Создатели Империи - Франс Гампл

И вот произошло то, что уже давно намечалось. Октавиан с одиннадцатью легионами выступил на север, а немного позже стало известно о его встрече недалеко от Бононии (Болонья) с бывшими боевыми товарищами диктатора, Антонием и Лепидом. Там готовые к борьбе командиры провинций сглаживали противоречия с молодым консулом. Они, как триумвиры, хотели на пять лет отменить конституцию. Лепид должен был с тремя легионами угрожать Риму и Италии, тогда как Октавиан и Антоний намеревались вести борьбу против Кассия и Брута. Сфера власти западных провинций была разделена следующим образом: Антонию подчинялись важнейшие провинции — Цизальпинская Галлия и завоеванная диктатором Галлия, Лепиду — Южная Галлия и Испания, а новому Цезарю — Африка, Сицилия, Сардиния и Корсика, т. е. области операций Секста Помпея, которые еще не были полностью оккупированы. Заранее было обговорено консульство на следующий год, но Октавиан должен был сложить обязанности консула до истечения 43 г. до н. э.

Чтобы укрепить этот политический альянс семейным союзом — легионеры, наученные горьким опытом, придавали этому большое значение, — молодой Цезарь обручился с падчерицей Антония. Каждый из трех новых диктаторов прекрасно понимал, что не все сенаторы безропотно воспримут это насилие над государством, особенно если дело дойдет до крупного сражения на Востоке с убийцами Цезаря. Правда, легализация государственного переворота не представляла собой никакой проблемы. Октавиан уже имел опыт в таких делах. Легионы снова двинулись на Рим, и 27 ноября 43 г. до н. э. народное собрание приняло закон, по которому преобразование государства поручалось триумвирам (так теперь звучало звание правителей). Отныне в Риме установилась военная диктатура, хотя формально это чрезвычайное положение предполагалось на пять лет. Но гораздо труднее было оплатить расходы на ведение войны и разделаться с внутри-италийской и римской оппозицией. Для этого имелся всем известный пример Суллы: организованное массовое уничтожение в форме проскрипций[15], объявление вне закона настоящих или предполагаемых противников и даже политически нейтральных, чтобы унаследовать их состояние, так как проскрибированные теряли и собственность и жизнь. Никогда в отнюдь не миролюбивой истории этого века так не свирепствовало неприкрытое насилие, как в эти месяцы. Тот, кто хотел спастись, бежал к противникам цезарианцев. Цицерон, который совсем недавно говорил в сенате о молодом Цезаре как о юноше, ниспосланном богами для спасения государства, слишком долго раздумывал и пал жертвой мести Антония. Вероятно, многие с грустью вспомнили о великодушии Цезаря, увидев голову и руки этого великого римлянина, выставленные на всеобщее обозрение на ораторской трибуне на Форуме. Одержимый жаждой власти юноша в эти полные ужаса месяцы осквернил имя «отца». Он вместе со своими сообщниками консулами стал убийцей и грабителем римских сенаторов и всадников; называли 300 пострадавших сенаторов и 2000 всадников. На совести диктаторов был кровавый счет: они получили многомиллионные суммы и кладбищенскую тишину в Риме и Италии. Все это было им необходимо для ведения военных действий на Востоке.

В двух сражениях у Филипп (Фракия) в 42 г. до н. э. нашел смерть способнейший полководец республиканцев Кассий, а чуть позже и Брут, а сенатская аристократия потеряла почти столько же своих представителей, как в неравной гражданской войне. Антоний же вышел из этих сражений с воинской славой победителя, тогда как новый Цезарь в первом сражении, заболев, бежал из своей палатки полководца, а во втором отличился очень мало. Правда, он в совершенстве владел политическими и психологическими методами ведения войны, но в важнейших битвах за него сражались другие, и именно они пожинали лавры победителей. Этого двадцатилетнего молодого человека стыдились и не уважали, как ни одного цезарианца. Марк Антоний, который всегда смело и резко критиковал благородное поведение Цезаря, наслаждался жизнью отнюдь не как нежный юноша. Бережно накрыл он своим плащом мертвого Брута, а Октавиан приказал отделить его голову от туловища и бросить ее как жертвоприношение к ногам статуи диктатора в Риме. Его считали способным на все. Рассказывают, что одному военнопленному и его сыну, умолявшим о пощаде, он приказал тянуть жребий или разыграть в кости, кому будет подарена жизнь. Когда попавший в его руки после Филипп сенатор просил хотя бы о достойных похоронах, он с непревзойденным цинизмом ответил, что об этом позаботятся птицы. Современники и потомки не сообщают ни о едином жесте сочувствия или великодушия этого «мучителя» тех кровавых лет; «милость к побежденным» была для него вопросом политического расчета, который должен был политически же и окупиться, а милосердие и всепрощающая снисходительность «отца», бывшие выражением человеческого благородства, казались ему ошибочными, что, по его мнению, доказали Мартовские иды. В первые годы после Филипп он творил ужасные вещи, а Вергилий из-за своей политической близорукости даже об этом не упоминает. Тень позорного прошлого новый Цезарь преодолел только спустя десятилетия. Когда республиканцы были поставлены перед трагической необходимостью выбирать из двух зол меньшее, Антония или Цезаря, многие сделали свой выбор не в пользу наследника диктатора.

Здесь не место распространяться обо всех конфликтах, о меняющихся союзах, соглашениях, перегруппировках сил до 36 г. до н. э. Судьбоносными были договоренности 40 г. до н. э. в Брундизии: за Антонием было закреплено огромное восточное эллинистическое пространство, пограничная линия которого проходила через иллирийский город Скодра. Италию, правда, не разделили, она должна была находиться в распоряжении всех триумвиров как территория набора войск, но Октавиан фактически находился там и был в курсе всех решений в Риме, всех настроений и конфликтов страны. Его положение было чрезвычайно опасным, так как в Италии теперь существовала оппозиция и царила всеобщая нервозность, которая после Филипп вылилась в настоящие побоища между солдатами и гражданскими лицами из-за принудительной экспроприации многочисленных италиков: в италийских городах были освобождены места для 50 000–60 000 солдат. Но пребывание в Италии и в Риме давало ему также некоторые преимущества, о которых Антоний, по-видимому, слишком поздно узнал. Лепид, как второстепенный триумвир, удовлетворился Африкой. В качестве гарантии политического союза в Брундизии Антоний женился на Октавии, младшей сестре Октавиана. Но на Западе тайным планам захвата власти новым Цезарем противостоял младший сын Помпея, соперника его «отца», который еще при диктаторе вел скрытую войну против всех цезарианцев. Теперь же благодаря сильному флоту он контролировал западное Средиземноморье из Сицилии. Он мог в любое время блокировать италийское побережье и перекрыть подвоз зерна в Рим. Его сторонниками были политические беженцы, крестьяне, беглые рабы и пираты. Чередование объявлений вне закона и признаний Секста Помпея отражало расстановку сил и политические отношения между Цезарем и Антонием. В 36 г. до н. э. после трехлетних раздоров и многочисленных поражений благодаря победам Агриппы у Мил и Навлоха произошел крутой перелом. Секст Помпей был выведен из игры, а Лепид, попытавшийся отстоять свои претензии на Сицилию, хотя его солдаты не поддерживали этих честолюбивых планов, был исключен из триумвирата и лишен всех должностей, за исключением звания верховного жреца.

Теперь новый Цезарь был хозяином всего Запада. Он торжественно объявил об окончании гражданской войны и заклеймил ее как направленную против государства войну рабов и пиратов. Первая цель в борьбе за власть была достигнута. Можно предполагать, что самое позднее с 35 г. до н. э., а может быть, и раньше, он принял решение достичь самых вершин и поставил целью единоличную власть над всей Римской империей. Но добиться этого можно было только выведя из игры остававшегося по-прежнему могущественнейшим человеком Антония, так как диктатура триумвиров была продлена еще на пять лет.

Несомненно, военные успехи и их умелое использование усилили положение Октавиана в Риме и Италии. В последние годы ни для кого не было секретом, что некоторые республиканцы из старой аристократии давно прекратили борьбу и примирились с властью, которая в лице нового Цезаря годами совершала насилие над государством. Примирение с диктатором Запада означало личную безопасность, спокойное существование, а для многих возвращение на родину к семье и поместьям. Для древней аристократии, которая испокон веков видела свое жизненное предназначение только в политике, примирение влекло за собой политическое «спасение чести», которое давало возможность продолжать карьеру и сулило наместничество, военные трофеи, жреческие должности, а возможно, даже и триумф. Многие были не в состоянии на долгие годы лишить себя власти, богатства и почестей: Цезарь не только предоставил время залечить старые раны, но и пытался найти опору именно в тех аристократических кругах, которые он до этого преследовал. Они были традиционным правящим слоем Рима и имели явно иное представление о государстве, чем триумвиры.