Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приезжаем к Ирине с Юрой, Марья уже там. Но она разоделась так красиво, была в чёрным платье, красивы чёрны туфли, и от неё шёл приятный запах. Мы с ней етот вечер веселились, но я не пил – чуть для замазки глаз, она последовала моему примеру, поступила так же. Мы с ней ушли рано в постель. Я весь отдался ей, а она мене́. Ета ночь для меня перва в жизни была, такого наслаждения я не стречал, и мы провели всю ночь в блаженстве. Наутро стали, Ирина улыбается, Юра также. Провели день, вечером я к ней, и больше не разлучились.
Я позвонил Дорофею, чтобы заезжал за мной к Марье, дал адрес и стал ездить на работу, она также. Дом у ней хороший, две машины, работат на фабрике швейной, получает двадцать пять долларов в час. Женчина чи́ста, порядошна, не ветер. Я её сполюбил, для её я тоже стал дорогим. Первый муж её избивал и всё из дому ташшил для наркотиков, она не жила, а мучилась. А теперь она рада, старается во всём мне угодить. У ней ишо две дочки есть, оне взамужем, живут на Аляске. Я етого не знал, узнал после.
Маша стала меня возить по магазинам, стала одевать меня по-светски, выбирала са́мо наилучшая, одёжу, возила в парки и музеи, на разны выставки, теятры. Каждо воскресенье ездили к Юре с Ириной, вместе ездили праздновали, вечерами были у Ирине. К ней ишо приезжали гости, тут мы стретились с Акилиной, Антоновой женой, но она уже вышла за российца[165] Сашу. Узнала Гливка Шутова – тоже прибежала и приглашала, но она уже потерянна наркоманка. Часто приезжали и Василиса со Славиком. Всё шло лучше некуда, но я тосковал по деткам.
29
Люди узнали, что я настроил, и позвонили Марфе. Марфа получила паспорт – и к консулу. Консул дал ей визу на десять лет, и Марфа прилетела. У нас с Машей через месяц венчание, но я тосковал по деткам. Маша узнала, что Марфа приехала, запереживала. Я ей говорю:
– Не переживай, ето всё к лучшему, мы с ней здесь разойдёмся, и я буду свободный, толькя деток жалко.
Маша говорит:
– Твоих деток я приму как своих, и будем ро́стить вместе.
– Ну хорошо, давай будем бороться вместе за одно.
Марфа приехала, пошла к своему ро́дству, но оне с ней обошлись по-холодному. Тогда она обратилась в собор к Фоме Иванову. А я у сына работал, сын меня уволил: мать приказала, страшшали, что выгонют с Америки. Я сказал: «Пускай гонют, но погонют всех». Их ето задело, не стали трогать. Я устроился у Машиного сына Ивана, он стал платить десять долларов час, работать девять часов.
У Маши, Ирине и Юры летние каникулы, мы собрались в Невада и Калифорнию, доложны свенчаться в Сакраменто, в Калифорнии.
Марфа добилась моего телефона и хотела встречи. Маша не поехала, повезла меня Ирина, встреча была у Леонтия Можаева. Встретились, Марфа вела себя достойно.
– Почему так поступил?
– Сама знашь, не надо рассказывать.
– А дети?
– Да, детей жалко, будем решать. И всё, всё.
Весь и наш разговор. Ирина слыхала всё, в обратным пути говорит:
– Дура!
– Нет, – говорю, – пустоголова, живёт чужими умами.
Мы уехали в Калифорнию, приехали в Сакраменто. Там у Ирине сёстры, живут хорошо, одна вышла замуж за чиновника миграсионной службы. Там нас свенчали, сделали нам праздник. Пробыли в Сакраменто три дня, ходили на выставки, в разныя музеи, потом поехали в штат Невада, в город Рино, там всё кази́но, да развлекательное, и гостиницы. Здесь мы провели неделю, ходили по кази́нам, балам, ресторанам, потом поехали в Сан-Франсиско, Калифорния, в город Чайнатовн, тут забили наши машины покупками. Мне чу́дно показалось: мы всегда считали, что китайско производство са́мо некачественно и дешёво, а здесь всё качественно, и дорого, и всего изобильно, и разнообразно. Поехали домой.
Приезжаем. Маша на днях повезла меня в магазин, выбрала для меня пикап «Тойота Такома», са́му дорогуя, чёрну, за пятьдесят девять тысяч долларов, и купила мне его в подарок. Потом поехали смотреть новый дом за двести семьдесят тысяч долларов, её дом уходил за сто шестьдесят тысяч долларов. Всё ето решали тихо́нь.
Новости с Аргентине нехоро́ши: тятя помер в больнице, и Степанидин муж Николай в Уругвае утонул пьяный, по всёй експертизе утопили рыбаки. Я детя́м послал тысячу долларов, Степаниде тоже. Своячок Николай был в Аляске, тесть с тёщай тоже приехали в США. Николай прославил меня везде масоном, шпионом, предателем, но в США Басаргиных хорошо знали, и Колю с Пашей отлично, поетому были в сумленье. Но мой брак подтверждал конкретность, и народ роптал, а правды не знал.
Маша стала замечать, что машина меня не веселит и все подарки также, стала плакать часто и стала вопросы задавать, что я ничто ето не ценю и чужаюсь. Но проблема была одна – детки. Я с каждым днём становился угрюмым, Маша меня ласкала, я отвечал, но дети меня сокрушали, и ето не мог скрыть. Маша видела и страдала.
С Аляски приехали Машины дочки и убеждали, чтобы она меня бросила:
– Слухи идут, что он масон и предатель, бросил жену и семеро детей.
Маша плакала и меня защищала, я в другой комнате всё ето слыхал, мне всё ето было больно. Раз её дети полезли в ето дело, мои дети тоже не отстанут, мы наплодили детей, и оставить, чтобы оне страдали, – ето тоже неправильно. Я все ети дни ходил сам не свой, нервничал и страдал, что делать. У Маши парень Пиро уже наркоман, из тюрмы не вылазит, подростка Никита тринадцать лет – уже не слушатся, и она ничто не может сделать. В США детей власти строго защищают, а дети поетому имеют полное право, что хочут творят, и родителяв часто садят в тюрмы.
Приезжают Марфа и пять женчин: наставника жена Вера, Агафья – Максима Молодых жена и ишо три женчины, незнакомы. Дали звонок, Маша увидела, позвонила в полицию и говорит мне:
– Марфа приехала с Верой и ишо четыре женчины, оне приехали вас смирять, Вера етим занимается.
Не прошло и пять минут, полицмен тут как тут. Вера видит, что дело худо, стала Машу просить, что:
– Мы приехали по-хорошему, с Данилой поговорить.
Маша слушать не хотела, но я вмешался и Маше сказал:
– Пускай, я тоже хочу узнать, что оне хочут.
Маша отпустила полицмена, зашли в дом, Маша ушла в другу́ комнату. Гости сяли и сразу стали меня обличать всяко-разно, я руку поднял и говорю:
– Вы за етим пришли? Чичас здесь будет полиция.
Вера как порядочный человек сразу сказала женчинам, чтобы прекратили. Я говорю:
– Вы кричите, а сами не знаете ничего, что у нас произошло. – И стал рассказывать по порядку всё, что у нас произошло в жизни, и несколько раз спрашивал Марфу: – Что, Марфа, было ето?
Она с потупленной головой отвечала:
– Да, всё ето было.
– Но и как ты думаешь, имею ли я право тоже выбрать себе жизнь и отдохнуть?
– Да, имеешь.
– Дак в чём же дело? Я же был не нужон.
– Ты мне всегда был нужон, я тебя люблю и не хочу тебя потерять.
– А что ты думала раньше?
Она заплакала и говорит:
– Раз ветер, дак что сделашь?
– А я сколь раз говорил тебе: куда ветер подует, туда и ты.
– Да, виновата.
– И что вы думаете теперь? Задели мы и посторонню жизнь. Маша ни в чём не виновата, у ней судьба тоже не гла́дка, муж был наркоман, она с нём толькя мучилась, осталась вдова. Нет проходу: «блядёшка» да «проститутка». Вы думаете, ето легко всё перенести? Никакой ниоткуда нет защиты. Каждый из вас положьте ету рану на себя, и тогда увидите как – хорошо, нет. А она слёзы льёт. – Все молчат. – Ну что, кричите теперь.
Тишина. Вера:
– А дети как? У вас их семеро, вот в чём проблема, дети совершенно невинны, и зачем оне доложны страдать?
– Но как жить дальше? «Масон», «шпион», «предатель», «пьяница», лезут в нашу жизнь, выгнали из моленны, выгоняют из деревни.
– Да, Данила, знаем мы етих людей, с ними жить невозможно, оне уже во многи жизни залезли. Данила, в чём вам помогчи? Желаете, мы в моленне подпишем за вас гарантию, и вас США примет.
– Да хоть куда, толькя бы с етими кровососами не жить.
– Мы и ваших детей поможем достать.
– Но а Маша как?
Вера:
– Позови её.
Я позвал, Маша пришла, Вера стала убеждать её:
– Марья, пожалей ету пару, оне невинны, отпусти мужа. – Маша молчит.
Вера:
– Марья, сделай добро ради Бога, и Бог даст тебе хорошу судьбу. – Молчок. – Марья, пожалей деток. – Маша молчит.
Вера стала, все женчины стали, Вера:
– Данила, поехали.
– Нет, так не делается. Вы езжайте, а мы обсудим.
– Вы обманете нас.
– Нет. Мы обсудим и вечером приедем.
– А кака́ гарантия?
Марфа сказала:
– Он сказал приедет – значит, приедет.
Вера:
– Тогда ждём, приезжайте.
Остались мы одне. Маша в слёзы, но каки́ слёзы – ето надо увидать, ето река слёз. Как охота было показать етим женчинам ети слёзы, особенно Марфе, чтобы хороше́нькя подумала, как надо берегчи жизнь. Машу я уговаривал селый день, но пользы никакой, она плакала и плакала. Вечером с заплаканными глазами повезла меня отвозить. Я не знал, как её ублаготворить. Привезла меня к двери, крепко меня прижала[166] и поцеловала, я ей ответил так же. На прощание сказала:
