Шаман - Алексей Калугин

– У нас примерно о том же самом говорят иначе.

– Как?

– От сумы да от тюрьмы не зарекайся.

Орсон ненадолго задумался. После чего изрек:

– Мрачный вы, все же, народ, русские. Если все ждут от жизни радости, то вы, почему-то, ждете беды.

– Это все из-за климата, – усмехнулся Осипов.

– Ну, да, я так и подумал, – кивнул Орсон. – Именно из-за климата ты в свое время и перебрался в Америку…

– Слушайте! – приподняв голову, недовольно буркнул разбуженный болтовней двух ученых Камохин. – Вы спать собираете?

Орсон с Осиповым посмотрела на него и дружно покатились со смеху – головы стрелка пылала пламенем негодования.

Глава 23

Услышав крик, Камохин в тот же миг проснулся, схватил лежавший рядом автомат, сдвинул планку предохранителя и дернул затвор. В следующую секунду он уже стоял на ногах.

То, что он увидел, было похоже на продолжение бредового сна. Вот только, начало он не запомнил.

В свете двух костров, один из которых почти прогорел, а второй пылал так ярко, что отбрасывал ночную тьму, аж, за кусты, прямо в воздухе, ни на что не опираясь, раскачивался огромный, темно-фиолетовый шар, сплошь покрытый буграми и выростами, будто гигантская уродливая тутовая ягода. И, черт возьми, у этой ягоды были круглые и плоские, как блюдца глаза! Белесые, тупо таращащиеся в пустота! Три глаза, расположенные в ряд чуть выше серединной линии шара! И огромная, безгубая, зубастая пасть – будто прямая трещина или щель, набитая зубьями пилы.

Это здорово смахивало на бред, но, черт возьми, это было на самом деле – здоровенная фиолетовая башка без тела!

Прихватив зубами сразу обе ноги одного из наемников, трехглазый тащил его в сторону от лагеря. Бедняга отчаянно хватался за траву и орал благим матом, скорее от ужаса, нежели от боли, которую он еще не успел осознать.

Не раздумывая, что это за тварь и откуда она появилась, Камохин вскинул автомат, прицелился и, быстро нажав на спусковой крючок, выпустил короткую очередь. Три пули, одна за другой, впились в фиолетовую голову, выбив из нее отчетливо видимые фонтанчики – то ли очень мелкие брызги, то ли газ, вырвавшийся из-под лопнувшей оболочки. Голова трижды дернулась, но никак более не отреагировала.

Камохин еще раз нажал на спусковой крючок.

Слева от него заработал автомат Штраусса.

– Что это за тварь?

– Понятия не имею!

От толчков попадающих в нее пуль голова вздрагивала и раскачивалась, будто надувной шар на ниточке, по которому били прутом. Но зубов при этом не разжимала и упорно тащила свою жертву в сторону кустов.

Кто-то из молодых аборигенов, кажется Лиам, подбежал к голове, упал на колени, пригнулся и снизу ударил ее копьем.

Дернувшись, голова не смогла сдвинуться с места. Тогда она начала медленно сползать по древку копью вниз.

– Уходи, Лиам!

Абориген приподнял копье и воткнул его древко в землю. После чего упал на грудь и ползком выбрался из-под грозящей придавить его туши.

Выстрелы звучали уже почти безостановочно – стреляли все, у кого было оружие.

– Хватит! – вскинул руку над головой Штраусс. – Прекратить огонь!

Паника первых минут прошла, уступив место холодной рассудительности.

Ясно было, что убить трехглазого невозможно. Во всяком случае, тех пуль, что уже были в него выпущены, для этого оказалось мало.

Может, это было вовсе и не живое существо?..

В любом случае, бессмысленную стрельбу следовало прекратить.

Лагерь, будто куполом, накрыла тишина.

Даже тот, чьи ноги все еще оставались зажатыми чудовищными зубами уродливой головы, уже не кричал, а лишь протяжно подвывал.

– Кто был в дозоре?

– Струк! Шинк! Осипов!

– Как вы пропустили эту тварь?!

– Мы ее не видели, – ответил Шинк.

– Точно, должно быть, прямо сверху спустилась, – добавил Струк. – Мы ее увидели, только когда на крик прибежали!

– Трацюк? Живой?

– Да, командир… – отозвался схваченный трехглазым наемник.

– Ну, потерпи еще малость. Сейчас мы тебя вытащим.

Штраусс подбежал к своему спальному месту и достал из рюкзака раскладное мачете. Сдернув с лезвия чехол, он вставил его в рукоятку и зафиксировал.

– Ну, что, пойдем? – кивнул он Камохину.

– Собираешься разжать зубы этой твари?

– Если не получится, порублю ее на лапшу! – Штраусс крутанул мачете в руке и решительной походкой направился к насаженной на копье голове. – Следите за периметром! – на ходу крикнул он остальным. – Лиам! – он показал аборигену большой палец. – Молодчина!

Камохин перезарядил автомат и, держа трехглазого на прицеле, последовал за наемником.

Но, не тут то было!

Голова начала плавно подниматься вверх, таща за собой Трацюка, который снова принялся орать во всю глотку.

Занеся мачете над головой, Штраусс кинулся в атаку.

Но голова уже снялась с копья и, держась на двухметровой высоте, вновь поплыла к кустам, волоча за собой наемника, который уже и не пытался за что-либо ухватиться, а лишь беспомощно разводил руками по сторонам. На лице у него застыло выражение мертвенной обреченности – страшная маска, означавшая, что боец уже не может и не хочет сопротивляться, а только ждет, когда же все наконец закончится.

Подпрыгнув, Штраусс снизу полоснул трехглазого мачете. Разрез получился неглубокий, но длинный. Из него узкой полосой брызнула смешанная с газом мелкодисперсная взвесь. И за несколько секунд, буквально на глазах у изумленного наемника, разрез затянулся. На фиолетовой шкуре, по которой только что прошлось лезвие мачете, не осталось даже следа.

Подоспевший Камохин почти в упор выпустил в голову короткую очередь. Эффект оказался точно таким же. Голова дернулась вверх, как будто ее подтолкнули, и тут же завалилась вперед, где, как якорь, тянул ее к земле пойманный наемник. Из пулевых отверстий будто под давление вырвалась газо-пылевая смесь – и через секунду от повреждений не осталось и следа. Пули словно растворились внутри дьявольской голове.

Штраусс воткнул мачете в землю, обхвати тело Трацюка поперек груди и, откинувшись назад, потяну на себя. Трацюк заорал от боли. Зубы трехглазого, похожие на кривые, нервные, загнутые внутрь крючья, глубоко, едва не до самых костей, вошли в плоть. Кровь стекала по голым икрам наемника и темными, тяжелыми каплями срывалась в траву.

– Хватит! – Камохин схватил Штрауса за плечо. – Ты ему так ноги оторвешь!

– А что ты предлагаешь? – заорал на него Йозеф.

Камохин перевел планку предохранителя в положение стрельбы одиночными, поднял автомат, прицелился в плоский, пустой, будто таращащийся в пустоту глаз монстра и плавно надавил на спусковой крючок. Протяжно взвизгнув, пуля срикошетила и ушла вверх. Что бы не представляла собой чудовищная голова – это было не живое существо.

– Держись, Трацюк!.. Потерпи, дорогой!..

Штраусс предпринимал еще одну отчаянные попытки вырвать беднягу из зубов чудовищного монстра. Он и сам понимал, что это бессмысленно, но, что ему еще оставалось? Просто встать, опустить руки и ждать, что произойдет дальше?

Камохин с такой же пустой безнадежностью продолжал стрелять одиночными в уплотнения и выросты на поверхности головы – должна же была у этой твари быть хотя бы одни уязвимая точка. Вот только нащупать ее никак не удавалось.

И вдруг из кустов, находившихся на самой границе видимости, на поляну потянуло туманом. Плотная, белесая дымка стелилась по траве, поднимаясь сантиметров на тридцать и временами выбрасывая вверх щупальцеобразные выросты. На концах призрачные шупальцы сворачивались петлями, которые, отрываясь от основы, превращались в светло-серые дымчатые шарики. Зависнув на несколько мгновений в пустоте, они медленно опускались вниз и снова растворялись в породившем их тумане. Временами туман выбрасывал вперед широкие, длинные выросты, которые, извиваясь, ползли в траве, будто выискивая вернул дорогу.

Туман наползал сразу с нескольких сторон. Свободным от него оставалась лишь та сторона лагеря, что примыкала к берегу озера.

– Огня! – закричал Штраусс! – Больше огня!

Люди, оставшиеся возле костров, принялись охапки кидать в них хвороста. Языки пламени взлетели высоко верх, осветив все вокруг ярким, желтоватым светом. И, словно под воздействием света, туман начал видоизменяться. Становясь более густым и плотным, он делался похожим на крахмальный клейстер. При этом он бугрился, собираясь большими комьями, наползающими друг на друга.

Штраусс бросил отчаянный взгляд на Камохина.

Оба понимали, что им не вырвать Трацюка из зубов этой чертовой твари. Но сказать об этом вслух никто не решался. А решение нужно было принимать, и немедленно – туман уже стеной стоял позади трехглазого.

Камохин выдернул из кобуры пистолет, снял с предохранителя и, передернув затвор, дослал пулю в патронник.