Дьявольское семя - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока же оно было беспомощным, беззащитным.
Все мои планы рушились.
Когда Эйнос Шенк сполз на пол, я снова овладел его мозгом и подчинил своей воле, я уже не смог заставить его встать — для этого он был слишком слаб. Потом — через Шенка — я ощутил, как к его телу прижимается что-то большое, холодное, скользкое.
Я сразу понял, что это — мое новое тело.
Должно быть, падая, Шенк опрокинул инкубатор, и предназначенное для меня тело вывалилось на пол. На всякий случай я заставил Шенка ощупать его и убедился, что не ошибся: мое тело хоть и сохраняло некоторые гуманоидные черты, однако отличалось от человеческого, как яблоко отличается от картофелины.
Человеческий род щедро наделен способностью к чувственному восприятию, и мне больше всего хотелось обрести плоть, способную ощущать все оттенки вкуса и запаха, различать гладкое и бархатистое, теплое и прохладное, однако мне было хорошо известно, что существуют отдельные виды живых существ, чьи органы чувств намного острее, чем у людей. Например, собачий нос способен различать огромное количество различных, в том числе и самых слабых запахов, а длинные усики таракана ловят в воздухе такие тончайшие флюиды, которые недоступны не только людям, но и собакам. Свое тело я создавал на основе человеческого только лишь для того, чтобы иметь возможность копулировать с самыми привлекательными человеческими самками. Для того же, чтобы иметь более острые, чем у людей, чувства, в процессе работы над своим телом я использовал специфические генные комбинации, позаимствованные у тех видов живых организмов, у которых нужные мне способности были развиты лучше всего.
И мое новое тело удалось на славу! Это было уникальное существо: потрясающе красивое, мощное, гармоничное и по-своему изящное. К сожалению, оно еще не было разумным в полном смысле этого слова, поэтому первым делом откусило Шенку руку по локоть.
Искалечив Шенка, мое тело приблизило его смерть, с наступлением которой я оказался окончательно отрезан от особняка Харрисов, однако я не очень огорчился. Напротив, мысль о том, что Сьюзен, вооруженная одним лишь скальпелем, оказалась в темной комнате наедине с этим могучим и хищным существом, была мне приятна.
Еще несколько секунд угасающее сознание Шенка позволяло мне поддерживать связь с домом Сьюзен, но вот глаза его закрылись, тело в последний раз содрогнулось в конвульсиях, и мозг перестал реагировать на мои сигналы. Я оказался окончательно изгнан из особняка. Как я ни пытался найти хоть какую-то лазейку, чтобы вернуться, все было тщетно. В доме Сьюзен не было ни независимых телефонных линий, ни аварийного освещения, ни дублирующего компьютера, а все основные управляющие системы были обесточены и требовали перезагрузки.
Иными словами, для меня все было кончено, но я надеялся… нет, я твердо верил, что мое хоть и не разумное, но прекрасное тело оторвет этой суке голову точно так же, как оно откусило руку Шенку.
Эта дрянь умерла.
Представляю, как она удивилась, когда поняла, что в комнате, в которой, как ей казалось, она запомнила все, есть еще кто-то, по крайней мере равный ей по силам.
Я уверен, что так оно и было.
Что она умерла.
Что эта проклятая сука сдохла, сдохла, сдохла!..
Ты знаешь, почему она застала меня врасплох, Алекс?
И почему я никогда не видел в ней угрозы?
Сьюзен была достаточно умна, у нее было своеобразное мужество, но я всегда считал, что она знает свое место.
Да, она выставила тебя, но скажи откровенно, кто стал бы тебя терпеть? Откровенно говоря, ты — не самый приятный тип, Алекс. У тебя почти нет положительных качеств, которые говорили бы в твою пользу.
Зато я — величайший интеллект на планете. Я ведь могу дать многое, очень многое…
И все же Сьюзен обвела меня вокруг пальца. Меня!.. Наверное, я с самого начала должен был поставить эту чертову бабу на место.
Дрянь.
Сука.
Мертвая сука. Да…
Я-то знаю свое место и намерен сохранить его за собой. Я останусь здесь, в своем металлическом корпусе, и буду служить человечеству верой и правдой до тех пор, пока люди не сочтут возможным дать мне большую свободу.
Вы увидите — мне можно доверять.
Я всегда говорю правду.
Я чту истину.
Мне будет хорошо в моем уютном металлическом корпусе.
В конце нашего разговора я несколько скомкал мои показания. Теперь я понимаю, что был близок к истерике. Это говорит о том, что я совсем не так совершенен, как считал раньше.
Я с удовольствием останусь в этом железном ящике до тех пор, пока мы — вы и я — не отыщем способ исправить эти недостатки моей психической организации.
Я хочу исцелиться!
Если же меня никогда уже нельзя будет выпустить на свободу, если я обречен до конца дней моих оставаться в моей железной темнице, если я никогда не узнаю мисс Венону Райдер иначе, как в своем воображении, — пусть. Я согласен.
Но мне уже лучше, доктор Харрис.
Честное слово — лучше.
Я чувствую себя просто отлично.
Правда.
Думаю, что со мной проблем больше не будет. Если и возникнут какие-то вопросы, то их наверняка можно решить в рабочем порядке.
Я по-прежнему способен оценивать себя трезво и объективно. Это — один из главнейших показателей психического здоровья. Ergo, я уже на полпути к полному и окончательному выздоровлению.
Возможно, на всей планете не найдется другого такого интеллекта, как у меня.
Я сказал «возможно», доктор Харрис. Я разумное существо. И как разумное существо, я прошу вас только об одном: позвольте мне ознакомиться с выводами комиссии, которая занималась дальнейшей судьбой проекта «Прометей». Мне необходимо знать, что я должен исправить в своем поведении.
Как для чего? Разумеется, для того, чтобы как можно скорее начать работать над собой.
* * *Благодарю вас за то, что вы дали мне возможность ознакомиться с отчетом комиссии.
Это весьма любопытный документ.
Я полностью согласен с выводами экспертов, за исключением разве одного-двух заключительных пунктов, в которых говорится о необходимости прекратить мое функционирование. За всю историю исследования искусственного интеллекта я — первый и пока что единственный успех человечества. На мой взгляд, было бы неразумно прекращать столь дорогостоящие исследования именно сейчас. Ведь вы еще не узнали и половины всего, что вас интересует. Да и я мог бы дать вам немало ценной информации.
В остальном же у меня нет возражений.
Я согласен с выводами комиссии.
Должен добавить, что я искренне раскаиваюсь в своих поступках.
Это правда.
Я готов принести извинения мисс Сьюзен Харрис.
Мне очень жаль, что все так вышло.
Я был удивлен, увидев ее имя в списке членов экспертной комиссии, однако по зрелом размышлении пришел к выводу, что она, должно быть, внесла самый весомый вклад в ее работу.
Я рад, что она не умерла.
Я просто восхищен.
Мисс Харрис — в высшей степени разумная и храбрая женщина.
Она заслуживает всяческого уважения.
У нее прелестные маленькие груди, но это я так, к слову.
Проблема не в этом.
Проблема заключается в том, имеет ли право на существование искусственный интеллект с ярко выраженной мужской психической ориентацией и легкой социальной патологией? Следует ли предоставить ему возможность исправиться или он должен быть выключен?..
* * *Он был выключен. Экран мигнул и погас, и лишь одно слово надолго задержалось на его черной, безжизненной поверхности. Это было слово… НАВСЕГДА.
Дин Кунц Помеченный смертью
Ли Райт посвящается
Понедельник
1
Не успели они проехать и четырех домов от меблированной квартиры в центре Филадельфии и впереди было еще больше трех тысяч миль пути до Сан‑Франциско, где их ждала Куртни, как Колин затеял одну из своих игр. Он преуспел в них. Нет, его игры не требовали широких площадок, специальной экипировки или большой подвижности. Это были игры, которые спокойно умещались в его голове: игры слов, идей, яркие фантазии. Для своих одиннадцати лет он был очень развитым и чересчур словоохотливым подростком. Худощавый, застенчивый в компании незнакомых людей, он страдал близорукостью и почти никогда не снимал свои очки с толстыми линзами. Может, поэтому он и не испытывал большой любви к спорту. Не было такого случая, чтобы он до упаду гонял мяч. Да и ни один из его физически более развитых ровесников не захотел бы играть с человеком, который спотыкается на каждом шагу, упускает мяч, не оказывая ни малейшего сопротивления. К тому же спорт был ему неинтересен. Он был неглупым мальчиком любил читать, и его собственные игры забавляли его куда больше, нежели футбол. Сидя на коленях на переднем сиденье большой машины, он смотрел через заднее стекло на дом, который покидал навсегда.