Сдвиг времени по-марсиански - Филип Дик

Джек был вынужден кивнуть.

– Значит, я права.

– Мне надо лететь. Увидимся вечером. – Джек подошел к окну и похлопал Манфреда по плечу. – Нам пора. Вечером увидимся с этой дамой и мистером Коттом.

– До свидания, Джек, – промолвила Дорин, проводив его до двери. В ее больших темных глазах таилось отчаяние. – Что бы я ни сказала, я не смогу удержать тебя. Ты изменился. Еще несколько дней назад ты был гораздо живее… Ты чувствуешь это?

– Нет, я этого не чувствую, – ответил он, впрочем, ничуть не удивившись; на самом деле он чувствовал, как налились тяжестью конечности, как сжимает сердце. – Увидимся вечером. – Джек склонился и поцеловал ее в полные сладкие губы.

Она осталась стоять в дверях, молча глядя им вслед.

В оставшееся до вечера время Джек Болен решил заскочить в Общественную Школу, чтобы забрать сына. Именно там, в том месте, которого он боялся больше всего на свете, он и проверит, права ли Дорин; там-то он и узнает, потерял ли способность отличать действительность от проекций собственного подсознания. Общественная Школа станет для него пробным камнем, и, когда Джек разворачивал вертолет компании И в ее направлении, что-то глубоко внутри говорило ему, что он в состоянии вынести повторный визит туда.

К тому же его мучило желание посмотреть, как отреагирует на новую обстановку и искусственные обучающие машины Манфред. Его давно преследовало чувство, что Манфред, столкнувшись с автоматическими учителями, проявит сильную реакцию, возможно, схожую с его собственной, а может, и противоположную. Так или иначе, Манфред не останется безучастным.

«Хотя разве уже не поздно? – тут же мелькнула робкая мысль. – Разве все уже не кончено и Арни не отменил своего распоряжения? Разве я уже не виделся с ним сегодня? Который сейчас час? – в ужасе думал Джек. – Я потерял чувство времени».

– Мы летим в Общественную Школу, – промямлил он Манфреду. – Как тебе это нравится? Посмотришь школу, где учится Дэвид.

Глаза Манфреда вспыхнули пониманием, словно он говорил: «Да, я хочу туда, полетели».

– Договорились, – откликнулся Джек, с трудом справляясь с управлением. У него было такое чувство, будто он лежит на дне неподвижного океана, не в силах двинуться и способный лишь на то, чтобы дышать. Что с ним?

Он не знал.

Глава 11

Под оболочкой мистера Котта скрывались помертвевшие кости, влажные и блестящие. Весь мистер Котт был мешком с костями, грязными, но все еще влажно-блестящими. Его череп поедал овощи, тут же превращавшиеся в гниль. Джек Болен тоже был мешком с дохлятиной, в котором кишмя кишела гадость. Но внешняя оболочка, раскрашенная и благоухающая, продолжала всех дурачить. Он видел, как она склоняется над мисс Андертон, сочась вожделением, как из нее изливается ее мокрая липкая сущность и мертворожденные слова вываливаются из челюстей. Некоторые из них заползали в складки ее одежды, впивались в ее кожу и пролезали внутрь.

– Люблю Моцарта, – произнес мистер Котт. – Сейчас я поставлю эту запись.

Все тело мисс Андертон чешется от липнущей одежды, приставших волос, праха и помета мертворожденных слов. Она чешется, разрывая в клочья одежду, потом хватает обрывки в зубы и проглатывает их.

– Дирижирует Бруно Вальтер, – замечает мистер Котт, вертя ручки усилителя. – Большой раритет эпохи золотого века звукозаписи.

Ужасные крики и визги заполняют помещение, и она понимает, что исходят они из нее. Ее сотрясают судороги – вся скопившаяся в ней мертвечина вздыбилась и поползла, стремясь вырваться на свет. Господи, как ее остановить? Она выступала из пор и струилась на пол, просачиваясь в щели между досками.

– Прошу прощения, – пробормотал Арни Котт.

– Ничего себе, так можно и напугать, Арни. – Поднявшись с дивана, она оттолкнула большую, темную, дурно пахнущую массу, облепившую ее. – Твое чувство юмора…

Он оборачивается и видит, как она срывает с себя последний лоскут одежды. Он откладывает кассету и приближается к ней, протягивая руки.

– Сделай это, – просит она, и оба опускаются на пол. Он быстро сдирает с себя одежду. Слившись в объятиях, они укатываются в темноту под плиту и замирают там в пыли и выделениях собственных тел, тяжело дыша. – Еще, – требует она и впивается ногтями в его тело.

– Случайная ошибка, – замечает он, вдавливая ее в пол и тяжело дыша ей в лицо.

Из-за плиты появляются чьи-то глаза, кто-то наблюдает за ними. Оно забросило клей, ножницы и журналы для того, чтобы злорадно упиваться каждым их телодвижением.

– Прочь, – задыхаясь, произносит она. Но оно не уходит. – Еще, – просит она, и оно заливается смехом. Чем тяжелее обрушивается на нее сокрушительный груз, тем громче становится смех.

– Гадлай меня еще, – повторяет она. – Гадлай, гадлай, гадлай меня, влей в меня свое гадло, мне нравится твое гадло. Не останавливайся. Гадл-гадл-гадл-гадл-гадл!

Джек Болен снижался над посадочной площадкой школы, поглядывая на Манфреда и пытаясь угадать, о чем тот думает. Погруженный в себя, Манфред Стайнер невидящим взглядом смотрел вниз, и черты его лица были искажены в такой отвратительной гримасе, что Джек тут же отвернулся.

«Какое мне дело до этого ребенка? Дорин права: выше головы не прыгнешь, а в результате постоянного присутствия Манфреда начали просыпаться шизоидные аспекты моей собственной личности».

И все же он не знал, как ему вырваться, почему-то у него было ощущение, что уже слишком поздно, словно время свернулось и навеки сковало его с этим несчастным немым существом, которое снова и снова ворошило и всматривалось в порожденный им мир.

Каким-то образом он впитал в себя мировоззрение Манфреда, и теперь оно исподволь разлагало его психику.

«Надо дождаться вечера, надо как-то дотянуть до встречи с Арни Коттом. Потом я смогу все бросить и вернуться в собственный мир, в собственное пространство и больше никогда не видеть Манфреда Стайнера. Арни, ради бога, спаси меня», – повторял он.

– Вот мы и прибыли. – Вертолет замер, коснувшись поверхности крыши, лопасти остановились.

Манфред тут же с нетерпением бросился к дверце.

«Значит, тебе хочется здесь осмотреться, – отметил про себя Джек. – Интересно, почему?» Он подошел к дверце и открыл ее; Манфред, не мешкая, выпрыгнул на крышу и побежал к уходящему вниз скату, словно знал дорогу наизусть.

Когда Джек вылез из вертолета, мальчик уже исчез из виду. Джек поспешил за ним к спуску и окунулся в школьную атмосферу.

«Дорин Андертон и Арни Котт, – говорил себе Джек, – два самых близких мне человека, которые значат для меня больше всего, благодаря которым я сохраняю связь с самой жизнью – и именно в эти отношения сумел внедриться Манфред: он разрушил самые важные для меня связи. Что же осталось? Оторванный от них, я автоматически потерял и все остальное – своего сына, жену, отца, мистера И. Я знаю, что меня ждет, если я шаг за шагом буду отступать перед этим ребенком. Теперь я понимаю, что такое психоз: полное отчуждение от объектов внешнего мира, особенно от значимых – от тепла живых людей. А что приходит взамен? Постоянная сосредоточенность на собственном сумеречном состоянии, на возникающих внутри флуктуациях, влияющих только на внутренний мир. Так расщепляются два мира, внешний и внутренний, теряя взаимосвязь. Они просто расходятся в разные стороны. И я стою на пороге отчуждения. Возможно, всегда стоял, возможно, что-то таилось во мне с самого начала. Но мальчик значительно продвинул меня вперед. Вернее, благодаря ему я проделал большой путь».