Locus Solus - Рэймон Руссель

Однажды утром старуха увидела, как самка, оказавшаяся хорошей несушкой, бьет своего рода природным ножом, бывшим на самом деле концом ее хвоста, по каждому из недавно снесенных ею семи яиц. В конце концов ей удалось испортить четыре из них. Три выдержавших все удары яйца оригинальная птица высидела, и из них вылупились птенцы.

Гадалка решила извлечь выгоду для своего ремесла из странного поведения птицы, хотя смысл его она еще не разгадала.

Каждый раз, когда на свет появлялись новые яйца, она демонстрировала ошарашенной публике номер с разбиванием яиц, заранее придавая — в ответ на просьбы своих клиентов — пророческое значение числу яиц, которым суждено было остаться целыми.

Кантрель стал доискиваться причины этих определенных инстинктом действий пернатого существа после постигшего его изумления в вечер его первой встречи с Фелисите.

В результате терпеливых наблюдений он обнаружил, что птенцы разбивают скорлупу яйца, чтобы выбраться из него, не хрупким клювиком, а острым передним концом хвоста. Впрочем, даже и у взрослых птиц была заметна разница между очень коротким и слабым до атрофии клювом и чрезвычайно сильным хвостовым аппаратом.

Кантрелю довелось наблюдать, как один из радужников, на которого напала собака, воспользовался для защиты и для нападения именно своим нависающим сверху ножом, а вовсе не клювом. Очевидно, вот так в дебрях своих родных лесов должны были отбиваться от своих врагов все представители этого необычного вида.

Метр понял, что самка пытается помешать преждевременному появлению птенцов на свет и уничтожает яйца с относительно слабой скорлупой, которые могут быть разбиты раньше срока еще недостаточно развитыми птенцами, что обрекало их на неполноценную жизнь вечно больных существ.

Собрав как-то все яйца кладки до того, как самка начнет испытывать их прочность, он поместил их в инкубатор и выяснил, что действительно, те птенцы, которые слишком рано покидали свое узилище, рождались тщедушными и болезненными и оставались такими навсегда, тогда как другие, появлявшиеся на свет с заметным опозданием, представали миру цветущими и крепкими. Скорлупа их яиц, отличающаяся незаурядной толщиной, наверняка осталась бы целой под тщательно рассчитанными ударами несушки, в то время как первым яйцам, с тонкой и хрупкой скорлупой, не суждено было остаться в целости.

Больше всего при изучении радужников Кантреля поразили экстравагантные движения самки, разбивающей свои собственные яйца. Уверенный, что нигде больше в природе нельзя увидеть такую смесь качаний и подскоков, метр решил воспользоваться этим явлением, чтобы полностью проверить одно необычное свойство предмета его недавнего открытия, навеянного ему отрывком из Геродота.

В 550 году, после завоевания Медии, Кир вступил как победитель в Экбатан и был поражен количеством золота во дворцах и храмах города. Он принялся выяснять, откуда взялось столько драгоценного металла, и узнал о существовании к тому времени уже опустошенного рудника под названием Аруасту.

Поскольку из ненависти к завоевателям побежденные могли нарочно сказать, что некогда богатое месторождение уже истощено, Кир подумал, что, в общем-то, в таком месте могла оставаться неизвестная никому жила, и отправился к руднику, взяв с собой множество рудокопов.

Спустившись в рудник, он увидел, что в нем действительно не осталось неразработанных мест, но все же приказал копать новые штольни, и через сколько-то дней у него в руках сиял тяжелый самородок золота, добытый на большой глубине кем-то из работников. Однако последующие поиски, проводившиеся во всех направлениях, оказались бесплодными, и царь вернулся в Экбатан с этим единственным куском золота.

Согласно древней традиции, Кир, когда захватывал очередную столицу, принимал, сидя в роскошном одеянии на импровизированном троне посреди главной площади, униженные приветствия знатных людей в присутствии толп народа, а затем одним глотком выпивал из золотого кубка воду, зачерпнутую в самой большой реке этих краев. Подобным жестом завоеватель отождествлял с самим собой главный водный путь и символически вступал во владение завоеванной страной.

Торопясь до конца исследовать рудник горы Аруасту, ибо он боялся, что, если вдруг в руднике еще осталось что-то ценное, он не успеет добыть его по причине возможного внезапного наводнения или обрушения, Кир покинул Экбатан, перенеся торжественную церемонию, в которой ему надлежало выпить воду Хоаспа — крупного притока Тигра, — на свое возвращение.

На этот раз решено было, что воду для символического поглощения нальют не в какой-то обычный сосуд, а в кубок, выкованный по его приказу из вывезенного из рудника золотого самородка. Завоеватель намеревался таким образом испить воду Хоаспа из кубка, изготовленного из совершенно определенного материала, фактически им самим добытого недавно из недр покоренной земли, что должно было усилить значение церемонии.

В назначенный день взорам огромной толпы в центре Экбатана предстал сверкающий на солнце, обтянутый дорогими тканями трон, на который и воссел Кир. Рядом с троном стоял мраморный стол, а на нем — золотой кубок, уже наполненный водой Хоаспа, и все знатные жители Медии по очереди подходили к новому властителю в знак покорности.

Когда все они прошли перед ним, наступила тишина и Кир поднес кубок ко рту. Однако, как ни опрокидывал он его над откинутой назад головой, вода, удерживаемая неизвестной силой, в его глотку так и не полилась.

Растерянный Кир в испуге отбросил кубок в сторону, и тут же толпа издала крик изумления: вода не выливалась из кубка, а свисала из него. Кубок пошел по рукам, и жидкость вместе с ним. Скользнув по бокам сосуда, она раскачивалась теперь под его ножкой, но не собиралась от нее отделяться. Видно было, что золото действует на воду непреодолимой и загадочной силой притяжения.

Медийцы пришли к выводу, что по воле богов Кир не смог испить воду Хоаспа и, значит, не может владеть их землей, а коль так, они осмелели настолько, что даже взбунтовались. Лишь с большим трудом персидским воинам, сомкнувшимся вокруг трона, удалось защитить Кира от толпы.

Уязвленный случившимся завоеватель отправился на следующий день в другие страны, а в Медии оставил достаточно войска, чтобы подавить зародившийся бунт.

Киру так никогда и не удалось полностью подчинить себе медийцев, в которых случай с золотым кубком вселил уверенность в скором освобождении, и они без устали и терпеливо приближали день, когда смогут сбросить персидское иго.

Геродот описывает это происшествие как легенду. Но Кантрель смотрел на этот рассказ с научной точки зрения и считал вполне возможным, что золото, содержащее некие особые химические элементы, способно действовать на жидкую массу как сильный магнит. Полагая, что легенда эта могла отражать действительное событие, метр составил смелый, но в то же время довольно обоснованный план поиска в самых сокровенных уголках того самого рудника золотого самородка, притягивающего воду.

Своим новым планом он поделился с археологом Дерокиньи, который собирался вести раскопки вблизи горы Эвленд, бывшей не чем иным, как древней горой Аруасту. Придя в восторг от идеи, Дерокиньи по прибытии на место стал копать именно в той точке, ясно указанной Геродотом, где слуги Кира добыли ему кусок золота.

После длительных и неустанных поисков археолог нашел-таки тяжелый самородок, подтвердивший слова Кантреля о сильном притягивании им воды. Самородок был спешно отправлен Кантрелю.

Получив желанную вещь, метр окунул ее в таз с водой, вынул и стал энергично стряхивать с золота воду, но вода только отлетела в ту или иную сторону, чтобы тут же снова прилипнуть к не отпускавшему ее самородку.

Для демонстрации магнитных свойств необычного металла требовались беспрестанные замысловатые движения, и Кантрель пытался своей рукой проделывать самые непривычные жесты. Однако осознанно выполняемые движения казались ему куда менее эффектными, чем спонтанные перемещения, производимые кем-либо, кто не знает о преследуемой цели.

Только животное — существо одновременно живое и неразумеющее, — могло придать требуемую непосредственность такому зрелищу.

Кантрель получил самородок вскоре после возвращения из Марселя, в те дни, когда он изучал радужников. Ему пришло в голову, что беспорядочные движения хвостовой части самки, испытывающей на прочность снесенные ею яйца, принесут невиданный результат, приводя в волнение и беспокойство тех, кто окажется свидетелем колебаний воды.

По заказу Кантреля из самородка изготовили специальную пластину и поместили ее под естественным балдахином радужницы, и в тот момент, когда птица начала привычным ей способом отбирать яйца, пластина притянула к себе почти всю воду из поставленного рядом сосуда. Необычный хвост, обладавший слишком большой силой, чтобы ощущать двойную нагрузку, все «клевал» и «клевал» яйца, заставляя подвешенную под ними жидкую массу совершать именно такие спонтанные и непредсказуемые движения, каких столь пылко ожидал хозяин.