыхают. Иначе они нас обратно не довезут. Согласны?

- С чем? - спросила Эверстова.

- С тем, что олени не довезут нас обратно.

- Да... Но это очень необходимо?

- Что именно?

- Одному идти по следу?

- И необходимо, и неизбежно. - Петренко угадал чувства Эверстовой. Она не считала возможным пускать его одного, а потому он решил мягко и тактично объяснить, почему принял такое решение. - Олени очень устали, вы видите сами. Они могут попадать. Это нас не устраивает. Так ведь?