Великий герцог Мекленбурга - Иван Оченков

- Отчего герцог-батюшка?

- Оттого что пушки у нас две, а кроме нас с тобой с ними никто толком управляться не сумеет, если пушкарей побьют! Внял ли?

Ранним утром, едва проснувшись, я стал готовиться к бою. Умывшись и одев чистую рубаху обрядился в свой старый рейтарский камзол. Для боя он как-то привычнее того щегольского кафтана в каком я ходил в последнее время. Приготовил кирасу, но одевать пока не стал. Потом пришла очередь огнестрела, разложил и, почистив, зарядил один за другим пять своих пистолетов, привычно при этом погоревав о прежних допельфастерах. Как то так случилось, что при всяком удобном случае я увеличиваю свой арсенал. Потом пришла пора винтовки, так я все чаще называю про себя свою винтовальную пищаль. Рядом Казимир наводит блеск на мою шпагу. Это единственное что я могу доверить другому, да и, говоря по правде, литвин точит холодняк куда лучше меня. Огнестрел другое дело, для местных он часто лишь подспорье в бою, а для меня главное, поэтому я придирчиво проверяю качество кремней, надежно ли они закреплены в курках и наконец, удовлетворенно откладываю оружие в сторону.

Поляков пока не видно и я в сто первый раз оглядываю пушки. Как я уже говорил их у нас две. Калибр у них разный, та что побольше, на мой взгляд, двенадцатифунтовая, а поменьше восьми. Вообще разнобой в пушках в нашем войске полный. Иногда, кажется, что двух одинаковых калибров нет вообще! Ядра к ним каменные и лежат отдельно, надеюсь прислуга не перепутает. Впрочем, ядер немного, главный наш боеприпас это картечь, тоже каменная. Ее еще называют дроб. Дальнобойности с такими снарядами нет никакой, но в упор должна производить страшные опустошения во вражеских рядах. К слову сказать пушкарей нам Пожарский выделить "забыл". Не считать же таковыми несколько мужиков бывшими прежде у настоящих пушкарей на подхвате и умеющих только зарядить орудие. Да и то за ними по выражению Анисима "глаз да глаз нужен". Так что главными пушкарями будем мы с ним, а скорее я сам, потому как тому еще со стрельцами управляться надо.

Потом обхожу стрельцов. Они заняли места у бойниц, мушкеты их готовы, бердыши под рукой. Вообще снаряжены мои бывшие подчиненные лучше всех в ополчении. Их мушкеты и дальнобойнее и скорострельнее русских пищалей, а у многих плюс к тому пистолеты. На головах одеты шлемы с полями - морионы. Их, как и нагрудники, я им справил еще в Шверине. Если дойдет до рукопашной, а до нее дойдет, стрельцов поддержат крестьяне. Для них приготовлены длинные пики, чтобы отбиваться от супостатов из-за частокола, а в случае ближнего боя в ход пойдут топоры, дубины и кистени. Что же, все что можно было сделать в данных условиях, было сделано, оставалось только ждать неприятеля, а потом сражаться. Я, обходя своих подчиненных, перешучиваюсь с ними стараясь ободрить. Стрельцы, слушая меня, улыбаются в бороды, все же мы немало прошли вместе и они верят мне. Некоторые крестьяне поглядывают испугано и, похоже, кое-кто не прочь удрать, но в основном люди настроены решительно.

Наконец показывается войско Ходкевича. Все-таки именно у Речи Посполитой сейчас лучшая кавалерия в Европе. Гусарские и панцирные хоругви в полном порядке дефилируют перед нами. Крылья и звериные шкуры на гусарах, яркие плащи на шляхтичах развиваются на ветру, превращая вражеское войско в совершенно фантасмагорическое зрелище. Мои стрельцы, хотя и встречались уже с польской кавалерией и даже били ее, все равно под впечатлением, что уж тут говорить о крестьянах. Надо это благоговение разрушить пока не поздно и я подаю голос:

- Анисим, а ты помнишь что сказал парламентеру пана Одзиевского в Мекленбурге перед сражением?

- Это которому, герцог батюшка? - подхватывает сотник, понявший куда я клоню. - Их там много было.

- Да тому, у которого вся шапка в перьях была, будто птица Сирин.

- А, тому я сказал, что если бы он те перья себе под хвост засунул, то был бы вылитой жар-птицей!

Стрельцы, припомнившие этот случай стали смеяться. За ними смех стал разбирать посоху, и вскоре все находившиеся в остроге громко ржали над противником, показывая друг другу на особенно вычурно разряженных врагов. Незнаю, услышали ли они нас или просто так совпало, но вражеская конница подалась назад пропустив вперед венгерскую пехоту. Наемники ровными рядами маршировали вперед, ощетинившись пиками. Мушкетеры шли следом, и я приказал раздувать фитили. Пора было вводить в дело пушки, я сначала встал к восьмифунтовке и проверил прицел, если можно было употребить этот термин. Анисим колдовал у более крупного орудия, я полагаю с тем же успехом. Сейчас начнется пальба и станет понятно правильный прицел или нет. Пробив пробойниками картузы внутри пушек мы по очереди вжали в затравки свои факелы. Сначала ухнула двенадцатифунтовка, каменный гостинец полетел кувыркаясь в сторону вражеской пехоты и ударившись оземь брызнул фонтаном осколков в ближайших пикинеров. Несколько фигурок явно упали, и это отличный результат для первого выстрела. Пальнувшая следом пушка наведенная мною угодила немного ближе, но ядро каким то чудом не разбилось, а поскакало дальше оторвав какому-то незадачливому венгру голову и улетев дальше совершеннейшим чудом никого больше не задев. Прицел был верный и прислуга кинулась банить пушки. Я, тем временем, взявшись за свою винтовку, стал оглядывать поле боя в надежде заметить офицера. Как только на глаза мне попался человек, командовавший остальными, я тут же приложился и выстрелил. Офицер свалился, схватившись за ногу. Пожалуй, надо брать выше, а то ведь целил я в грудь, впрочем, и это урон. Пушки успели дать еще один залп, куда более удачный, чем предыдущие, а когда враги приблизились на мушкетный выстрел и стрельцы открыли огонь. Венгерские мушкетеры вышли вперед и начали караколь, сразу стало жарче, но стрельцы из своего укрытия отвечали не менее ожесточенно, но более результативно. Наконец, вражеский командир счел, что наступление достаточно подготовлено и скомандовал атаку. Пикинеры с ревом пошли вперед и тут же нарвались на картечь чувствительно проредившие их ряды, а плотный огонь из мушкетов завершил начатое и венгры подались назад. Первая атака была отбита.

Поглядев на отступающих врагов, я обвел глазами поле боя. Похоже, на нас пришелся главный удар, а прочие укрепления атаковали только для вида. Там врага тоже отбили и спешенные казаки как раз подались назад. Некоторые их небольшие группы были в пределах досягаемости пушек, но, поразмыслив, я решил не тратить на них зарядов. Тем временем гетман перегруппировал своих солдат и те снова стали подступать к нашему острожку. Первыми на сей раз пустили казаков, и те нестройными, но плотными рядами стали надвигаться на нас. Для того чтобы подбодрить своих воинов казаки беспрерывно били в большие барабаны и этот грохот разливался по полю боя давя на уши и действуя на нервы. Казачья пехота надвигалась на нас плотной толпой, ощетинившись копьями. Впереди бравируя своей храбростью и увлекая остальных за собой, шел их предводитель. Голова его была непокрыта и на ветру развевались оселедец и два огромных уса. Огромная сабля почти хоросанский меч лежала у него на плече поддерживаемая правой рукой. Левая упиралась в бок и вид у него был донельзя бравый и насмешливый. Иногда он оборачивался к своим подчиненным и что-то кричал с презрительной усмешкой.

- Ишь красуется, анафема, - пробурчал Анисим, - ровно селезень перед утицами.

- Казак! - односложно ответил ему я.

- А прочие что же не казаки?

- Нет, настоящие казаки товар штучный, а те, что на нас погнали это сермяга посполитая, вроде нашей посохи. Настоящие казаки вон конные поодаль держатся, и в бой они вступят, только когда посполитые им своими телами дорогу выложат.

- А этот?

- Да кто его знает, может по жребию, может в зернь проиграл, а может настроение у него сегодня такое - подраться!

- Подстрелить бы его, да далековато.

- Далековато, - согласился я, подсыпая на полку порох.

Пока сотник удивленно смотрел на меня я тщательно прицелился и, в последний момент отведя глаза, затаив дыхание выстрелил. Выстрел получился отменным, бравый казачина что-то очередной раз кричавший своему воинству только обернулся к нам как пуля ударила его в могучую грудь, после чего он запнулся и рухнул под ноги идущих следом. Вражеские ряды остановились стали теснится, наконец несколько более храбрых или сообразительных подскочили к павшему и поволокли его прочь. Заметив заминку, из конной массы на полном скаку выскочил другой казак и гарцуя перед плотными рядами пехотинцев что-то кричал ободрительное. Потом соскочил с коня, передал поводья коноводам тут же уведшим аргамака назад и возглавил атаку. Этот был пониже ростом и не такой плотный как первый. Голова покрыта мохнатой папахой, а грудь прикрыта кольчугой с наклепанными на нее там и сям железными бляхами. Вооружен он был коротким турецким ятаганом которым яростно размахивал подбадривая своих оробевших бойцов.