Его единственная любовь - Карен Рэнни

Сначала выгрузили кур, потом мясо. Произошло это так быстро, будто на фургон с припасами налетела туча саранчи. Хотелось бы думать, что им на какое-то время хватит еды.

Но было ясно, что очень скоро эти люди снова начнут голодать.

Лейтис и Ворон опять забрались в фургон и направились в другую деревню.

– Для обитателей Гилмура не осталось пищи, – сказал он. – Я думал, ее хватит на всех.

– Нелегко накормить целый народ, – мягко возразила она. Он ничего не ответил, только положил руку ей на плечо и легонько его сжал.

Радость и возбуждение, которые она испытывала прежде, рассеялись, сменившись приятным и легким ощущением товарищества. Внезапно Лейтис захотелось положить голову ему на плечо и прошептать на ухо слова, которые, возможно, утешили бы его или хотя бы облегчили его горечь. Но она не находила слов.

Чуть позже они снова остановились в крошечной деревушке.

Ворон спрыгнул на землю и помог спуститься Лейтис. Она улыбнулась, оценив такое проявление галантности.

Он обошел повозку сзади и снял две последние клетки с курами, полбочонка муки и бочонок овса. Ему пришлось проделать несколько ходок, пока он не перенес все это к дверям крошечного домика. Дверь открылась, и он поставил клетку с курами на бочонок с овсом.

В дверях стояла старая женщина. Ее белые волосы ярко сверкали в лунном свете. Она без улыбки вглядывалась в его прикрытое маской лицо.

– Как поживаете? – спросил Ворон.

– Лучше благодаря щедрости одного незнакомца, – сказала она, и в ее голосе прозвучал легкая ирония. Она протянула руку и коснулась дрожащими пальцами края его маски. – Не всегда разумно скрывать, кто ты на самом деле, – сказала она.

– Я привез вам немного еды, – сказал он, ставя бочонки у ног старухи, а Лейтис несла за ним клетку с курами.

Старуха выглядела смущенной, потом улыбнулась и тяжело опустилась на стул.

– Будет справедливо, если мы снова заключим сделку, – сказала она, указывая на большую корзину. – Тебе это нужно? – спросила она поворачиваясь к Лейтис.

Ее руки покоились на подлокотниках стула. Пальцы были натруженными и распухшими. Она была исхудавшая, похожая на птичку. Но в ней чувствовались воля и несгибаемый характер, и, казалось, она изнутри светилась.

Лейтис прошла через комнату, открыла корзинку и заглянула в нее. Там было полно мотков крашеной шерсти, но при свете тонкой свечи трудно было разглядеть их цвет.

– Мне это больше не нужно, – сказала старушка, и ее глаза весело сверкнули, когда она бросила взгляд на Ворона.

– Ваш ткацкий стан забрал инвернесский Мясник? – внезапно спросила Лейтис.

– Не знаю я никакого Мясника, – с улыбкой ответила женщина. – Тебе пригодится эта шерсть?

Лейтис кивнула.

– В таком случае забери ее вместе с моим благословением, – сказала старая женщина.

– Благодарю вас, – ответила Лейтис, поднимая корзинку. Старушка протянула сморщенную руку и погладила Лейтис по щеке.

– И тебе спасибо, – сказала она. – Мне приятно сознавать, что моя шерсть пригодится.

– Ты ее знаешь? – спросила Лейтис Ворона, когда они шли к фургону.

– .Как-то встречались, – ответил он.

– Что она хотела сказать, упомянув о сделке?

Он покачал головой, помогая ей взобраться в фургон. И снова Лейтис поняла, что он не скажет ей правды.

– Мне надо где-нибудь спрятать фургон, – сказал он чуть позже, – там, где англичане его не найдут.

Она с пониманием кивнула. Фургон может пригодиться для горцев, но англичане ни в коем случае не должны догадаться об их деятельности.

Они наконец нашли заброшенную, примостившуюся на склоне холма деревню, покинутую жителями. Луна освещала пустые лачуги, и они отбрасывали длинные тени, создавая иллюзию стоящих человеческих фигур там, где не было ни души. Оставив повозку на задах одного из пустых домов, Ворон выпряг лошадей и огрел их вожжами.

– В конце концов, их найдут, – пояснил он, приторачивая корзинку с шерстью к седлу. – Или они сами найдут дорогу в форт.

– Мы похожи на коробейников, – сказала Лейтис с улыбкой.

Он помог ей взобраться на коня, а потом отошел в сторону. Когда Ворон вернулся, в его руке был кустик вереска с остроконечными, как лезвия, стеблями. Он протянул вереск Лейтис. Она взяла подношение обеими руками, как букет.

– Благодарю, – сказала она, тронутая до глубины души.

– В Шотландии столько вереска, – мягко сказал Ворон. – Упорное растение, как и народ этой страны.

– Но даже вереск нуждается в почве, в корнях, в том, чтобы черпать силы из земли, – ответила Лейтис, нежно лаская пальцами крошечные цветочки.

– Этого мало, да? – спросил он.

Она поняла, что он говорит об их сегодняшних ночных приключениях.

– Да, мало, – согласилась она.

– Но ведь всегда будет мало, – сердито возразил он.

– Возможно, что и так, но в одиночку ты не изменишь мир.

– Мне плевать на мир, – резко возразил он, – но эти люди мне небезразличны.

– Но ведь во всей Шотландии дела обстоят так же скверно, как здесь?

Она чувствовала, что задала этот вопрос из чистого любопытства.

– Здесь еще лучше, чем в других местах. Несомненно, англичане больше внимания уделили строительству форта Уильям, чем запугиванию шотландцев.

– Зато они достигли этой цели, когда сровняли с землей Гилмур, – сказала она. – Невзирая на то, что в замке не было ни пушек, ни другого оружия и он не представлял для них никакой угрозы.

– А что случилось с его жителями?

– Большинство перебрались в деревню, – ответила Лейтис. – Некоторые переселились в другие места. Многие умерли.

– Англичане не собираются уходить отсюда, – внезапно сказал Ворон.

Она посмотрела на него.

– Знаю.

– Шотландия никогда не станет такой, как прежде.

Она только кивнула, потому что пришла к этому выводу много месяцев назад.

– Интересно, покинут ли Шотландию обитатели Гилмура, – сказал он через несколько минут.

Она повернулась и внимательно посмотрела ему в лицо.

– Англичане были бы этому рады, – сказала она. – Главное, чтобы в Шотландии не осталось скоттов, и не важно, как это произойдет.

– Значит, они упорствуют только назло англичанам? – спросил он с иронией.

– Они упорствуют потому, что здесь их дом.

– Дом – не только место, Лейтис, – заметил он, к ее удивлению. – Это и люди. Для меня Гилмур теперь всего лишь скорлупа, пустая оболочка без Нийла Макрея.

– Так ты знал старого лэрда?

Он кивнул, но больше ничего не добавил. Очевидно, у него не было охоты говорить о себе.

– Кто-то недавно мне сказал, что вы не могли бы жить, лишившись гордости. Сколько еще времени пройдет, пока вас не заставят отказаться и от нее? Для скоттов полное разоружение и полный отказ от национального костюма почти одно и то же.