Ходячие мертвецы. Падение Губернатора - Роберт Киркман

Глаза закрылись, в легких словно запалили костер. Губернатор пытался не обращать внимания на голос, отбросить его, снова запереть в мрачной темнице разума. Он беззвучно орал на другую свою сущность: «ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ПРЕКРАТИ СВОЕ НЫТЬЕ, БЕЗВОЛЬНЫЙ СЛАБАК, И СЛУШАЙ МЕНЯ, СЛУШАЙ, СЛУШАЙ, СЛУШАЙ – ТЫ НЕ БУДЕШЬ НИКОГО УМОЛЯТЬ И НЕ БУДЕШЬ РЕВЕТЬ, КАК ПРОКЛЯТОЕ ДИТЯ, ЧЕРТОВ СЛАБАК!!!»

Женщина прервала его внутренний диалог:

– Успокойся на минутку… прекрати дергаться… и послушай меня. Не переживай из-за девчонки…

Глаза Филипа Блейка распахнулись при упоминании Пенни, он посмотрел на женщину.

– …я увела ее в другую комнату, сразу за дверью, где ты хранишь всякий хлам. Чем ты занимаешься? Строишь клетку для маленькой сексуальной рабыни? Зачем она тебе здесь? – Женщина задумчиво закусила губу. – А знаешь… Даже не отвечай. Я не хочу этого знать.

Она поднялась на ноги, с секунду постояла рядом с ним и глубоко вздохнула.

– Я хочу приступить.

Шторм, бушевавший в голове Филипа, внезапно стих, как будто бы прогорел запал. Он с трудом сфокусировал взгляд на женщине – теперь она получила его безраздельное внимание – и наблюдал, как она, развернувшись, пошла по комнате, двигаясь с таким плавным величием, словно у нее в распоряжении было все время мира.

На мгновение Губернатору показалось, что он расслышал свист, сорвавшийся с ее губ, когда он подошла к большой, заляпанной грязью брезентовой сумке, валявшейся на полу в дальнем углу комнаты. Наклонившись, она нашарила что-то среди множества инструментов.

– Начнем с того, что я оглашу весь список, – пробормотала она, достав из сумки клещи.

Поднявшись на ноги, она повернулась и показала клещи Губернатору, словно предлагая ему сделать ставку на аукционе. «Какой будет первая ставка на эти прекрасные титановые клещи ремесленника?» Мишонн взглянула на своего пленника.

– Оглашу весь список, – повторила она. – Пока ты не сдохнешь, я буду применять к тебе каждый их этих инструментов. И первыми на очереди – эти великолепные клещи.

Филип Блейк сглотнул горечь и посмотрел вниз, на залитую кровью деревянную платформу.

Мишонн засунула клещи обратно в сумку, после чего вытащила оттуда другой инструмент, который продемонстрировала Губернатору.

– Следующим идет молоток. – Она с воодушевлением взмахнула им. – Этим пареньком я уже над тобой немного поработала.

Убрав молоток, она снова пошарила в сумке. Филип тем временем смотрел на заляпанную фанеру под собой и отчаянно пытался вздохнуть.

– НА МЕНЯ СМОТРИ, СВОЛОЧЬ!

Громогласная команда снова привлекла внимание пленника. В руках у Мишонн был небольшой цилиндрический прибор с медным наконечником.

– Ацетиленовая горелка, – с придыханием сказала она уже спокойным голосом. – Похоже, там еще много топлива. Прекрасно. Ты на ней готовил. – Мишонн холодно улыбнулась. – Вот и я буду.

Голова Филипа Блейка снова упала, в голове затрещал белый шум.

На другом конце комнаты женщина вытащила из сумки очередной инструмент.

– О, вот эта штука тебе точно понравится, – произнесла она, поднеся к свету согнутую ложку, чтобы Губернатор смог лучше рассмотреть ее. Ее вогнутая поверхность поблескивала в тусклом свете.

Голова Губернатора закружилась, запястья пронзило болью.

Мишонн долго искала в сумке очередной предмет и наконец вытащила его, продемонстрировав узнику.

– Электрическая дрель, – объявила она. – Похоже, ее недавно зарядили… Заряд полон.

Мишонн подошла ближе к Губернатору, пару раз нажав на кнопку дрели и показав ее мощь. Шум напоминал гудение бормашины.

– Думаю, начнем с нее.

Филипу Блейку пришлось собрать все оставшиеся капли силы, чтобы посмотреть в глаза женщине и увидеть, как, вращаясь, сверло начало медленно приближаться к его жилистому левому плечу, к тому месту, где рука соединяется с торсом – и где сосредоточены все нервные окончания.

Глава восемнадцатая

В нормальном течении размеренной жизни маленького городка приглушенный вопль, раздавшийся в предрассветный час, когда еще не отступила темнота ночи, не только возбудил бы подозрения, но и внушил бы благоговейный ужас не заботившимся ни о чем горожанам, которые мирно спали с открытыми окнами, чтобы впускать в дом приятный весенний ветерок, или дремали в третью смену возле кассовых аппаратов круглосуточных магазинов. Но в тот момент, ровно в 1.33 по стандартному восточному времени, когда приглушенный слоями цемента, стекла и бетона – а также скотча, сдерживавшего крики, – стон раздался со второго этажа дома, где находилась квартира Губернатора, течение жизни в Вудбери, что в штате Джорджия, можно было назвать каким угодно, но только не нормальным.

Мужчины, работавшие допоздна на северной, западной и южной стенах, начали расходиться по домам, расслабившись в отсутствие начальника. Мартинес не проверял посты уже несколько часов, и это было так не похоже на него, что многие из караульных в недоумении почесывали головы. Брюс и Гейб уже заметили, что госпиталь пуст, а доктора и Элис нигде не видно, и теперь обсуждали, стоит ли беспокоить Губернатора такими новостями.

Странное спокойствие города пробудило Боба от беспокойного сна, заставило его подняться на ноги и, пошатываясь, прогуляться по ночным улицам в надежде проветриться и выяснить, почему все казалось таким непривычно тихим. В общем-то, Боб Стуки был, возможно, единственным жителем Вудбери, который в этот момент расслышал тихие крики. Он ковылял мимо фасада губернаторского дома, когда за одним из заколоченных окон раздался тонкий визг – приглушенный кляпом из скотча, слабый, но все же отчетливый, как крик гагары, взывающей к далекому берегу спокойного озера. Звук был таким диким и таким неожиданным, что Боб решил, будто ему послышалось – выпивка частенько играла с ним подобные шутки, – и нетвердой походкой пошел дальше, не замечая продолжения странного шума.

Но именно в этот момент, именно в этом здании, в конце коридора второго этажа, в душной гостиной самой большой квартиры в неровном свете подвешенной к потолку лампы, которая слегка покачивалась на ветру, Филип Блейк страдал от вполне реальной боли. Боль была живым, дышащим существом – хищником, – которое жевало его плоть с жестокостью дикого кабана, погружающего окровавленные клыки в комок нервов между левой грудной и дельтовидной мышцей.

Дрель дрожала. Сверло входило все глубже в нервную ткань, и в воздух летели брызги крови и кусочки человеческой плоти.

Крик Филипа – искаженный скотчем и звучащий почти как назойливая автомобильная сигнализация – теперь не затихал ни на миг. Мишонн по самое основание погрузила сверло в плечо Губернатора. Кровь брызгала ей в лицо. Филип стонал, как дикий зверь, и, пока дрель, жужжа, входила все глубже, с его уст срывалось: «М-М-М-М-М-М-М-М-М-Г-Г-Г-Г-Г-Г-А-А-А-А!!!» Наконец Мишонн сняла палец с кнопки и бесцеремонно вырвала сверло из дыры в плече Губернатора, жестоко дернув его.

Губернатор вздрогнул в агонии, и веревки громко скрипнули от его движения.

Не заботясь о сохранности дрели, Мишонн швырнула ее на пол. Раздался треск. На сверло кровавыми ошметками приклеились частицы хрящей и тканей. Мишонн кивнула.

– Так, – сказала она скорее самой себе, чем пленнику. – Давай-ка остановим кровотечение, чтобы ты не потерял сознание.

Она нашла моток скотча, нащупала край, размотала полоску и откусила кусок, которым, не проявляя особенной заботы, замотала плечо Губернатора. Пожалуй, даже индейку ко Дню благодарения она бы фаршировала с большей нежностью. Мишонн заклеила рану с таким видом, словно чинила протекающую трубу.

Перед глазами Филипа Блейка тем временем снова начала сгущаться темнота. Ему казалось, что мир словно раскололся на две стеклянные панели, расходящиеся под водой в разные стороны и формирующие двойную картинку, которая становилась все более размытой, пока голова Губернатора не упала и по телу не пробежал холодок, милостиво позволивший ему снова потерять сознание.

Но тут его щеку настигла резкая и сильная пощечина, налетевшая из ниоткуда.

– ПРОСНИСЬ!

Он откинулся на веревках назад, и глаза снова раскрылись. Перед ним было жуткое, решительное, злое лицо темнокожей женщины. На нем еще виднелись шрамы и пурпурные кровоподтеки от пыток, но теперь оно пылало уверенностью. Обжигающий взгляд был устремлен на Губернатора. Улыбка женщины напоминала клоунскую гримасу, сочетая в себе безумие и ненависть.

– Тебе совсем не хочется снова вырубиться, – спокойно сказала она. – Ведь так ты пропустишь все веселье.

Следующими в дело пошли плоскогубцы. Вытащив их из сумки, она снова подошла к пленнику, насвистывая чудовищную мелодию, из-за которой по телу Губернатора бежали мурашки. Казалось, в ушах жужжал целый улей пчел. Губернатор сфокусировал взгляд своих воспаленных глаз на острых кончиках плоскогубцев, а Мишонн нагнулась и подняла его правую руку, которая безвольно висела, привязанная за запястье к стене. Рассеянно посвистывая, она осторожно взяла указательный палец узника своими большим и указательным пальцами, как будто бы собираясь делать маникюр.