Рыбы молчат по-испански - Надежда Беленькая

Нина неохотно отошла от стеллажа с книгами.

– Если хотите, возьмите почитать «Дневник одного гения». Думаю, вам будет интересно и полезно.

– Я не могу, – воскликнула Нина. – Это редкая книга. А если с ней что-то случится?

– Ничего с ней не случится, – покачала головой Ева Георгиевна. – Бери.

Так она впервые обратилась к Нине на ты.

Нина действительно взяла предложенную ей книгу, завернула в полиэтиленовый пакет, положила в рюкзак.

«Дневник одного гения» она прочла на одном дыхании в ту же ночь, вернувшись домой: заперлась у себя в комнате и читала до утра, еще не подозревая, что очень скоро сочинения Дали станут темой ее постоянных размышлений, поисков и сомнений, смыслом жизни, а в будущем – темой диссертации, одобренной непосредственно Востоковой.

Той самой диссертации, которая теперь пылилась на одной из полок среди тетрадей с конспектами и копий бесценных книг, которые Нина изучала в священной тишине барселонских архивов…

Вот уже второй год Нина боялась.

Постепенно страх сделался фоном всей ее жизни, и Нина к нему привыкла.

Он поселился в Нине в один из снежных дней второй по счету зимы и с тех пор напоминал о себе постоянно.

Его потайные корни уходили в тот далекий вечер в «Доме дракона», когда они вместе с Ксенией – именно вместе, Нина в этом нисколько не сомневалась – сочинили план, позволивший избавиться от Кирилла. И последние слова Ксении про то, что Кирилл опасный человек и забывать про это ни в коем случае нельзя, звучали в Нининых ушах так отчетливо, словно она услышала их вчера. Первое время, наслаждаясь вседозволенностью и деньгами, она старалась не вдумываться в их зловещий смысл, не трогать, не вспоминать, но постепенно они прорастали сквозь ее существо тонкими и колючими побегами страха.

Первый приступ панического ужаса случился у Нины возле рогожинской мэрии. В тот день она получала у Людмилы Дмитриевны одно из бесчисленных направлений на знакомство с ребенком. Подъехав к мэрии, они с Виктором долго не могли припарковаться: на привычном месте стоял огромный черный джип с московским номером, тонированными стеклами и с необычными фарами, какие иногда встречаются у спортивных автомобилей. Рядом стояли машины попроще, с рогожинскими номерами.

– Вот зараза, – беззлобно ворчал Виктор, с завистью посматривая на глянцевые бока джипа, похожего на доисторическое чудище в блестящем панцире.

Наконец «баргузин» примостился в отдалении на противоположной стороне.

В этот миг зазвонил телефон – Нина вздрогнула от неожиданности.

– Алло, – ответила она упавшим голосом.

– Привет… Ты занята?

– Я в Рогожине.

– А я через два дня в Каир улетаю.

– В Каир? Зачем?

– Так, кое-что поснимать.

– Здорово! Возьми меня собой, – невесело шутит Нина.

– Запросто… Одно твое слово, – отвечает Макс, и ей не понятно, всерьез он или нет. – В общем, у нас в распоряжении сегодняшний вечер, завтрашний. А послезавтра рано утром самолет.

– Ох, – вздыхает Нина. – Не могу, слушай. Прости… Давай уже после твоего возвращения…

– Давай. Только непонятно, когда возвращение. Все неопределенно. После Каира, скорее всего, будет Иордания. А потом Израиль. Я пока сам толком ничего не знаю… Недели две-три, как минимум… А то и месяц.

– Ну тогда счастливого пути, – растерянно говорит Нина.

– Пока…

Нина ждет, пока Витя поставит микроавтобус как следует, пока заглушит мотор, пока испанцы наденут и застегнут куртки, и в душе у нее оживает тревожное предчувствие. Где могла она видеть черное чудище? Может, кто-то ей про него рассказывал? И внезапно страшная догадка ослепляет ее, как вспышка света: ну конечно! Как она не сообразила сразу? Это джип Кирилла. Ксения когда-то обмолвилась, что он за бешеные деньги купил черный «хаммер» и сделал необычный тюнинг, и что с тех пор во всей Москве не сыскать другой такой машины.

Нина ощущает тоскливый спазм в животе. Какой черт принес Кирилла в мэрию города Рогожина, откуда его выгнали еще прошлой зимой, целую вечность назад? «Мама, мамочка», – скулит внутри Нины испуганный раненый зверек.

Она вылезает из машины, вытаскивает сумку. С трудом поднимается по темной лестнице, пахнущей склепом, на четвертый этаж мэрии. Лифт не работает. Мигающие лампы дневного света режут глаза, как осколки зеркала.

На четвертом этаже сумрачно и пустынно, в дальнем конце коридора виден прямоугольник пасмурного неба. Возле кабинета Людмилы Дмитриевны тоже никого нет. Нина несмело стучит в дверь и медленно входит, ожидая, что вместо Людмилы Дмитриевны перед ней сейчас возникнет Кирилл, и по его команде вкрадчивые люди подхватят Нину под руки и поведут по лестнице вниз. Сердце бьется поверхностно и учащенно, как бывает при тахикардии. «Недаром говорят – человек все переживает сердцем, – думает Нина. – При таких стрессах я точно его до старости не уберегу».

К ее удивлению, никакого Кирилла в кабинете нет: за столом уютным холмиком возвышается Людмила Дмитриевна. Направление уже подписано. Нина как ни в чем не бывало сует листок в прозрачную папку, с вежливой улыбкой благодарит и прощается.

В последний миг ей кажется, что Людмила Дмитриевна тоже чем-то напугана.

Нина спускается вниз, запахивает пальто, выходит на улицу. Садится в микроавтобус, по-прежнему испытывая зудящее беспокойство и холодок в сердце.

«Стоп, – приказывает она себе, усевшись на место и захлопнув дверцу. – Надо срочно во всем разобраться. Что меня, собственно, так напугало? Чужой автомобиль? Но почему я решила, что это автомобиль Кирилла? “Хаммеры” нынче не такая уж редкость. И Людмила Дмитриевна разговаривала со мной как всегда. Мне все показалось».

Но когда Витя уже повернул ключ зажигания, «баргузин» заурчал и стал медленно пятиться, выезжая на дорогу, Нина почувствовала на себе чей-то взгляд – холодный, угрюмый. Словно само здание мэрии, этот безобразный серый куб, уродующий центральную площадь Рогожина, смотрело на нее с ненавистью.

Вскоре микроавтобус, похрустывая снежком, вкатился в унылые ворота дома ребенка, и маленького мальчика вывели наконец к его испанским родителям, которые ждали этой встречи давно, потому что Нина прислала им фото и рассказала про диагноз, и диагноз их не напугал. Всеобщее оживление спугнуло Нинин страх, и он втянул назад ледяные щупальца, и Нина смеялась и радовалась вместе со всеми, а потом ей как всегда было убийственно стыдно брать у испанцев конверт, хранящий тепло чужого тела.

И все же зловещий черный «хаммер» прочно засел в ее мыслях.

Однажды вечером, когда очередные испанцы были загружены в микроавтобус, ворковали на задних сиденьях со своим чадом и обильно поливали его одеколоном, запахом острым и пряным сильно напоминавшим жидкость от комаров, и Витя уже пересек центр, чтобы выбраться на московскую трассу, Нине показалось, что впереди на дороге вспыхнули непонятные огни.

– Что это за фары? – быстро спросила она у Вити.

– Которые?

– Вон те, видишь, впереди по курсу.

Они как раз остановились на светофоре, и подозрительные огни мигнули последний раз: неизвестный автомобиль набирал скорость.

– Не знаю, – пожимает плечами Витек, пристально всматриваясь вперед, где уже пусто и лишь закручиваются во тьме белые змейки метели. – Обычные вроде бы фары. А может, и правда, какие-то странные. Такие иногда приделывают к джипам.

– К «хаммерам»? – тихо спрашивает Нина.

– И к «хаммерам» тоже, – с готовностью соглашается Витя.

И весь обратный путь до Москвы, все двести километров шевелящейся вьюжной мглы Нина сидит, сжавшись на переднем сиденье, как перепуганная мышка.

В другой раз – дело было тоже под вечер – она совершенно отчетливо увидела, как большая черная тень отделилась от стоянки у здания суда и, мигнув на прощанье все теми же загадочными огнями, скрылась в темноте.

С тех пор страх поселился в ней основательно и надолго. Очень скоро она заметила множество признаков смыкающейся вокруг нее угрозы. Возможно, все это было только лишь обманом разыгравшегося воображения и на самом деле ничего особенного не происходило – во всяком случае, Нина чрезвычайно обрадовалась бы, окажись все именно так.

Следующий мрачный знак она получила на исходе зимы, когда очередные будущие родители приехали на суд. В тот день она снова пережила приступ панического ужаса, уже не связанного с черным «хаммером».

Она стояла в коридоре возле зала суда, собираясь войти, и вдруг увидела, как из двери кабинета, расположенного с противоположной стороны коридора метрах в пяти левее, вышел незнакомый молодой человек с пластиковой папкой в руке. Это был самый обыкновенный молодой человек, незнакомый и ничем не примечательный, но было в его стандартной деловой наружности нечто, живо напомнившее Кирилла: неуловимый взгляд, костюм государственного служащего. Он выходил из кабинета в сопровождении смазливой молоденькой секретарши – Нина хорошо ее знала, та много раз вела протоколы судебных заседаний, которые переводила Нина. Заметив в коридоре Нину, оба в нерешительности замерли на пороге кабинета и уставились на нее, а Нина, поспешно отведя глаза, почувствовала все ту же тоскливую дурноту. Она толкнула дверь и вошла в зал суда, и в последний момент ей показалось, что знакомая секретарша, выразительно взглянув на молодого человека, кивнула ей вслед.