Вечная ночь - Полина Дашкова

Перед сном они вместе гуляли. У Филиппова на морозе краснел нос и запотевали очки. Для ночных прогулок в доме имелся запас валенок и старых тулупов. Оля надевала на голову белую пуховую шаль. Они шли втроём по узкой тропинке среди корабельных сосен. Филиппов рассказывал об африканских походах Наполеона, о французе Шампильоне, которому первому удалось расшифровать египетские иероглифы. Шампильону было одиннадцать лет, когда он познакомился со знаменитым физиком Фурье, увидел его египетскую коллекцию и, рассматривая папирусы и каменные плиты с иероглифами, заявил: «Я это прочту!»

Оля слушала, и глаза её блестели в темноте. Филиппов выразительно размахивал руками в толстых варежках.

Сейчас, через двадцать один год, те три зимних месяца казались целой эпохой. Качество времени было совсем другим. Каждая прожитая минута сверкала холодно, как снег в лунном свете, горячо, как угли в печи. Лучше не вспоминать. Либо сгоришь, либо замёрзнешь…

В тишине кабинета взорвался телефонный звонок.

«Оля!» — крикнул про себя Соловьёв, хватая трубку. Но это была никакая не Оля.

Оля опомнилась в четверть девятого. День был забит до предела, она почти забыла, что в девять за ней приезжает машина с телевидения. Ноги гудели от беготни по этажам, из корпуса в корпус, в одиночку или с табунком студентов.

Она сняла промокшие сапоги, набила газетой, поставила под батарею, надела тапочки. Но колготки тоже промокли, а запасных не было. Голос осип, в горле першило. Слишком много пришлось говорить сегодня. Глаза покраснели и слипались. Дурацкое состояние, когда валишься от усталости, а внутри все дрожит.

Критически оглядев себя в зеркале, она обнаружила, что выглядит ужасно. Под глазами синие круги. Лицо бледно-зелёное. Ладно, это не сложно исправить гримом. Но волосы после беготни под снегом и дождём напоминают паклю. С такой башкой появляться на экране неприлично.

При ординаторской имелся душ для персонала. Оля одолжила у одной из сестёр шампунь, резиновые шлёпанцы, заперлась в кабинке. Мощный напор горячей воды — это почти реанимация. Десять минут под душем, и можно жить дальше.

Продумывая, как лучше выстроить разговор в эфире, Оля в очередной раз задала себе вопрос, почему серийные убийцы вызывают у публики такой жгучий интерес?

Самые страшные злодеи, людоеды, вампиры, как правило, существа серые, скучные. Ничего таинственного. Их психическая патология — всего лишь концентрированное проявление бездарности. Доктор Филиппова за свою долгую практику общения с душевнобольными людьми пришла к парадоксальному выводу, что чем талантливей человек, тем он ближе к норме. Сочетание «сумасшедший гений» для неё, вопреки всем авторитетным теориям, было абсурдно.

Внутренняя жизнь насильников, серийных убийц, с которыми доктору Филипповой приходилось работать, оказывалась скудной и унылой, она состояла из половых проблем, как будто весь человек начинался и заканчивался гениталиями. Истязая жертву, эти существа пытались избавиться от своей позорной озабоченности. В момент преступления они кромсали и втаптывали в землю не чужую живую плоть, а собственные комплексы.

Анатолий Пьяных, Давыдовский душитель, являлся ярким подтверждением этой теории. Урод с заячьей губой. Ходячий комплекс неполноценности.

В том, что никакой информации об этом Пьяных не оказалось в архивах, ничего странного не было. В конце восьмидесятых — начале девяностых уничтожили много уголовных дел. Вместе с СССР развалилась старая правоохранительная система. Очередному министру пришла идея расчистить архивы, избавиться от мусора. Особенно рьяно избавлялись отделы серийных убийц, насильников и людоедов. Дань советскому номенклатурному ханжеству.

Все эти аппаратчики, партийная элита, жеманились, как старые девы, кривились, как скопцы, когда речь заходила о чем-нибудь, относящемся к полу, будь то проституция, порнография, гомосексуализм или сексуальные маньяки. Но главное, при расследовании серийных убийств происходило слишком много ошибок, арестов, признаний, судов. Случалось, что расстреливали невиновных.

— Брось, — сказал Дима, — мы себя так утешаем, что в уничтожении архивов был какой-то злой умысел, хотя бы какая-то осмысленность, логика. На самом деле это была дурь очередного министра, не более. Если тебе не даёт покоя несчастный Пьяных, можешь навестить моего старого учителя Лобова. Он будет рад поболтать с тобой. Он выезжал в составе объединённой группы в Давыдово, на два последних трупа.

Оля позвонила старику, он пригласил её в гости и рассказал о давыдовском душителе всё, что помнил, или, вернее, всё, что считал возможным рассказать.

Первый слепой ребёнок погиб в июне восемьдесят третьего. Сначала хватились в интернате. Потом обнаружили одежду на берегу. Наконец нашли тело в озере. Решили, что это несчастный случай. Девочка семи лет купалась и утонула. Только непонятно, почему это вдруг она отправилась купаться ночью?

Вскрытие в давыдовской больнице всё-таки произвели. Врачи говорили между собой, рассказывали своим домашним, что на самом деле ребёнка задушили и изнасиловали, а потом уже бросили в озеро. Но почему-то все это замяли. Никакого дела не завели. И, что самое удивительное, никто из руководства интерната не был привлечён к ответственности, хотя бы за халатность.

— Почему? — спросила Оля. Старый криминалист ответил:

— Не знаю.

По тому, как он нахмурился и отвёл взгляд, Оля поняла: знает. Но ей не скажет.

В августе «утонула» ещё одна девочка. Этот случай в точности был похож на предыдущий. Только ребёнок на два года старше. Девять лет. И опять — ничего. Несчастный случай. Девочка купалась ночью. Вообще-то для слепых без разницы, что ночь, что день.

Следующий труп — в середине октября. Мальчик. Восемь лет. Тут уж, конечно, заговорили о серии. Приехала группа из Москвы, следователь, все, как положено. Схватили какого-то местного алкаша, который сидел за изнасилование десять лет назад и состоял на учёте в психдиспансере. Добились признания.

До мая 1985-го убийства прекратились. Девятого, как раз на День Победы, — девочка двенадцати лет. Признавшийся алкаш в это время находился в тюрьме. Лобов так и не узнал, выпустили его потом или нет.

Опять начались активные следственные действия, допросы — и нулевой результат. К интернату приставили охрану, переодетые оперативники из Москвы дежурили в роще, у озера изображали рыбаков, в общем, все как положено, по полной программе.

Полтора года — ничего. Охрану, конечно, сняли. Дети стали потихоньку выползать за территорию, гулять по лесу, ходить к озеру.

У слепых от рождения все чувства обострены необычайно. Слух, осязание, обоняние. Отчасти это заменяет им зрение. Дети из интерната хорошо знали окрестности, старшие сами ходили в магазин на станцию. Воспитатели давали им мелкие деньги на сладости, это было включено в программу обучения и адаптации. За территорию, к озеру, детей тоже отпускали, не одних, конечно, в сопровождении учителя физкультуры, того самого Анатолия Пьяных. Тем, кто умел плавать, летом разрешали купаться. Но, конечно, днём. Ночью они убегали сами.

В июле 1986-го — ещё одно убийство. Девочка шестнадцати лет, не совсем слепая. Слабовидящая. Носила очки с толстыми стёклами. И опять никаких свидетелей. Тупик.

В интернат приезжали бесконечные комиссии из министерств, важные чиновники от образования и здравоохранения, грозно размахивали кулаками, требовали принять срочные меры, произносили речи об ответственности, милосердии, называли детей «нашими общими детьми, за которых душа болит». Но ничего при этом не происходило. Или нет, происходило много всего, тонны бумаги извели на официальные отчёты, но всё без толку.

На следующий день после того, как нашли последнюю девочку, учитель физкультуры Пьяных ворвался в кабинет к директору. Там как раз сидели следователь и двое оперативников. Пьяных сказал, что хочет сделать заявление.

— Решился наконец? — сказала директриса. — Совесть замучила? Ну давай, признавайся чистосердечно. Это ведь ты насиловал и убивал детей!

Пьяных кинулся на неё с кулаками, стал кричать, нецензурно выражаться в адрес директрисы. Он был под градусом. Пьяный Пьяных. Его, конечно, скрутили, он продолжал буянить и кричать.

Пьяных работал в интернате учителем физкультуры. Парень странный, тихий, стеснительный. У него была врождённая патология, заячья губа. Он потому и работал со слепыми, что стеснялся своего уродства.

При обыске в дровяном сарае у дома, где жил Пьяных, нашли берестяную шкатулку. Внутри лежали пряди волос, завёрнутые в папиросную бумагу, всего пять конвертиков. Очки в прозрачной пластмассовой оправе, с линзами, толстыми и выпуклыми, как лупы. Браслет, сплетённый из бисера, так называемая «фенечка», дешёвое серебряное колечко с бирюзой, крестик на рваном шнурке. Эти вещи принадлежали убитым детям.