Путешествие на "Кон-Тики" - Тор Хейердал

В то время как Эрик вел плот по извилистому курсу, держась от рифов на таком расстоянии, чтобы не было опасности оказаться втянутыми в водоворот, Герман и я поплыли в резиновой лодке, привязанной на веревке. Когда плот шел правым галсом, веревка тянула и нас направо, и мы подходили так близко к грохотавшим над рифами бурунам, что нам удавалось бросить взгляд на убегавшую от нас стену воды цвета зеленого стекла; когда волны, крутясь водоворотами, откатывались назад, мы могли различить также выступавшие из воды голые рифы, которые напоминали полуразрушенную баррикаду из ржавой железной руды. Насколько хватало взгляда, мы не могли заметить вдоль берега никакого прохода. Эрик орудовал с парусом, подтягивая левое полотнище и ослабляя правое, а рулевые изо всех сил нажимали на весло, и «Кон-Тики» снова менял курс и, переваливаясь, уходил из опасной зоны до следующего поворота на другой галс.

Всякий раз, когда «Кон-Тики» приближался к рифам и снова отдалялся от них, у Германа и у меня, сидевших в привязанной к плоту лодочке, замирало сердце, ибо мы оказывались настолько близко к рифам, что начинали чувствовать, как ритм волн учащался и становился все более нервным и грозным. И всякий раз мы были уверены, что теперь Эрик слишком увлекся, что теперь нет никакой надежды вывести «Кон-Тики» из полосы бурунов, которые тянули нас к дьявольским красным рифам. Но всякий раз Эрик ловким маневром поворачивал плот, и «Кон-Тики» снова благополучно уходил в сторону открытого океана, удаляясь от предательских водоворотов. Все это время мы плыли вдоль острова на таком близком расстоянии, что видели мельчайшие подробности на берегу; и эта райская красота была для нас недоступна из-за пенящейся преграды.

Около трех часов пальмовый лес на берегу расступился, и сквозь широкий просвет мы увидели синюю зеркально-гладкую лагуну. Но кольцо рифов оставалось таким же сплошным, как и раньше, и так же зловеще скалило из пены свои кроваво-красные зубы. Прохода не было, и пальмовый лес снова сомкнулся, а мы продолжали тащиться вдоль острова, подгоняемые попутным ветром. Позже пальмовый лес стал все больше и больше редеть, и нашим взорам открылась внутренняя часть кораллового острова. Перед нами, напоминая большое тихое горное озеро, лежала прекраснейшая светлая морская лагуна, окруженная покачивающимися кокосовыми пальмами и сверкающими пляжами. Упоительный остров зеленых пальм образовал широкое мягкое песчаное кольцо вокруг гостеприимной лагуны, а второе кольцо окружало весь остров ржаво-красным мечом, охранявшим «врата рая».

Весь день мы лавировали вдоль Ангатау и любовались красотой острова, находившегося совсем близко, чуть не за дверью нашей каюты. Солнце освещало кроны пальм, и все на острове казалось райским и радостным. Так как постепенно наши маневры превратились в привычное дело, Эрик достал свою гитару и, стоя на палубе в перуанской шляпе с большими полями, играл и распевал сентиментальные песни Южного моря, а Бенгт заканчивал на краю палубы все приготовления к прекрасному обеду. Мы разбили старый кокосовый орех, который везли из Перу, и выпили за здоровье молодых свежих орехов, свисавших с деревьев на острове. Вся атмосфера этого дня — покой над лесом светло-зеленых пальм, которые глубоко пустили корни в землю и сияли в лучах солнца, покой над белыми птицами, парившими вокруг вершин пальм, покой над зеркально-гладкой лагуной и мягким песчаным берегом и ярость красных рифов, канонада и барабанный грохот в воздухе — все это производило потрясающее впечатление на нас шестерых, появившихся здесь из океана. Это впечатление никогда не изгладится из нашей памяти. Теперь не было никаких сомнений, что мы достигли другой стороны; перед нами был самый настоящий остров Южного моря. Пристанем мы к нему или нет, во всяком случае, мы достигли Полинезии; необъятный простор океана навсегда остался позади нас.

Вышло так, что этот праздничный день у Ангатау оказался девяносто седьмым днем нашего путешествия. Как это ни странно, но по нашим расчетам в Нью-Йорке как раз девяносто семь дней составляли тот минимально необходимый срок, за который при теоретически идеальных условиях мы могли достигнуть ближайших островов Полинезии.

Около пяти часов мы миновали две крытые пальмовыми листьями хижины, стоявшие на берегу среди деревьев. Ни дыма, ни других признаков жизни мы не видели.

В половине шестого мы снова двигались по направлению к рифам; мы приближались к западной оконечности острова, и необходимо было в последний раз осмотреться в надежде отыскать какой-нибудь проход. Солнце стояло уже так низко, что слепило нас, когда мы смотрели вперед; но там, где океан ударялся о рифы, в нескольких ста метрах, за крайним мысом острова, мы увидели в воздухе маленькую радугу. Теперь очертания мыса отчетливо вырисовывались перед нами. А на берегу в глубине мы заметили кучку неподвижных черных пятен. Внезапно одно из них медленно направилось к воде, а несколько других быстро устремились к опушке леса. Это были люди! Мы плыли вдоль рифов так близко, как только могли; ветер совершенно стих, и мы чувствовали, что вот-вот мы окажемся с подветренной стороны острова. Тут мы увидели, что на воду спустили пирогу, два человека прыгнули в нее и принялись грести по ту сторону рифа. Проплыв некоторое расстояние, они повернули пирогу в сторону открытого океана; мы увидели, как волны высоко подбросили ее в воздух, когда она пролетала в проходе между рифами, направляясь прямо к нам.

Итак, проход между рифами находился здесь; это была наша единственная надежда. Теперь мы могли рассмотреть также всю деревню, расположенную в пальмовой роще. Но тени стали уже удлиняться.

Сидевшие в пироге люди помахали нам рукой. Мы энергично замахали в ответ, и они налегли на весла. Это была полинезийская пирога с балансиром, и две коричневые фигуры в майках гребли, сидя лицом вперед. Теперь опять начнутся лингвистические затруднения. Из всех находившихся на плоту только я со времени моего пребывания на Фату-Хиве помнил несколько слов на диалекте жителей Маркизских островов, но полинезийский язык легко забыть из-за недостатка практики в наших северных краях.

Поэтому когда пирога ударилась о борт плота и двое островитян вскочили на палубу, мы испытали некоторое облегчение, так как один из них с широкой улыбкой на лице протянул коричневую руку и воскликнул по-английски:

— Добрый вечер!

— Добрый вечер, — в изумлении ответил я. — Вы говорите по-английски?

Мужчина снова улыбнулся и кивнул головой.

— Добрый вечер, — повторил он. — Добрый вечер.

Это был весь его запас иностранных слов, внушавший ему чувство глубокого превосходства над его более скромным приятелем, который держался на втором плане и широко улыбался в полном восхищении от ученого товарища.

— Ангатау? — спросил я, указывая в сторону острова.

— Х'Ангатау, — сказал мужчина, утвердительно кивнув головой.

Эрик гордо кивнул. Он оказался прав; мы находились там, где должны были находиться по его определениям.

— Маимаи хее иута, — попытался я начать разговор.

По тем сведениям, что я приобрел на Фату-Хиве, это должно было приблизительно означать: «Хотим высадиться на берег».

Оба островитянина указали в сторону невидимого прохода в рифе, и мы повернули рулевое весло, собираясь попытать счастья. В это мгновение с острова задули более резкие порывы ветра. Над лагуной нависла небольшая дождевая туча. Ветер угрожал унести нас прочь от рифа, и мы поняли, что с помощью рулевого весла мы не сможем заставить «Кон-Тики» лавировать против ветра под достаточно большим углом и достигнуть устья прохода в рифе. Мы попытались нащупать дно, но якорный канат оказался слишком коротким. Теперь нам оставалось прибегнуть к веслам, и притом как можно скорей, прежде чем мы очутимся во власти ветра. С молниеносной быстротой мы спустили парус, и каждый из нас вооружился большим веслом. Я хотел дать по веслу и обоим островитянам, которые стояли, наслаждаясь полученными от нас сигаретами.

Островитяне только энергично трясли головой и со смущенным видом указывали направление. Я старался знаками дать им понять, что мы все должны грести, и повторял слова. «Хотим высадиться на берег». Тогда более развитой из двух приятелей нагнулся, покрутил в воздухе правой рукой и сказал:

— Брррррррр!..

Не было никакого сомнения, что он советовал нам запустить двигатель. Островитяне думали, что они находятся на палубе какого-то необыкновенного тяжело груженного судна. Мы повели их на корму и предложили ощупать снизу бревна и убедиться, что у нас нет винта. Они были ошеломлены, вытащили изо рта сигареты и бросились к борту плота; теперь с каждой стороны сидело по четыре гребца, загребая веслами воду. В это время солнце опустилось прямо в океан за мысом, и порывы ветра с острова усилились. Похоже было на то, что мы совершенно не двигались. Островитяне с испуганным видом спрыгнули обратно в пирогу и исчезли. Стало темно, мы снова были одни и изо всех сил гребли, чтобы нас не отнесло опять в океан.