Джойс - Алан Кубатиев

Помощи решено было снова искать у литературных знакомств. Он расспрашивал Артура Саймонса, куда предложить «Камерную музыку», и по его совету направил ее в конце сентября Гранту Ричардсу. Йетсу он послал просьбу вернуть рукописи переводов «Перед рассветом» и «Михаэля Крамера» Гауптмана, если они не пригодились театру «Эбби»[41], и заодно попросил денег.

Йетс ответил сразу:

«Кули-парк, Горт, Голуэй,

2 октября.

Мой дорогой Джойс,

я не могу выслать вам ваши пьесы сегодня, потому что нынче воскресенье и почта не принимает пакеты. Я пошлю все завтра, но сам не дочитал. Одалживал их читать приятельнице, филологу-германистке, и она отметила, да вы и сами это знаете, что вы не слишком хороший германист. Однако я был намерен прочитать их сам и только что погрузился. Мне кажется, что мы вряд ли сможем использовать их в нашем театре. У меня есть уже перевод пьесы Зудермана, сделанный приятелем, страстно желающим заниматься такими вещами. Видите ли, сейчас у нас совершенно нет средств, из которых мы могли бы платить за подобную работу. Нам дали театр, но каждый пенни рабочего капитала заработан нашими спектаклями. Позже, надеюсь, мы сможем и платить. Еще я не уверен, что мы сможем сейчас работать с немецкими вещами. Публике мы должны дать ирландские произведения. Очень сожалею, что не могу помочь вам деньгами. Я сделаю все возможное, чтобы найти вам работу, но это все, что я могу для вас сделать.

Вш искрн

У. Б. Йетс».

Несмотря на этот и прочие отказы, Джойс радовался перспективам. В начале октября он писал Норе: «Какое чудесное утро! Рад сказать, что этот череп меня прошлым вечером не мучил. Как я ненавижу Бога и смерть! Как я люблю Нору! Конечно, эти слова тебя шокируют, благочестивое ты существо».

Последний общий побор, или обложение налогом на знакомство, начался с леди Грегори. Просьба о пяти фунтах встретила ответное предложение — посвятить ее в конкретный план его действий. Телеграмма от мисс Гилфорд пришла 4 октября, в ней содержалась инструкция быть в конце недели в Швейцарии. Джойс переслал ее леди Грегори и приписал: «Теперь я составил собственную легенду и строго ее придерживаюсь». Немедленно пришел перевод на пять фунтов с наилучшими пожеланиями. Джойс неутомимо добывал займы. Он говорил, что он не Иисус Христос и по водам ему не пройти.

Некоторым он писал, что это его последняя денежная просьба, но на них это не повлияло. Скеффингтон отказал, потому что считал, что Нору подвергают неоправданному риску. Джойс жестоко обиделся.

Наконец Шеймас О’Салливан получил такое письмо:

«Отбываю вечером. Позвоню через двадцать минут. Раз не можешь занять денег, пришли в пакете:

Зубную щетку и порошок.

Щетку для ногтей.

Пару черных ботинок и любое пальто и пиджак, какие сможешь дать.

Все очень пригодится. Если ты не здесь, встречай меня возле Дэйви Бирна со свертком в 7.10. У меня обуви нет никакой. Дж. А. Дж.».

Под конец он собрал достаточно денег, чтобы добраться с Норой до Парижа. Тетя Джозефина и сестра Маргарет старались отговорить его, но он ничего не слышал. Маргарет нашла для Норы кое-что из вещей и пришла с тетушкой и Станислаусом проводить их. Джон Джойс тоже явился, но было решено не давать ему знать о том, что его сын едет с женщиной, и потому отъезжающие держались порознь. Джойс взошел на борт первым, и страх, что Нора повторит финал «Эвелины», бился в нем до последней минуты, пока она не ступила на палубу. Им казалось, что они все проделали безукоризненно, однако Том Девин, приятель Джона, увидел их вместе и тут же догадался, что случилось, так что Джойс-старший очень быстро узнал правду…

Они добрались до Лондона, все еще не доверяя друг другу до конца. Когда они уже были в городе, Джойс оставил Нору в парке на два часа, чтобы зайти к Артуру Саймонсу. Она была уверена, что больше его не увидит, но он вернулся. К удивлению всех, кто его знал, да и к собственному тоже — навсегда.

Глава десятая ДОРОГА, РУКОПИСЬ, ВИНО

I have been in the path of stones…[42]

Джойс ездил всю жизнь, как по необходимости, так и по склонности. Даже умирать он уехал в другой город. Готовность ирландцев к перемене мест вошла в поговорку, и Джойс соединил в себе все возможные причины этой перемены. Не совсем богема, не совсем трудовой мигрант, не совсем искатель приключений, не совсем поссорившийся-со-страной, но все вместе и вдобавок еще кое-что. Об этом «кое-что» придется говорить всю оставшуюся часть книги.

Кроме всего прочего, он великолепно владел искусством наживать себе врагов. Добавим к этому искусство осложнять себе жизнь где угодно, и получится — опять-таки неполное — досье. Не в последнюю очередь Джойс переезжал именно потому, что легче менял место, чем решал проблемы. Возможно, это наложившийся на детскую еще психику образец поведения Джона Джойса, который менял дом за домом, и Джеймс отчасти подсознательно справлялся с трудностями таким образом. Думается, что он еще и ломал гомеостаз. Он терпеть не мог, как пишет Эллман, когда его вынуждали делать даже то, что ему нравилось.

Препятствия вырастали, как в сказке, одно за другим, но в реальности они преображались в самые скучные вещи. В Лондоне Артура Саймонса не оказалось дома, когда Джойс позвонил ему. Соответственно, отпал шанс обсудить издателей для «Камерной музыки» или попросить маленький заем. После этой неудачи Джойс и Нора тем же вечером, 9 октября, уехали в Париж. Деньги почти кончились; едва наскребли на открытый фиакр, который довез их, сундук и единственный чемодан с вокзала Сен-Лазар на Восточный вокзал, к бульвару Страсбург.

Оставив Нору по уже устоявшемуся обычаю в парке, Джойс целеустремленно помчался по парижским знакомым. Дус, один из самых надежных приятелей, уже помогавший ему, когда умирала мать, отдыхал в Испании, но доктор Жозеф Ривьер, накормивший его когда-то первым приличным парижским обедом, оказался на месте. Щедро ссудив гостю 60 франков на продолжение поездки, доктор пригласил его зайти позже для знакомства с директором крупнейшего цюрихского банка. Нора сидела в парке, новые туфли стерли ей ноги, и Джойсу пришлось отказаться. Зато он встретился с Керраном и еще одним бывшим одноклассником, Джеймсом Мэрнахэном, по-прежнему скрывая Нору от чужих глаз. Вечером они смогли купить билеты на ночной поезд до Цюриха и утром 11 октября прибыли туда.

Расспросы помогли выбрать гостиницу на Рейтергассе, 16, с отличным названием — «Хоффнунг», «Надежда». Здесь впервые за все время их романа они остались одни и впервые узнали друг друга как любовники. Судя по всему, Нора и Джеймс не разочаровались. Когда в 1915 году они снова оказались в Цюрихе и ностальгически решили остановиться там же, гостиница была переименована — в отель «Дублин». Такие вещи выдумать нельзя, они могут только случаться.