Возвышение Хоруса - Дэн Абнетт

Длинное тяжелое лезвие отскочило от гребня на голове чужака, и Тарвицу пришлось снова отступить, чтобы избежать столкновения с четырьмя острыми руками-лезвиями.

Второй удар получился удачнее. Меч прошел рядом с гребнем и глубоко врезался в шею мегарахнида, в то место, где голова соединялась с корпусом. Грудная оболочка раскололась до самой середины, и из трещины выплеснулась блестящая струя белого ихора. Мегарахнид вздрогнул и покачнулся, чувствуя приближение гибели, а Тарвиц поспешно выдернул меч. Через мгновение мегарахнид был уже мертв. Дрожащие руки-лезвия протянулись к голове Тарвица и с обеих сторон обхватили его помертвевшее от ужаса лицо, прикрытое шлемом. Прикосновение было почти ласковым. Во время падения раздался отвратительный скрип, и на полированной поверхности визора появились четыре царапины от кончиков лезвий.

Раздался чей-то отчаянный вопль. Болтер оглушительно палил беспрерывными очередями, и осколки расщепленных снарядами стеблей фонтанами взлетали в воздух.

Третий враг выскочил из зарослей, но Тарвиц уже пришел в ярость. Развернувшись всем телом, он рассек мегарахнида в том месте, где верхняя часть туловища соединялась с нижней, между верхними и нижними конечностями.

Белесая жидкость брызнула в стороны, и верхняя часть тела полетела на землю. Брюшко, болтавшееся между четырьмя ногами, продолжало двигаться вперед, пока не столкнулось с толстым стеблем и не упало.

В этот момент бой закончился. Стебли травы прекратили паническую дрожь, а проклятые личинки возобновили свой свист и шипение.

После девяноста часов, проведенных на поверхности, они двадцать восемь раз столкнулись с мегарахнидами в зарослях гигантских трав, и семеро воинов были убиты или пропали. Они двигались вперед автоматически, словно в каком-то трансе. Не было ни руководящих указаний, ни стратегической линии. Они не смогли войти в контакт с Кровавыми Ангелами, как не смогли связаться со своим командиром или хоть какими-то частями экспедиции. Они просто продвигались вперед и через каждые несколько километров отражали атаки.

По мнению Тарвица, это была почти идеальная война. Она казалась простой и захватывающей, в полной мере испытывала их боевое искусство и физическую выдержку. Словно на тренировке, только под угрозой смерти. Уже через несколько дней он с удовольствием осознал, насколько повысилась концентрация его внимания с момента высадки. Его инстинкты приобрели остроту и отточенность, сравнимую с остротой вражеских рук-лезвий. Каждое мгновение он был настороже, не имея возможности расслабиться или отвлечься, поскольку нападения мегарахнидов всегда были стремительными и яростными, враги появлялись словно из воздуха. Отряд шел и сражался, потом снова шел и снова сражался, не имея возможности отдохнуть или подумать. Ни раньше, ни потом Тарвицу не приходилось принимать участие в таком совершенном воинском противостоянии, не обремененном ни политикой, ни проблемами верований. Он и его товарищи были оружием Императора, а мегарахниды представлялись им безусловной квинтэссенцией враждебного космоса, стоявшего на пути человечества.

Почти все из оставшихся в живых Астартес теперь орудовали мечами. Для убийства мегарахнида требовалось слишком много болтерных зарядов. Клинок оказался надежнее, если, конечно, его владелец был достаточно проворен, чтобы первым нанести удар, и достаточно силен, чтобы этот удар оказался смертельным.

Не без некоторого удивления Тарвиц обнаружил, что его друг, капитан Люций, придерживается другого мнения. После очередного налета Люций похвалился, что играючи справился с врагом.

— Это все равно что сражаться сразу с четырьмя противниками, — бахвалился он.

Тарвиц знал, что Люций был непревзойденным мастером в бою на мечах. Там, где Тарвицу и остальным воинам приходилось трудиться изо всех сил, чтобы овладеть тем или иным приемом, Люций превращал тренировку в спектакль. К немалому разочарованию собратьев, и его успехи во владении огнестрельным оружием позволяли Люцию не тратить время на стрельбищах. Он с гордостью заявлял, что лично своим мечом истрепал четыре тренировочных стенда. Иногда другие мастера-фехтовальщики, вроде Экхелона или Бразенора, участвовали в его тренировках, чтобы улучшить свою технику. Говорили, что даже сам Эйдолон нередко выбирал Люция спарринг-партнером в тренировочных боях.

Люций носил на поясе длинный древний меч, изготовленный в кузницах Уралса ремесленниками клана Терраватт во времена Объединительных Войн. Это было подлинное произведение искусства, идеально сбалансированное и закаленное. Как правило, Люций сражался в старинном стиле, надев на левую руку боевой щит. Витая рукоять меча была необычно длинной, что позволяло Люцию держать его как одной, так и двумя руками. Он то вращал мечом, словно палицей, то перехватывал меч, чтобы нанести мощный рубящий удар. Теперь он обычно привязывал щит на спину, а добытый в схватке обрубок конечности мегарахнида держал в левой руке в качестве второго меча. Острый край поверх сустава Люций обернул несколькими слоями стальной полоски, оторванной от щита, чтобы предохранить ладонь от повторного пореза. Опустив голову, он шел через бескрайние заросли гигантских трав, с радостью бросая вызов смерти.

Во время двенадцатой по счету атаки Тарвиц впервые увидел, как сражается Люций. Он не отступил ни на шаг и провел серию ударов, умело блокируя все четыре лезвия мегарахнида своими двумя мечами. Тарвиц отметил три возможности нанесения прямых смертельных ударов, но Люций не то чтобы пропустил их, а намеренно не использовал. Он так надеялся на свое мастерство, что не хотел слишком быстро заканчивать бой.

— Попозже мы схватим одного или двух мегарахнидов живыми, — совершенно серьезно сказал он Тарвицу после схватки. — Я посажу их в тренировочные камеры. На занятиях эти существа принесут немалую пользу.

— Они же ксеносы, — угрюмо заметил Тарвиц.

— Если я хочу хорошенько отточить свое мастерство, мне требуется достойный противник. Мне нужна практика. Ты можешь назвать человека, который бы смог мне противостоять?

— Но это ксеносы, — повторил Тарвиц.

— Возможно, это проявление воли Императора, — предположил Люций. — Возможно, эти существа специально запущены в космос, чтобы мы могли улучшить свои боевые навыки.

Тарвиц даже не пытался понять, какие мысли бродят в головах мегарахнидов, но он был совершенно уверен, что даже если у них и имеется какая-то высшая непостижимая цель, то она состоит не в роли тренажеров для людей. Лишь на короткое время он задумался, а есть ли у них язык или культура в том смысле, в каком их понимают люди. Искусство? Науки? Эмоции? Или все эти черты так надежно укрыты за высокотехнологичной броней, что люди не могут их ни заметить, ни различить? Есть ли у них какие-то веские причины охотиться на Детей Императора, или они просто реагируют таким образом на посягательство на свою территорию, как бросается на обидчика пчелиный улей, если его потревожить палкой? Тарвицу даже пришло в голову, что мегарахниды могут атаковать людей и потому, что видят в представителях человечества враждебных чужаков. Ксеносов.

Эта мысль ужаснула его. Не могут же мегарахниды не видеть превосходства человека по сравнению со своим собственным строением? Может, они сражаются из-за ревности?

Люций ни на минуту не умолкал, подробно рассказывая о некоторых тонкостях, которым уже научился в схватках с мегарахнидами. Он даже продемонстрировал один прием, выбрав в качестве манекена стебель травы.

— Видишь? Подъем и поворот. Подъем и поворот. Удар наносится сверху и идет внутрь. Против человека он не пригодится, но здесь как раз подойдет. Я думаю, надо составить специальное руководство. Прием будет называться «Удар Люция». Как ты считаешь, неплохо звучит?

— Прекрасно, — ответил Тарвиц.

— Я что-то нашел! — раздался голос на канале вокс-связи.

Это был голос Сакиана, и друзья поспешили к нему. В почти непроходимых зарослях гигантской травы он неожиданно обнаружил удивительную поляну. Толстые стебли расступились и открыли обширное пространство голой красноватой земли в несколько квадратных километров.

— Что же это такое? — спросил Балли.

Тарвиц хотел сказать, что поляна могла быть расчищена намеренно, но никаких признаков когда-либо росшей на ней травы не было заметно. Со всех сторон поляну окружал высокий шелестящий травяной лес.

Один за другим Астартес вышли на открытое пространство. В густых зарослях было почти незаметно, что группа движется в каком-то направлении, поскольку местность со всех сторон казалась одинаковой. Эта прогалина оказалась нежданной отметиной. Сбивающей с толку неожиданностью.

— Смотрите сюда, — позвал их Сакиан.