Столичная штучка - Ольга Дрёмова

— Чудны дела твои, Господи! — выдохнул Дима, вслушиваясь в голоса, приближавшиеся к ним. — А знаешь, если рассматривать тебя в качестве зятя, то для косухи ты еще не совсем старый.

— Если учесть, что ты станешь моим тестем, то костюмчик у тебя очень даже ничего, представительный, — примирительно протянул Артем. — Слушай, может, пока нас отсюда не вытащили, нам стоит заключить мир?

— А мы разве ссорились? — спросил Дмитрий.

— Тогда чего стоим? Эй!!! — закричал Артем. — Есть кто живой?!! — развернувшись, насколько возможно, к двери, он изо всей силы ударил по ней кулаком. Дмитрий присоединился к другу, помогая озвучивать их присутствие в лифте. — Эй!!! Мы здесь!!!

Через несколько секунд над головами страдальцев что-то щелкнуло и загудело, кабина осветилась, и из динамика раздался сердитый голос дежурной:

— Чего так долбиться? Небось, дома так кулаками не долбитесь. Поимейте терпение, сейчас поедем. Нажимайте нужный этаж и прекратите портить имущество!

Сердитый голос зазвучал в ушах друзей небесной музыкой, а когда кабина, дернувшись, поползла наверх, они оба заулыбались. На лестничной клетке Дмитрий поправил сбившийся на сторону галстук, а Артем, хмыкнув, достал из кармана и протянул ему губку с блеском для ботинок.

— На вот, а то еще припомнишь, когда тестем станешь, — без улыбки, серьезно проговорил он.

Вытирая испачканный мыс, Дмитрий, сомкнув брови домиком у переносицы, безапелляционно изрек:

— Когда я стану твоим тестем, детка, всю обувь в доме придется чистить тебе.

Долго задерживаться в больнице Ксюха не захотела и потому, подписав почти не глядя все требующиеся бумаги, уже на второй день после того как избавилась от ненавистного ребенка, спешила к дому. Риммин «Ягуар» ждал ее у ворот, и, хлопая дорогой блестящей дверкой, Ксюха не без удовольствия заметила, как смотрел на ее отъезд весь персонал клиники.

Если они ожидали, что их пациентка, садящаяся в такое дорогое чудо техники, начнет расшвыриваться деньгами направо и налево, то глубоко заблуждались: тот, кому нужно было заплатить, свое получил, а остальные не имели к этому никакого отношения, а значит, могли спать спокойно.

Освободившись от груза, который тянул ее во всех отношениях, Ксюха успокоилась, и на ее лице, пока еще бледном и измученном, появилась довольная улыбка. Синяки под глазами и темные впадины щек делали ее старше и жестче. За те два дня, что она не виделась с Риммой, она осунулась, и навскидку ей можно было дать почти тридцать, но, понимая, из какой беды ей удалось выскользнуть, она благодарила свою счастливую звезду, и глаза ее радостно сияли.

— Риммка! Я не знаю, как тебя благодарить! — Ксюха обняла подругу за шею и прижалась к ее щеке.

— Тихо ты, я все-таки за рулем, — довольно усмехнувшись, Римма изобразила на своем лице серьезность, дернула плечом, высвобождаясь из цепких объятий Оксаны, и, не отрывая взгляда от дороги, включила левый поворотник.

— Извини, я не подумала, — Бубнова уселась поудобнее и достала из сумочки помаду. — Мне до сих пор не верится, что этот кошмар кончился, — она провела краской по бледной полоске губ. — Ой, ну и страшилище же я заморское, краше в гроб кладут! — оценив свое отражение в зеркальце пудреницы, она состроила кислое выражение лица и, закатив глаза к потолку, с силой захлопнула инкрустированную крышечку.

— Да, не фотомодель, — трагически подтвердила Римма. Она бросила короткий взгляд в зеркало заднего вида, оценивая свою внешность и удовлетворенно сравнивая ее с бледным видом Ксюхи. Двести граммов косметики, нанесенные в один заход, явно сделали свое дело: персиковые щечки Риммы, заретушированные слоем темных румян, выглядели куда более привлекательно, чем черно-белые впадины Ксюхиных щек. Томно моргнув длинными накрашенными ресницами, Римма выкатила глаза и, слегка повернув голову, полюбовалась тонкой белой линией шеи. Оставшись довольной произведенным сравнением, она качнула головой, и ее морковные перышки на вишневом поле торчащей во все стороны налаченной шевелюры весело вздрогнули.

— Ну что, и жизнь хороша, и жить хорошо? — не отрываясь от дороги, она лишь мельком взглянула на подружку и, подмигнув, широко улыбнулась. — Я ж тебе говорила, что все постепенно утрясется, а ты не верила. Старших нужно слушаться, — в голосе Риммы Ксюха уловила покровительственные нотки, но спорить не стала. Конечно, те два месяца, на которые Римма была старше ее, мало что решали, но если рассудить здраво, то в одиночку ей никогда бы не выпутаться из передряги, в которую она попала.

— Знаешь, Риммка, у меня такое чувство, будто я горы смогу сдвинуть, — негромко проговорила она, поглядывая на мелькавшие за окном дома.

— Это хорошо, если горы, — Римма скептически хмыкнула и, увидев, что загорелся красный, притормозила. — Ладно, с одним вопросом мы разобрались, это уже в прошлом, сейчас у нас на повестке дня — разобраться со вторым. До выплаты долга этого салажонка, Нестерова-младшенького, осталась всего неделя, а потом начнется самое веселое, после раздачи подзатыльников предстоит получение вкусных гостинцев, так что ты успела к самому интересному. — На светофоре зажегся зеленый, и Римма нажала на педаль газа. — За эту неделю ты должна отдохнуть, выспаться и перестать психовать, посмотри, на кого ты стала похожа, не Ксюха, а тень отца Гамлета!

— Тебе легко говорить, над тобой не висит дамоклов меч, ты сама себе хозяйка, уважаемая, состоятельная дама, а я что?

— А что ты?

— Иногда я ощущаю себя старой ненужной вещью, которую захотят — постирают, а будет лень — снесут на ближайшую помойку. Тебе отчет держать ни перед кем не нужно, а мне еще предстоит разговор с Нестеровым.

— А что тебе Нестеров? — Римма презрительно оттопырила нижнюю губу и высоко вскинула брови. — Плюнь и разотри, вот что я скажу. Без твоего согласия в один день он развестись не сможет, а позже у него такая райская жизнь начнется, что ему не до развода будет.

— Так-то оно так… — сказала Ксюня, и Римма услышала вздох, который был способен разжалобить камень.

Подумав о том, что через час, максимум через два ей предстоит разговор с Анатолием, Ксюха почувствовала, что кончики ее пальцев стали холодными, а виски будто свело, натянув до предела все лицевые мышцы и заставив сердце биться вдвое медленнее. Гулкие неровные удары раздавались в грудной клетке, словно в пустом замурованном от света и шума помещении, отдаваясь острой режущей болью в спине и перехватывая дыхание. Ладони рук, в один миг ставшие влажными и скользкими, мелко подрагивали, а по всему телу разливалось противное ощущение бессилия и чудовищного страха, совладать с которым не было никаких сил. Вытащив из кармана куртки носовой платок, Оксана вытерла холодные капли пота, выступившие на висках и верхней губе, и, пытаясь унять бьющую ее дрожь, прикрыла глаза.