Волшебница на грани (СИ) - Петровичева Лариса

— Генрих… — прошептала я и увидела его в отражении. Генрих с надеждой всматривался в зеркало, и я едва не расплакалась от облегчения и счастья. Он был жив, обстановка вокруг него была поистине королевской, и выражение лица Генриха прямо говорило о том, что он достойно завершил одно из самых важных дел в своей жизни.

На меня смотрел король.

— Милли? — растерянно выдохнул Генрих. — Милли! Ты меня слышишь? Ты жива?

— Жива, — ответила я, чувствуя, как лицо расплывается в глупой улыбке до ушей. Вот мы и увиделись. Вот и подошло к концу наше путешествие. — Генрих, как ты?

Генрих рассмеялся и показал мне подвеску на золотой цепочке — солнце с витыми лучами и рубиновыми глазами. Должно быть, знак верховной власти.

— Я вернул Аланберг, — ответил он. — Дядя Олаф сознался в убийстве брата, ну а я чудесно спасся… с помощью одной удивительной волшебницы.

— Ох, Генрих… — я никогда бы не подумала, что можно одновременно улыбаться и захлебываться слезами. Что можно быть настолько счастливой.

Зато Генрих моментально сориентировался и твердо приказал:

— Дай мне руку! Помнишь, как я вытащил тебя в свою камеру?

Дать ему руку? Но мое-то зеркало, в отличие от тех, что были в его мире, не волшебное! Я купила его в крошечном хозяйственном магазинчике, одинаково далеком и от магии, и от качества. Оно не могло бы…

— Думаешь, получится? — спросила я, озираясь по сторонам. Что можно взять с собой, навсегда отправляясь в другой мир? Пожалуй, только саму себя, свои надежды и свою любовь.

Это ведь так много, если вдуматься.

Я послушно дотронулась до зеркала, мельком подумав, что создаю Людмиле Захаровой по-настоящему мистическую историю. Волшебница исчезла из квартиры, запертой изнутри… мои пальцы погрузились в ледяную зеркальную гладь, и я вскрикнула от страха.

Получается! Неужели у меня и правда получается?

Генрих схватил меня за руку, потянул на себя, и я рухнула в зеркало, задохнувшись от холода.

Кажется, мои легкие заполнило льдом. Все кругом сделалось хрупким, черно-синим, острым — я летела сквозь вымороженную тьму, задыхаясь от боли и захлебываясь собственным воплем.

Наверно, это и была смерть. Наверно, на самом деле я сейчас упала перед зеркалом, умирая от сердечного приступа или кровоизлияния в мозг.

Неважно. Пусть. Если мы в итоге снова встретимся с Генрихом, то это того стоило.

В мире должны быть не только Игори.

Я не сразу поняла, что уже не лечу. Ледяной хруст затих где-то за плечами, холод отступил. Воздух пах цветочной свежестью. Генрих обнимал меня так крепко, что мне было трудно дышать.

— Милли… — услышала я его шепот и уловила гулкое биение сердца. — Милли, неужели это ты…

— Да, — откликнулась я. — Генрих, я вернулась!

— А ведь Амиль сказал мне, что с тобой не смогли связаться. Что машину запускали, но тебя так и не нашли. Ты не представляешь, как я рад, что он соврал.

Генрих задумчиво гладил меня по плечу. Мы лежали на кровати под легким шелковым покрывалом, в приоткрытое окно смущенно заглядывала луна, и я слышала, как среди листвы негромко перекликаются птицы. Возможно, те самые неразлучники, которых мы видели в саду доктора Кравена, прилетели в Аланберг.

Это было, конечно, смешно. Птицы не могут перелететь через половину планеты. Но мне хотелось верить, что это именно они. Я ведь смогла перебраться сюда из другого мира.

— Я думал, что ты умерла. Не выдержала перехода.

— Я жива, — улыбнулась я. — Знаешь, я думала, что мне все приснилось. Что это галлюцинация, и мне надо к врачу.

Генрих улыбнулся. Осторожно поцеловал меня, словно тоже боялся, что я ему снюсь, и не хотел просыпаться.

— Кстати, о врачах, — спросила я через несколько минут. — Что все-таки будет с Ланге?

Лицо Генриха утратило расслабленную мягкость, закаменело. Улыбка, скривившая его рот, была презрительной и горькой.

— Его убили, — ответил он. — Амиль рвал и метал, у марвинцев были свои планы на доктора. Он бы жил долго и счастливо под их крылышком, проводил бы новые опыты. Не на местных, разумеется, на таких, как ты. Людях из других миров.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мне снова стало холодно. Генрих усмехнулся.

— Знаешь, сколько таких миров? Тысячи! У Ланге было бы много материала… — его взгляд смягчился: Генрих был очень доволен собой. — У марвинцев, конечно, много людей и возможностей, но и у меня тоже остались друзья. Ланге застрелили прямо на встрече с Амилем. Марвинцы роют носом землю, но убийцу не найдут.

Я едва не рассмеялась. Вот дела! Генрих уничтожил чудовище и дал Амилю понять, что у него достаточно сил, чтобы не плясать под чужую дудку.

— Это было до свержения твоего дяди, — уточнила я, — или после?

— После, разумеется, — ответил Генрих. — Официально я готовился к коронации, и мне шили парадный мундир.

Что ж, вот и еще одна хорошая новость. Чудовища не должны жить.

— Жаль, что я этого не видела. Думаю, хелевинский император обрадовался, — заметила я. Генрих кивнул.

— Конечно. Он хотел забрать себе череп Ланге на память, но я его отговорил. Незачем становиться на одну ступень со своим врагом. Надо быть выше.

Разумно. Я не могла этого не признать.

— А доктор Кравен? Как его дела?

Генрих рассмеялся.

— Он здесь, в Аланберге, вместе со своим големом и архивом. Там такой богатый материал для полиции и спецслужб. В общем, твой соотечественник доволен новой работой. А я рад, что со мной есть еще один надежный человек.

Да, доктору Кравену можно было доверять. Мы уже успели в этом убедиться.

Птичьи голоса стали ближе и звонче. Я не сдержала улыбку. Сейчас мне казалось, что вся моя прошлая жизнь, с работой, ипотекой и городским транспортом, была просто сном. И как же хорошо, что этот сон наконец-то закончился.

Я вернулась домой. Мой настоящий дом был рядом с человеком, которого я любила — а он любил меня.

— Почему Амиль не хотел, чтобы я вернулась? — поинтересовалась я, приподнявшись на локте и глядя на Генриха. Он осторожно дотронулся до звезды Магриба на моей груди и ответил:

— Ты волшебница, Милли. Одна из самых сильных в нашем мире. А волшебница твоего уровня — это всегда та сила, которая нарушает баланс. Та сила, которая может быть опасна. Не для хороших людей — для мерзавцев, вроде Ланге и Мориса. А мы с тобой уже убедились, как плотно они работают с такими, как Амиль.

Я кивнула. В груди заворочалось неприятное предчувствие. Когда Амиль узнает, что я вернулась, то не станет просто стоять и смотреть, как я живу на свете. Он и его коллеги постараются либо использовать меня в своих целях, либо устранить.

Ни то, ни другое мне не нравилось.

— Амиль не будет сидеть, сложа руки, — сказала я. — Если я ему мешаю, то он меня уберет. Потому что я не стану на него работать. И не стану смотреть, как такие, как Ланге…

Я не договорила. Генрих сел на кровати и ответил:

— Если бы ты была просто девушкой из другого мира, то он бы не церемонился, верно. Но ты не просто волшебница на грани, Милли, ты моя жена и королева Аланберга. Как бы ни были сильны марвинцы, они вынуждены будут замолчать и сделать вид, что ничего не происходит.

Я тоже села, не веря до конца в то, что услышала.

Жена? Королева Аланберга? Неужели он по-прежнему говорит об этом серьезно?

— Ты уверен? — спросила я. — Ты и правда этого хочешь?

Генрих нахмурился.

— Милли, я не из тех, кто сегодня говорит одно, а завтра другое. Я хотел видеть тебя своей женой, когда был изгнанником. И хочу сейчас, когда я король. Потому что мы не изменились, потому что я тебя люблю.

Кажется, я никогда не чувствовала себя настолько растерянной. Как Генрих может на мне жениться? Этого не поймут и не примут.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А твоя страна? — спросила я. — Ты так уверен, что меня примут? Меня, не местную принцессу, а попаданку из другого мира? Что скажут люди?

Генрих рассмеялся. Кажется, мое взволнованное лицо невероятно его забавляло.

— Ты героиня, Милли, — ответил он. — Ты спасла меня от Олафа, и все об этом знают. И потом, — лицо Генриха снова сделалось спокойным и строгим. — Я государь. И моя воля и есть закон. Так что завтра тебе начнут шить свадебное платье. И отказа я не приму.