Ночь за нашими спинами - Эл Ригби

– Не трогай. Мне лучше умереть до того, как меня заберут.

– Кто заберет? Кто вы?

Женщина смотрит вверх. В темноту. Она молчит, но откуда-то я знаю ответ. Знаю так хорошо, что тело мгновенно покрывается мурашками, а тошнота сдавливает горло.

– Кто помянет, к тому он придет. Он наделяет и отбирает. Он правит здесь… и правит там… крадется по твоим следам.

Эти слова мне что-то напоминают… Детскую считалку, которую бормотала иногда Лавайни! И надпись на боку фургона с мороженым. Не смыслом, нет… Просто столько же скрытой угрозы, столько же тревоги…

Попробуй и… беги.

– Он… сильный? Сила – это хорошо. Если бы у меня была…

Гаснущие глаза незнакомки вспыхивают. Она пришла к какой-то мысли и собирается с силами. Тянет руку – страшную, высохшую, как птичья лапа, будто инородную, – сама женщина не стара, ей нет и сорока.

– Я дам тебе.

– Но…

– Мой далекий предок хорошо ладил с ему подобными. Из поколения в поколение они щедро одаривали нас силой. Власть над духами. Любовь неба. Магия. Хочешь?

И еще ближе к Элмайре тянется скрюченная кисть. Уже почти касается щеки.

– Какая ты красивая…

– Это… добрая сила?

– Добрых и злых сил не бывает, как не бывает добрых и злых собак. Добрые и злые – хозяева.

– Я…

Женщина перебивает ее и прижимает подрагивающую руку к губам.

– Чем ты сильнее, тем больше вокруг тех, кто попытается тебя уничтожить. Они всюду, как и он, они – его псарня. Шепчут, запутывают. Но другие… тоже шепчут. Принимают разный облик, иногда ты даже не догадываешься… Помни. Ты выбираешь, чей шепот слышать. Всегда выбираешь. Я…

Элмайра неожиданно понимает и склоняется ближе. В ее голосе чувствуется жалость:

– Вы услышали не того.

Незнакомка ласково отвечает:

– И видишь, что со мной стало. Это… за дело.

У нее снова идет кровь из горла, женщина начинает кашлять. Неужели так же будет умирать моя подруга, когда сила разъест ее изнутри?

– Если я соглашусь… я помогу вам?

Та кивает. В то мгновение, когда их ладони соприкасаются, мир вспыхивает. Зеленый огонь окутывает Элмайру со всех сторон, вторгаясь в ее ноздри, рот, глазницы и уши, и вскоре исчезает, оставив только слабенький след на радужках глаз и кончиках пальцев. Женщина слабо улыбается:

– Как ты чувствуешь себя, дитя?

Элмайра прикладывает к груди ладони. Когда она поднимает их выше, между пальцев вспыхивает маленькая искра. Искры поменьше – в зрачках.

– Сильной.

Искра превращается в птицу. Взмахнув крыльями, она взмывает, чтобы тут же рассыпаться.

– Я…

Элм не успевает больше ничего сказать, она вздрагивает и прислушивается.

– Кто-то нашел нас. Он поможет?

Я тоже услышала за спиной шаркающую поступь, но приняла ее за галлюцинацию. Теперь я слышу шаги снова, отчетливее и ближе. Кто-то идет. Кто-то нас ищет. Нас. Да, это прошлое и память, но кто-то знает, что я – непрошеный гость – здесь.

– Это…

В голосе женщины слышится ужас. Она отползает в сторону.

– Не жди его!

– А… вы?

Я знаю, я чувствую. Она не встанет. Будет ждать, пока некто из Коридора, может быть, хозяин, подойдет и оборвет ее мучения.

– Немного отдохну… просто отдохну. Беги. Тебя выведут!

…Когда Элм бежит через темноту, увлекая за собой меня, впереди движется что-то светящееся, стремительное, в чем угадываются зыбкие человеческие силуэты. Призраки.

Призраки ведут новообретенную госпожу.

Я знаю, что ни за что не обернусь. Тех, кто ходит по этому Коридору, не должны видеть создания вроде меня.

…Элм вываливается из тьмы, оказавшись на пустыре. Она разбивает коленки и локти и тут же вскакивает. Свет бьет ей в глаза, она начинает тереть их кулаками и…

– Стой на месте.

Элм замирает, пытаясь что-нибудь рассмотреть, видит фигуру с винтовкой и слабо, жалко взвизгивает, делая шаг назад.

– Лучше не дергайся.

Ван Глински совсем не изменился за все эти годы, только морщины на лице обозначились четче. Кроме оружия я замечаю веревку у него на поясе и свисток на шее. Волосы собраны в хвост. Политик опускает ствол и подходит поближе.

– Ты откуда?

Моя подруга пятится, с ужасом глядя на покрытое шрамами лицо. Она вскидывает руку, шевелит губами, пытаясь что-то крикнуть. Ее глаза вспыхивают. В Глински летит широкий зеленый луч и рассыпается искрами под ногами. Взгляд «единоличника» не выражает ничего, кроме сдержанного любопытства:

– Промахнулась. Жаль. Что это за фокусы?

Он по-прежнему приближается, но Элмайра и не пытается убежать. Она стоит, потерянно глядя ему в лицо, по вымазанным кровью щекам катятся слезы, и только руки крепче сжимаются в кулаки. Глински останавливается в шаге от нее и… улыбается.

– Тихо. Никто тебя не тронет. Откуда ты?

Я никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. В его голосе нет агрессии, он звучит тихо и ровно и, кажется, успокаивает. Кулаки Элм медленно начинают разжиматься.

– Я… – она запинается, – не помню. Где я?

Политик хмурится. Я замечаю, как он быстро косится на оружие в собственных руках, будто сомневаясь, не пустить ли все же его в ход? Но, видимо, в итоге «единоличник» принимает другое решение и задает новый вопрос:

– Значит, ты с Земли?

– Я помню, как бежала и увидела ворота… И огоньки, мне от них было больно, а потом… – Она устало потирает лоб и хмурится. – Больше ничего. Вы кто?

– Как тебя зовут?

– Элмайра… – Она смотрит в светлое небо. – Элмайра Белова, – неуверенно продолжет она.

Лицо Глински снова становится спокойным:

– Красивое имя. Что ж… если уж мы встретились, Элмайра Белова, сейчас я выведу тебя. А твои родители…

Она шмыгает носом.

– Ладно. Только не реви. Не реви, слышишь?

Он протягивает руку. Элм доверчиво сжимает ее и привстает на цыпочки, все пытаясь заглянуть политику в глаза. Но он этого взгляда старательно избегает. Его тон становится жестким:

– Пока не говори никому, что ты… странная. Совсем никому.

– А я… странная?

Он усмехается и подносит к губам свисток. Резкий звук нарушает тишину. Видимо, так военные зовут друг друга, отправляясь в Коридор. Но я уже не рассматриваю выступающие из тьмы человеческие тени.

В следующий миг я вижу себя со стороны. Мне одиннадцать, мы с другими приютскими девчонками выглядываем из комнаты. По коридору идет комендантша по кличке Крокодилище, с ней – высокая худая девочка с темными волосами. Новенькая оглядывается вокруг, в ее зеленых глазах уже нет ни испуга, ни удивления.

– Это Элмайра Белова, она будет жить с вами.

Девочка смотрит на нас молча. Ее губы растягиваются в неуверенной, дрожащей улыбке. Я помню ее… скоро эта улыбка станет совсем другой. Наглой. Хищной. Лживой.

– Не обижайте ее.

Приют расплывается, превращаясь в цветную полоску, и картинка опять сменяется кромешным мраком. А потом…

– Ты так ничего и не вспомнила?

Пахнет кожей и куревом. Я сижу на заднем сиденье мощной черной машины Глински. «Единоличник» с Элм – впереди. Машина остановилась возле приюта. Вокруг глубокая ночь, во дворе не горят фонари. Валит хлопьями крупный снег, в динамике играет какая-то классическая музыка. Шостакович или кто-то похожий… Глински слушает такое?..

Элмайра, прищурившись, смотрит на желтый квадратик веранды – единственное освещенное окно нашего довольно убогого серого дома – и качает головой:

– Спасибо, что показали Город. Он… красивый. Такой разный. Север и Юг…

– Поверь, не такой красивый, как место, где ты раньше жила.

– Я все равно его не помню. Как и все остальное. И…

Возможно, он боится, что она заплачет, и поспешно напоминает:

– Тебе пора.

Но Элм не двигается.

– Знаете, я… я совсем не хочу жить здесь, как какая-то… ущербная.

Между бровей Глински проступает глубокая морщина. Он качает головой:

– Я строил приют не для ущербных. А для тех, о ком некому позаботиться. Так бывает, и тебе стоило бы…

Элм улыбается ему и протягивает руку, касаясь его плеча. Когда она успела накрасить ногти? Легкое, осторожное движение, и, к моему удивлению, Глински не сдавливает ее кисть. Просто разглядывает тонкие пальцы, застывшие на ткани плаща.

– Я боюсь оставаться одна. Вот и все. Наверно, всегда боялась, хотя и не помню. И… вы ведь тоже боитесь, да?

Он молчит. Элм пожимает плечами. Но это не просто жест невинного понимания, мне ли не знать. Он несет другой смысл. Элмайра берет изуродованную шрамами кисть и опускает ее на свою щеку. И произносит:

– Сейчас вы засмеетесь или закурите. Но на самом деле вы попались.

Он не отстраняется. Более того, пальцы начинают перебирать ее длинные тусклые волосы – легкими движениями, как если бы гладили шерстку зверька, который может и укусить.

– Опасная девочка… ты слишком много понимаешь. Наверно, тебя стоило уничтожить.