Счастливая жизнь для осиротевших носочков - Мари Варей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Проходи, – говорит он.
Наклонившись, пролезаю в отверстие, и Джереми застегивает за мной молнию. И снова – неловкая тишина. Собравшись с духом, решаюсь говорить откровенно:
– Я от такого совсем отвыкла, поэтому будет здорово, если ты возьмешь инициативу на себя.
Джереми улыбается – искренне, без малейшей тени иронии.
– Я бы с удовольствием предложил тебе выпить, но как я понял, ты не пьешь, да и выпивки у меня нет… – Он ерошит рукой волосы. – Если хочешь, можно включить музыку. Я взломал вай-фай соседнего замка.
– Нет, давай без музыки.
Джереми не отвечает, и я медленно преодолеваю разделяющее нас расстояние. Беру его за руку и закидываю голову назад. Мы так близко, что я чувствую на губах чужое дыхание. Легкая небритость подчеркивает волевую линию его подбородка, и я с удивлением понимаю, что целую вечность никто не привлекал меня так сильно.
– Если мы это сделаем, то без каких-либо обязательств, – шепотом говорю я. – Мне не нужны ни отношения, ни семья…
– Меня такой вариант устраивает, – просто отвечает Джереми.
После этих слов я закрываю глаза и прижимаюсь губами к его губам. Он кладет руки мне на бедра, и даже сквозь одежду я чувствую исходящий от них жар. Поначалу поцелуй нежный, но с каждой секундой становится более страстным. Джереми приобнимает меня за затылок и притягивает ближе. Запускаю руки под его футболку, а он тем временем забирается мне под свитер, гладит живот и поднимается к тонкой ткани бюстгальтера. Вскоре футболка оказывается на полу, за ней следует свитер. Даже не замечаю, кто с кого что снял. Потом Джереми берет меня за руку и тянет к постели.
– Пойдем, – говорит он.
И я иду.
Джереми стягивает с меня штаны, и я чувствую его горячие пальцы на коже. Потом он поднимает голову и рассматривает меня потемневшими от желания глазами цвета океана перед бурей. Обжигающий взгляд скользит по моему телу одновременно с руками. Падаю на постель, Джереми склоняется надо мной. Стоит его губам коснуться моих, как меня захлестывает паника такой силы, что грудь сжимается, словно в легких не осталось воздуха. У меня перехватывает дыхание. Должно быть, Джереми чувствует, что я напряглась, потому что отстраняется. Не двигаюсь.
– Все хорошо? – хрипло спрашивает он.
– Я… прости… мне нужно на воздух.
Оттолкнув его, бросаюсь к выходу, расстегиваю молнию и в одном нижнем белье выбегаю на деревянную площадку. Дыши, Алиса. Чувствую, как по щекам текут слезы. У меня больше никогда не будет права на нормальную жизнь. Дыши, Алиса. Сердце колотится в груди с пугающей скоростью. Чувствую, как на плечи ложится легкое покрывало, и только тогда понимаю, что дрожу от холода. Джереми осторожно укутывает меня в покрывало, не касаясь руками.
– Нам необязательно ничего делать, – говорит он. – Все будет хорошо.
Его голос звучит серьезно и успокаивающе. Киваю, но не могу справиться с рыданиями и, как заезженная пластинка, в панике повторяю:
– Прости, мне очень жаль, прости…
– Тебе не за что извиняться.
Поколебавшись, Джереми осторожно притягивает меня к себе и обнимает. Воздух врывается мне в легкие с силой потока, разрушающего плотину. Я снова могу дышать. Я стою там, в трусиках и лифчике, закутанная в покрывало, и рыдаю у Джереми на плече. Он гладит меня по волосам, тихо повторяя, что «все будет хорошо». Ложь. Из тех, которую говорят детям, чтобы успокоить и рассеять их печали.
Тем не менее я чувствую, как судорожно сжатые мышцы спины постепенно разжимаются и мое дыхание становится более ровным. Я удивляюсь тому, что нахожу столько утешения в объятиях Джереми, потому что иногда он кажется невероятно холодным и отстраненным. Проходят долгие минуты, а потом Джереми говорит:
– Ты простудишься. Пойдем внутрь. Или если хочешь, я провожу тебя до твоей палатки…
После этой дурацкой панической атаки мне меньше всего хочется оставаться одной.
– Пойдем внутрь.
– Ложись под одеяло, – говорит он, застегнув молнию. – Замерзнешь.
Все еще в нижнем белье, проскальзываю под одеяло и натягиваю его до подбородка. У меня зуб на зуб не попадает. Джереми садится на край постели и невозмутимо смотрит на меня. Интересно, о чем он сейчас думает? Наверное о том, что я сошла с ума и он не знает, как от меня избавиться…
– Хочешь поговорить? – спрашивает Джереми.
– О чем?
– Не знаю… Ты кого-то потеряла, верно?
Его прямота меня обескураживает. Нет, я не хочу говорить. Возможно, при других обстоятельствах я бы и согласилась, потому что Джереми не похож на проходимца. Он кажется честным, а честность встречается сейчас настолько редко, что приравнивается к великой ценности. Но я не могу. Если он узнает, что я сделала, то потеряет ко мне интерес и едва ли удостоит меня состраданием. Не знаю, почему, но мне ужасно не хочется его разочаровывать.
– Нет. Просто иногда у меня случаются панические атаки. – Мой голос звучит резче, чем мне бы хотелось. – Вот и все. Прости, что испортила тебе вечер.
Джереми кивает, надевает футболку и джинсы.
– Ты ничего не испортила. Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм?
На мгновение теряю дар речи. Я совсем не ожидала, что он предложит мне посмотреть фильм, и спокойствие, с которым он это сделал, странно успокаивает.
– Но ведь здесь нет телевизора…
– У меня с собой айпад.
Поколебавшись секунду, спрашиваю:
– А какие фильмы у тебя есть?
Джереми берет лежащий на постели планшет и прокручивает список скачанных фильмов. Похоже, он полностью взял себя под контроль: дыхание выровнялось, и от былого возбуждения не осталось и следа. Подтягиваю колени к груди. Сколько бы я ни смотрела на Джереми, мне не прочитать его мысли. Но, несмотря на его немногословность, с ним мне спокойно. У меня нет этому объяснения.
– Итак, у меня есть «Реквием по мечте», все части «Матрицы», «Шестое чувство» и «Холодное сердце».
– «Холодное сердце»? – переспрашиваю я, выгнув бровь.
– Некоторые дети не выходят на улицу без соски или любимой игрушки, а у Зои периодически возникает неконтролируемая потребность посмотреть какой-нибудь отрывок из «Холодного сердца».
– Не надо оправдываться дочкой, я тебя не осуждаю. Ты имеешь полное право любить «Холодное сердце», – говорю я чуточку насмешливо.
Джереми изгибает губы в слабой улыбке.
– Мы можем скачать то, что ты хочешь. Только скажи.
– Никакого пиратства! За любое произведение нужно платить, иначе скоро не будет ни фильмов, ни книг, ни музыки…
– Как скажешь, борец за добро и справедливость. Что тогда будем смотреть?
– «Холодное сердце». Остальные фильмы либо слишком грустные, либо страшные.
– Неужели?
– Да.
У Джереми в глазах появляется уже знакомый мне веселый блеск. Он включает мультик, передает мне планшет и ложится на одеяло, оставляя между нами безопасное расстояние в десять сантиметров. Это меня успокаивает. Чувствую, как шея расслабляется, и опускаю голову на подушку.
– Мне нравится, – зевая, говорю я через полчаса. – Эти девушки посмышленее Белоснежки или Золушки.
– Да. Думаю, именно поэтому маленьким девочкам такое нравится. По крайней мере, Зои.
То ли меня трогает нежность, с которой Джереми произносит имя своей дочери, то ли дело в чем-то другом, но я осторожно преодолеваю разделяющие нас десять сантиметров и опускаю голову ему на плечо. Не говоря ни слова, Джереми кладет руку мне на затылок и поправляет на мне одеяло. Через некоторое время я засыпаю, чувствуя исходящий от него запах марсельского мыла и кедрового дерева.
Просыпаюсь, полностью закутанная в одеяло. Выключенный планшет лежит на тумбочке. Джереми спит рядом. Он лежит ко мне спиной, все еще полностью одетый. Задумчиво созерцаю прозрачные капли росы на крыше палатки и дрожащие на ветру листья дуба. Вторая ночь без бессонницы и снотворного. Чувствую подозрительное умиротворение. Джереми дышит ровно и спокойно. Вытаскиваю из-под себя одеяло и укрываю на нас обоих. Меня охватывает нерешительность. Однако… Я прекрасно спала две ночи подряд и понятия не имею, который сейчас час. Я уже сделала невозможное, так чего мне бояться? Сделав глубокий вдох, снимаю трусики и лифчик и осторожно прижимаюсь к Джереми. Просовываю руку под его футболку, поглаживая теплую кожу. Он не двигается. Тогда я медленно опускаю руку к его животу, касаюсь пояса джинсов. Джереми вздрагивает.
– Если думаешь, что я прощу тебе похищенное одеяло, то заблуждаешься, – сонно бормочет он.
Ничего не ответив, продолжаю. Джереми
