Путешествие на "Кон-Тики" - Тор Хейердал

Когда наступил вечер, исполнилось сто дней нашего плавания по океану. Поздно ночью я проснулся с каким-то странным тревожным чувством. Было что- то необычное в движении волн. Ход «Кон-Тики» был совсем не таким, каким он должен был бы быть в этих условиях. Мы стали очень чувствительны к изменениям в ритме движения бревен. Я сразу же подумал о явлениях обратного движения воды от берега, к которому мы приближались, и то и дело выходил на палубу и взбирался на мачту. Ничего не было видно, кроме океана. Но я не мог спокойно спать. Время шло.

На рассвете, около шести часов, Торстейн поспешно спустился с верхушки мачты. Далеко впереди он увидел целый ряд маленьких, поросших пальмами островов. Первым делом мы повернули рулевое весло так, чтобы нос плота отвернул как можно больше к югу. То, что видел Торстейн, были, вероятно, маленькие коралловые острова, которые, подобно нанизанным на нитку жемчужинам, лежат позади рифа Рароиа. Должно быть, нас подхватило течение, шедшее к северу.

В 7 часов 30 минут цепь поросших пальмами островов показалась вдоль всего горизонта к западу. Самый южный из них находился примерно впереди по нашему курсу; таким образом, вдоль всего горизонта справа от нас тянулись острова с купами пальм, к северу превращавшиеся в крохотные точки. До ближайшего острова было четыре или пять миль.

Осмотр с вершины мачты показал, что хотя нос плота направлен к крайнему острову в цепи, боковой снос был настолько велик, что мы шли не в том направлении, какое указывал нос. Мы двигались по диагонали прямо к рифу. Если бы кили были закреплены, у нас осталась бы еще какая-то надежда проскочить. Но акулы плыли за самой кормой плота, и мы не могли нырнуть под плот и укрепить болтавшиеся кили новыми канатами.

Мы поняли, что нам осталось провести на «Кон- Тики» лишь несколько часов. Их следовало использовать для подготовки к неизбежному крушению на коралловом рифе. Мы решили, что должен делать каждый из нас, когда этот момент наступит; каждый знал круг своих обязанностей; мы не будем метаться, наступая друг другу на ноги, когда катастрофа наступит и счет будет идти на секунды. «Кон-Тики» поднимался и опускался, а ветер нес нас на риф. Уже не было сомнения, что беспорядочное нагромождение волн впереди нас вызвано рифами — часть волн шла вперед, а другие, разбившись о вставшую на их пути преграду, стремительно откатывались назад.

Мы все еще шли с развернутым парусом в надежде, что даже теперь нам удастся проскользнуть мимо рифов. Когда сносимый течением плот постепенно стал приближаться к ним, мы увидели с мачты, что вся цепь поросших пальмами островков соединена коралловыми рифами, местами выступавшими над водой, а местами скрытыми под нею; эти рифы казались чем-то вроде мола, о который волны разбивались, крутясь белой пеной и высоко вздымаясь в воздух. Овальный атолл Рароиа имеет в диаметре 25 миль, не считая примыкающих рифов Такуме. Вся его более длинная сторона тянулась с севера на юг, и мы приближались к ней с востока. Сам риф, простиравшийся сплошной линией от горизонта до горизонта, отстоял от нас всего на несколько сот метров, а за ним лежали идиллические островки, кольцом окружавшие тихую внутреннюю лагуну.

Со смешанным чувством наблюдали мы, как вдоль всего горизонта перед нами синие волны Тихого океана взлетали высоко в воздух и разлетались мелкими брызгами. Я знал, что нас ожидало; я раньше бывал на архипелаге Туамоту и, стоя в безопасности на берегу, наблюдал за грандиозным зрелищем на востоке, где прибой открытого океана разбивался о рифы. В южном направлении продолжали постепенно показываться все новые рифы и острова. Мы, должно быть, находились у самой средины кораллового барьера.

На «Кон-Тики» все было подготовлено к окончанию путешествия. Все ценное было снесено в каюту и привязано. Документы и дневники мы запаковали в непромокаемые мешки вместе с пленками и другими вещами, которые могли пострадать от воды. Бамбуковую каюту мы покрыли брезентами и привязали их особо прочными веревками. Когда мы поняли, что никаких надежд не осталось, мы вскрыли бамбуковую палубу и ножами-мачете перерезали все веревки, которые удерживали кили под плотом. Вытащить кили было нелегко, так как они обросли толстым слоем ракушек. Когда нам это удалось, мы тем самым уменьшили осадку плота; она равнялась теперь только толщине нижней части бревен, и нас легче могло перенести через риф. Лишенный килей, со спущенным парусом, плот окончательно повернулся боком и находился всецело во власти ветра и волн.

Самую длинную из имевшихся у нас веревок мы привязали к самодельному якорю и прикрепили ее к основанию левой мачты; когда якорь будет брошен за борт, «Кон-Тики» вступит в полосу прибоя кормой вперед. Сам якорь состоял из пустых бидонов для воды, наполненных негодными батареями от радиопередатчика и металлическим ломом; из бидонов крест- накрест торчали толстые палки мангрового дерева.

Приказ номер один, который был первым и последним, гласил: «Оставаться на плоту!» При любых обстоятельствах мы должны крепко цепляться за что попало на борту плота и предоставить девяти большим бревнам выдерживать давление рифов. У нас самих будет вполне достаточно дела, когда нам придется сопротивляться напору воды. Если мы прыгнем за борт, мы станем беспомощными жертвами водоворотов, которые будут бросать нас взад и вперед через острые коралловые скалы. Резиновый плот на крутых волнах опрокинется или же разорвется в клочья о рифы, так как под нашей тяжестью он будет глубоко сидеть в воде. Но деревянные бревна раньше или позже будут выброшены на берег, и мы вместе с ними, если только нам удастся продержаться.

Затем всему экипажу было предложено надеть ботинки — в первый раз за сто дней — и иметь наготове спасательные пояса. От последних, впрочем, проку будет мало; если кто-нибудь свалится в воду, то он не утонет, а его будет ударять о рифы, пока не разобьет насмерть. У нас оставалось еще время, чтобы положить в карманы паспорта и немного уцелевших долларов. Но нас беспокоил не недостаток времени.

Наступили тревожные часы, когда мы беспомощно плыли боком, шаг за шагом приближаясь к рифу. На плоту было на редкость тихо; мы все, молча или обмениваясь лаконичными фразами, то влезали в каюту, то снова выходили на бамбуковую палубу и занимались своим делом. Серьезное выражение наших лиц доказывало, насколько хорошо все понимали, что нас ожидает, а отсутствие нервозности свидетельствовало о непоколебимой вере в плот, которую мы все постепенно приобрели. Если он перенес нас через океан, то он доставит нас живыми и на берег.

В каюте, забитой привязанными коробками с продуктами и другим грузом, царил полнейший хаос. Торстейну с трудом удалось освободить для себя место в радиорубке, где оставался коротковолновый передатчик, на котором он продолжал работать. Мы теперь находились на расстоянии свыше 4 тысяч миль от нашей старой базы в Кальяо, откуда Перуанское военно-морское училище поддерживало с нами постоянную связь, и еще дальше — от Гала и Френка и других радиолюбителей в Соединенных Штатах. Но по воле случая накануне мы установили связь с завзятым любителем-коротковолновиком, который жил на Раротонге, одном из островов архипелага Кука; наши радисты, вопреки всем обыкновениям, договорились опять связаться с ним рано утром. И все время, пока нас ближе и ближе сносило к рифу, Торстейн сидел, стуча ключом, и вызывал Раротонгу.

Записи в судовом журнале «Кон-Тики» гласят:

«8.15. Мы медленно приближаемся к земле. Теперь мы уже различаем невооруженным глазом отдельные пальмы с правого борта.

8.45. Ветер отклонился в еще более неблагоприятном для нас направлении, так что никакой надежды миновать риф нет. На плоту никакой нервозности, но на палубе идут лихорадочные приготовления. На рифе перед нами виднеется что-то, напоминающее остов разбитого парусника, но, может быть, это только куча плавника.

9.45. Ветер несет нас прямо на предпоследний остров, но на пути нас ждет риф. Теперь мы ясно видим весь коралловый риф; здесь он представляет собой испещренный белым и красным барьер, который выступает из воды и опоясывает все острова. Вдоль всего рифа белый пенящийся прибой взлетает к небу. Бенгт подает нам хороший горячий завтрак — последнюю нашу трапезу перед великим событием! На рифе лежит остов разбитого судна. Мы подошли теперь так близко, что видим за рифом сверкающую лагуну и можем различить очертания других островов по ту сторону ее».

Когда эта запись была окончена, глухое ворчание бурунов снова приблизилось; оно раздавалось вдоль всего рифа и наполняло воздух чем-то вроде тревожной барабанной дроби, которая возвещала приближение волнующего конца плавания.

«9.50. Теперь совсем близко. Нас несет вдоль рифа. До него всего около ста метров. Торстейн разговаривает с человеком с Раротонги. Все готово. Теперь пора упаковать журнал. Все настроены бодро: кажется, дело плохо, но мы преодолеем и эту преграду!»