Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки (СИ) - Ежов Сергей Юрьевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четвёртый вещмешок озадачил меня своим содержимым. С одной стороны, всё ясно: деньги, триста пачек по сто банкнот. И повторяющиеся на трёх языках надписи на банкнотах понятные: Schweizerische Nationalbank, Banque Nationale Suisse, Banca Nazionale Svizzera. Швейцарские франки номиналом по пять франков. Загадкой является простое обстоятельство: а в ходу ли эти купюры? Многие страны после войны сменили свои деньги, а сделала ли это Швейцария, даже не подозреваю. Укладываю пачки обратно в сидор, и прячу в тайник. Всё. Остаётся только дожечь советские деньги, и я совершенно свободен. Уроки сделаны ещё вчера с вечера, на репетицию мне не надо.
* * *Я уже закончил, и закрывал мастерскую, когда от соседского забора раздался неумелый свист. Даже не свист, а шипение, но внимание привлёк. Оглядываюсь, вижу над забором призывно машущую руку и слышу шёпот:
— Юра, иди сюда!
Подошел, нырнул в такой знакомый лаз, за которым стояла Катерина.
— Здравствуй, Катя, зачем звала?
— Здравствуй, Юра. Раз звала, значит по делу. Письмо пришло тебе. Передать надо. Тебе интересно? — Катя напряжена, явно волнуется, говорит рублеными фразами. Смотрит на меня исподлобья, чувствуется, что хочет завести разговор, но страшно стесняется.
— Конечно, интересно! — делаю я заинтересованное лицо — Письмо от Лизы?
— От Лизы.
На лице Кати странная смесь одобрения и негодования. Ничего не понимаю, обязательно надо разобраться в происходящем, а то мало ли…
— Ну давай. — протягиваю руку.
— Спляши! Когда письмо получают, надо плясать.
Делать нечего, изображаю дикую помесь вальса и лезгинки, вызывая слабую улыбку на лице Кати.
— Держи, заработал. — и Катя протягивает мне конверт.
Беру и кручу в руках. Хм… А конверт-то вскрывался, а потом заклеивался, причём неумело: вон покоробленный край и волнистая кромка на линии склейки. Явно вскрывал не перлюстратор из кейджиби — те ребята серьёзные, дело своё знают туго. Тут видна неумелая рука стоящей напротив меня непонятно от чего волнующейся женщины.
— Спасибо. Пойду, почитаю.
— А мне можно с тобой?
— Да ради бога. Сегодня дома нет никого, родители и Ленуська уехали в гости.
— Я знаю.
Поднимаемся ко мне, в мансарду, я киваю Кате на кресло:
— Садись.
Сам сажусь к столу и разворачиваю письмо:
Мой милый!
Когда я вспоминаю наше короткое, яркое и такое безумное лето, меня переполняет светлое и радостное чувство, какое было у меня в далёком детстве, когда я ждала новогодний праздник и день рождения. Я не знаю, кого благодарить на нашу с тобой встречу, но искренне верю, что она не случайна. В мире вообще всё закономерно, тут я с тобой согласна абсолютно.
Помнишь, как мы с тобой обсуждали, кто появится на белый свет закономерным результатом нашей неслучайной встречи? Я мечтала, что это девочка, а ты, просто из шутливого противоречия, утверждал, что обязательно и непременно будет мальчик.
Спешу тебя обрадовать, ты оказался совершенно прав, и у меня родился мальчик! Но и я оказалась права! Спустя пятнадцать минут после мальчика я родила девочку. Мальчика я назвала Юрием, и муж считает, что это в честь его отца. Девочку я назвала Еленой, так как знаю, что это твоё любимое женское имя.
Извини за ужасно сумбурное письмо, я очень волнуюсь, поскольку обязана сообщить тебе очень важную и тяжёлую новость: больше мы не увидимся. Мужа моего переводят во Владивосток, начальником отдела в тамошнем управлении, и мы вскоре уедем. Мебель и остальные наши вещи уже отправлены контейнером, а мы ждём только извещения, что закончен ремонт в выделенной нам квартире.
Прощай мой милый, и прости, если я чем-то тебя невольно обидела или что-то сделала неправильно. А я всю жизнь буду тебе благодарна за наше прекрасное, ослепительно яркое, солнечное, волшебное лето. Лето полное счастья.
Только твоя Лиза.
P.S. Сейчас по радио стали часто передавать твои песни и когда я их слышу, мне кажется, что они звучат только для меня.
Прощай.
Навечно твоя Лиза.
Дочитав, я сложил письмо и вложил его в конверт. Катя, нахохлившись, сидела в кресле, исподлобья глядя на меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Прочитала письмо?
Катя явно не ожидала такого вопроса, и от неожиданности ответила честно:
— Прочитала.
— Катя, спасибо ещё раз, что не сдала нас.
Катя вспыхнула, лицо мгновенно зарумянилось, глаза налились слезами:
— Как ты мог подумать обо мне плохо! — преувеличенно возмущённым голосом воскликнула она. Впрочем, моя женская часть сущности ясно видела, что Катя жестоко страдает от ревности, и от этой мысли я внезапно возбудился.
«А ведь Катя из-за ревности и неудовлетворённости запросто может сдать меня и Лизу. И сюда она пришла вовсе не музычку послушать. Хотя ни фига она не отдаёт себе отчёта в действиях, действует исключительно на инстинктах. Как говорится, «гормоны бурлят, фолликулы лопаются». — пробежала в моей голове длинная мысль, но дальше я ни о чём не думал, а просто шагнул к Кате. Действительно, что тут думать? В этих делах философия совершенно излишня.
Катя слабым голосом воскликнула что-то неразборчивое, когда я поднял её из кресла и понёс на кровать. Под платьем у неё ничего не оказалось — прав я оказался в своих выводах, значит шла с определёнными намерениями, и это хорошо. Женщины у меня не было давно, да и Катя оказалась возбуждена едва ли не сильнее меня, потому всё у нас получилось как нельзя лучше.
— Юрочка, ты мне главное помоги сделать ребеночка! — жарко шептала Катя, страстно отдаваясь мне — Лизке ты помог, вон она какая счастливая!
Больше говорить я ей не позволил: ни к чему это.
— Ты Юра не беспокойся. — на прощание сказала мне Катя — Мне от тебя только ребеночек нужен, а надоедать я тебе не буду.
Москва, 13.15 16.07.1971, пятница
С тех пор, как стало известно о нашем участии во Всесоюзном конкурсе, мы усиленно репетировали и готовились. Шились костюмы, продумывались детали сценического оформления, сочинялись новые номера.
Одновременно мы репетировали концертный вариант «Призрака Оперы», претерпевший некоторые изменения. Я решил перенести действие из Парижа в Санкт-Петербург, во-первых, из патриотизма, а во-вторых, потому что решил вставить в «Призрака» романс «Я тебя никогда не забуду». Ну нравится мне этот романс, а вот мюзикл «Юнона и Авось» наоборот, не нравится. И Бобрик рассказывал, как его во время службы в армии загоняли на этот спектакль, и как ему было скучно и тоскливо на представлении, тем более что в буфете даже пива не было, а вино было ужасно дорогим и отвратительным на вкус.
В июне мы с Ириной Сергеевной и Диной ездили в Новосибирск, представляли партитуру и сценографию «Призрака Оперы» худсовету Консерватории. Нельзя сказать, что нашу работу приняли с неимоверным восторгом, но одобрение мы всё же получили. Более того: к нам сразу подошел импозантный мужчина, представившийся главным режиссёром Красноярского театра Оперы и Балета. Его заинтересовал «Призрак», и он решил поставить его у себя, вернее, обсудить такую возможность в своей труппе. Говорить он собирался только с Ириной Сергеевной, но она проявила твёрдость, и настояла на присутствии соавторов, то есть моём и Дины. Главрежа ситуация позабавила, он нам приветливо покивал, но представляться не стал, и разговоры вёл всё равно только с нашей руководительницей, а мы и не возражали. Сидели тихонько в конце стола и не мешали взрослым людям решать серьёзные проблемы. Я-то может, и хотел что-нибудь сказать, да ничего не понимаю в законах и обычаях театра. И если честно, то не моё это дело, Пусть Ирина Сергеевна занимается, её этому учили, а я буду потихоньку снабжать её и ребят качественным музыкальным и текстовым материалом.
Встрепенулся я только когда речь зашла об авторских отчислениях: главреж с какого-то перепугу решил, что детям деньги не нужны.
— Позвольте! — решительно заявил я, видя, что Ирина Сергеевна замешкалась с ответом — Нам деньги может и не нужны, зато они очень пригодятся нашим родителям. К примеру, в доме моих родителей давно пора перекрыть кровлю, отремонтировать коровник, да и забор нуждается в полной замене. Я не говорю о том, что братьям и сестрам нужно очень много одежды и обуви, не упоминая о прочих насущных вещах. Родители Дины тоже не роскошествуют. Впрочем, и я, и Дина свои авторские, скорее всего, потратим на нужды нашего ВИА. Вам лучше многих известно, какой бездонной бочкой является обеспечение потребностей творческого коллектива.