Кодекс пацана. Назад в СССР (СИ) - Высоцкий Василий

Чёрный хмыкнул в этот момент. Горькая усмешка показалась на его губах. Я же сидел и слушал.

— Что там было? Победа? Поражение? Мы и сами не знали. Вроде бы побили много, но и патлатые не отступили. И не было никакого празднования днюхи Гитлера — никто не вытаскивал свастику или разные зиги не кидал. По итогу нас всех разогнали менты. Кого-то на «Скорой» увезли, кого-то в «Воронках». Потом всех выпустили, нашим авторам благодарность вынесли, но на душе… Вот погано как-то было на душе. Наше пацанское братство развели как лохов.

Киргиз снова затянулся.

— А потом как-то в Люберцах начали стихать драки между собой. Вот, прямо как ты хотел в Юже сделать. Ты же хотел всеобщего благоденствия? Вот и у нас появился новый враг — неформалы патлатые. И теперь любера не решали дела между собой, а объединялись против чужаков. Против тех, кто шел против советской власти… «против нашей Родины» — как говорили нам авторитеты. И мы бились. Выезжали на побоища, метелили уродов, состригали волосы, рвали джинсы… Да уж, натворили делов… И как-то так начало получаться, что уже и лежачих били. И кастеты появились, а самое жесткое — консервы в авоськах. Это прямо целый кистень получался. С виду безобидное, а вот как приложишь…

— Жестокое время, жестокие нравы, — заметил Чёрный.

— Да, время жестокое. И всё это подводилось под идеологию — мы правы, а они нет. Лишь после побоища на Крымском мосту я понял, что на той стороне говорилось то же самое. Что нас сводили, как две своры. Чтобы была управляемость боевыми гарнизонами молодняка… У нас как было? Нам говорили: «Ты приди в качалку, стань мужиком — поработай над телом, научись жать железо. Не пей, не употребляй дурь. Не кури. Будь правильным пацаном!» А как говорили у них? У неформалов была своя идеология: «Будь ты панк или металлист — это больше, чем патлы и шмотки. Это, в первую очередь, право жить, как ты хочешь, слушать что ты хочешь, любить что ты хочешь — быть кем ты хочешь, быть собой. И в случае чего — быть готовым это защитить. Да, можно выглядеть как все. Но надо помнить: как ты выглядишь — так ты и живёшь».

— Что за побоище? — спросил я, когда Киргиз взял паузу.

— В начале марта восемьдесят седьмого нашим здорово напинали в парке Горького. Похоже на засаду. Ну, такого мы стерпеть не могли и нацелились на концерт «Аукцыона». Тридцать первого марта… Тогда народа там было немало, но многие знали, что самое интересное начнется после концерта. И вот в девять вечера сошлись на Крымском мосту любера и неформалы. Где-то около двух тысяч человек собралось. Представляешь масштаб махача? Вот то-то и оно… Менты подорвались, пытались нас растащить, но куда там… Махались так, словно от этой битвы зависело наше дальнейшее выживание. Нунчаки, арматура, кастеты, ножи, взрывалки, консервы в авоськах — всё шло в ход. Двоих неформалов скинули с моста. Зубы скакали по асфальту. Кругом махач, кругом боль, кругом стоны и крики… Мда… Это была такая бойня и что по итогу? По итогу менты задержали многих пацанов, меня в том числе… Попутно ещё дел нарыли.

— И что?

— Да ни хрена. Кукую вот теперь здесь. Мотаюсь по разным СИЗО уже не первый год. И знаешь что… Оказалось, что бабки, которые мы скидывали в общак, вовсе не идут на подогрев сидельцев. От своей братвы только письма получал. Мамка иногда присылает передачки, но ей тяжело, она у меня инвалид, а я… Эх! Вся эта пацанская движуха… Она только ментам и ворам выгодна, — Киргиз махнул рукой и зло затушил окурок в банке из-под рыбных консервов. — Ментам выгодно, чтобы пацанскими руками порядок наводить, а воры мелочь подставляют в суету. Если какой скачок произойдет, то с щеглов спрос невелик, а сами жулики останутся не при делах. Вот так-то, пацанчик, такие вот дела-а-а…

В этот момент раздался скрежет засова, а после прозвучал окрик:

— Лосев, на выход!

Глава 27

— Всех благ по жизни и скорейшего освобождения, может, ещё свидимся! — я остановился на пороге, вспомнив, как это делали в фильмах.

Посмотрел на людей… Обычных в принципе людей, только свернувших не туда, а может быть и попавшихся не в то время и не в том месте. На Руси же издавна существует поговорка, что от сумы и от тюрьмы не стоит зарекаться. И даже если жить честно, то может найтись тот, кому не понравится, как ты живешь. Или кто позарится на бизнес и тогда…

Навет, поклёп, донос и подкидывание запрещенного — четыре коня апокалипсиса для честного человека. Конечно, среди подобной грязи трудно оставаться людьми, но некоторым характер позволяет это сделать. Многое зависит от воспитания, от того фундамента, который заложили в детстве…

Впрочем, подобное существует во всем мире. И нет ни одной страны, где бы можно было спокойно работать и знать, что твоё детище не может быть отобрано завистливыми руками… Такой вот несправедливый мир, где никогда не переставал действовать животный закон выживания.

— Шуруй быстрей, вежливый хмырь! — жесткая ладонь охранника влепилась между лопаток.

Я чуть не нырнул носом в плитку и пробежал несколько метров, пока не восстановил равновесие. В спину донеслось хмыканье и шмыганье носом. Похоже, что для местной публики подобное поведение не в новинку. Ну да, я не был авторитетом, за которого могли сказать слово другие люди. По сути, я вообще не был никем, обычным пацаном, которому просто не повезло.

— Лицом к стене!

Я выпрямился на окрик. Вслед донесся голос Черного:

— Сергеич, не щеми пацана, он нормальный! По беспределу сюда залетел, не ломай его!

— Без вас разберусь! — буркнул охранник.

Звуки ключа в замке резанули слух, пока я рассматривал стену. По масляной краске молниями скользили трещинки, внизу откалывались небольшие кусочки и стыдливо открывали серую штукатурку. Очень не хочется сюда возвращаться, но что ждет дальше?

— Вперед! — кнутом хлестнула резкая команда.

Шлепанцы зашуршали по плиткам, в нос ударил запах хлорки от ведра, которое стояло чуть у дверей. Мужчина в черной мешковатой форме мыл пол неподалёку.

— Малой, иди быстрее. Нужно выйти до прихода начальства, — шепнул идущий позади охранник.

Почему охранник шептал? Я обернулся, но суровый мужчина холодно подал команду двигаться дальше, на безучастном лице не дрогнул ни один мускул. Глубоко внутри шевельнулась почти умершая надежда… Неужели? Так утопающий хватается за соломинку, как я схватился за этот шепот.

Мы проделали обратный путь. Охранники на выходах здоровались с охранником, окидывали меня подозрительным взглядом, но крепкие двери отпирались. Заминка произошла на выдаче одежды.

— Едем на очную ставку, забери одёжу и отдай прежнюю! — скомандовал Сергеич охраннику-каптеру.

— Подожди, но как же Владимир Михайлович? Он за такое по головке не погладит, — охранник отрицательно помотал головой.

— Ты его головку будешь гладить, если сейчас не выдашь. Коржев велел привезти в Южу на место происшествия или тебе его личное присутствие нужно? Так я сейчас позвоню и вызову! Можешь сходу писать рапорт! Достали,…ля, умники х. евы! — каждое слово Сергеича прессом раскатывало охранника по стеллажу.

— Ладно-ладно, хорош угрожать. Чего ты так, Сергеич? Надо, так надо, — охранник ушел и вскоре вернулся с моей одеждой.

Я быстро переоделся, на холодном полу босым стоять неудобно. Мужчины негромко переговаривались возле стола.

— Долго ты ещё возиться будешь? — пробурчал Сергеич, — Как баба собираешься!

— Всё-всё, я готов, — я выпрямился и одернул футболку.

— Покеда! Шмотки далеко не убирай, авось ещё вернется, — Сергеич посмотрел на охранника и подтолкнул меня к выходу.

Вышли в промозглый серый день, но даже свет от облачного неба показался ярким после тусклой камерной лампочки. Похоже, что ночью прошел хороший дождь — вон, какие лужи на асфальте. Четырехэтажное здание удалялось по мере приближения к КПП. В лужах отражались стальные ворота, увитый колючкой забор, который опоясывал территорию. За забором кипела жизнь, внутри же она делала остановку.