Жертва 2117 - Юсси Адлер-Ольсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хоан скользнул взглядом по купе первого класса и улыбнулся самому себе, открыл лэптоп на столе и ответил на приветствия энергичных молчаливых бизнесменов, сидевших вокруг и погруженных в лэптопы и бумаги. За ничтожные четыре евро сверху за место в дневном поезде в купе первого класса он поднялся до уровня, ниже которого он больше не намерен опускаться. И вот теперь сидел здесь, человек, который напишет самый яркий репортаж нашего времени. И вскоре именно его, Хоана Айгуадэра, люди будут вспоминать как того, кто предотвратил катастрофу, причем с риском для собственной жизни.
«С риском для собственной жизни» – вот чем он запомнится в этом мире. Рыцарь на белом коне, кавалерия, подоспевшая в последнюю минуту, голландский мальчик, заткнувший пальцем дыру в дамбе[25], – вот что будут о нем говорить. Потому что без него погибли бы люди. Европа погрузилась бы в хаос. Если бы планы Галиба были реализованы, города опустели бы, мужчины и женщины попрятались бы в свою скорлупу, а дети перестали бы ходить в школу…
Вот так все выглядело бы. И конечно, служба безопасности Германии заслужила бы похвалы, но кто дал ей информацию, на основе которой они работали?
Да, опять же он, Хоан Айгуадэр. И, как часто бывало на протяжении последних дней, он с благодарностью вспомнил о жертве 2117.
Он наклонился над лэптопом и на секунду задумался о завтрашней статье, когда мужчина с синим платком на шее и в просторном зимнем пальто сел на место рядом с ним по другую сторону прохода.
Хоан вежливо кивнул ему и в ответ получил любезную улыбку, но не такую, к которой все привыкли, нет. Так, по-видимому, улыбаются пассажиры первого класса, решил он. Люди здесь уважают друг друга, исходя из того, что они собой представляют. И Хоан улыбнулся в ответ.
Это был красивый, довольно смуглый мужчина. «Наверняка итальянец», – подумал Хоан, глядя на его обувь. Когда в будущем он появится в ресторане «Xup, xup», на нем будет обувь такого же класса. Конечно, она дорогая, но если «Орес дель диа» не будет платить ему достойно, то заплатят другие, в этом он был абсолютно уверен, потому что в Каталонии было много газет. Ну а если поступит предложение из Мадрида, он его примет? Хоан едва не рассмеялся. Конечно примет, он был не таким уж фанатичным каталонцем.
Перевод видеозаписи с мобильника Варберга он сделал в центре города; переводчик сначала покачал головой и отказался завершить работу до десяти часов утра. Но Хоан настоял, после чего человек потребовал сверх обычной таксы еще двести евро. Хоан не согласился. Он объяснил, что текст абсолютно не стоил таких денег и был всего-навсего пробным для артистов в телесериале, а ему забыли дать английский текст. Они сговорились на сумме в сто евро сверх обычной цены, но никакой гарантии относительно точности перевода Хоан не получил, поскольку звук на видеозаписи был слишком неотчетливым.
Каких бы неточностей не было в переводе, текст свидетельствовал, что Галиб был террористом, что он долгие годы сражался в рядах джихадистов в Ираке и Сирии и со временем стал занимать руководящие должности в этой организации. Сейчас условия изменились; он получал другие задания, которые, как и раньше, означали хаос и несчастья везде, где он появлялся. Хотя установить подробности было невозможно, из диалога следовало, что все было распланировано до малейших деталей. Все только ждали его приказов, а Франкфурту и Берлину предстояло пережить ужасные события.
Хоан положил на стол план Франкфурта, купленный в газетном киоске на вокзале. Галиб и его подручный Хамид упоминали о большом теракте на площади во Франкфурте. Но где именно – на Рёмерберг, Ратенауплац, Гётеплац или на какой-то другой, – было непонятно. Говорилось, что площадь большая и открытая, но какая именно, если их так много?
Хоан оторвался от плана и поймал взгляд человека, сидевшего по другую сторону прохода. Похоже, парень внимательно следил за тем, что он делает.
– Вы турист? – спросил он Хоана на английском языке, который явно был для него чужим.
– Да, можно и так сказать, – кратко ответил Хоан и отвел взгляд.
Насколько он мог понять перевод, Галиб не собирался лично принимать участия в терактах, в отличие от Хамида. Во всяком случае, тому хорошо были известны все детали.
– Простите, я решил, что вы, возможно, планируете свой маршрут по городу, – продолжил мужчина и указал на перевод и карту города. – Рекомендую вам в первую очередь сходить на Рёмерберг. Это, определенно, самая уютная и лучше всего сохранившаяся площадь.
Хоан не мог сказать, по какой причине, но только ему уже не казалось теперь, что этот человек – итальянец. Он поблагодарил за информацию и убрал карту и записи.
Когда поезд подъехал к Нюрнбергу, где предстояла пересадка на другой поезд, Хоан за час работы написал что-то без всякого вдохновения.
«Черт побери, – прошептал он. – Как вообще можно легко и красиво писать, когда за тобой непрерывно следят и контролируют все, что ты делаешь? Если слушать директивы со всех сторон, о чем вообще можно написать, кроме повторения уже сказанного? Кроме того, если вдруг обнаружится, что он знает о разговоре Галиба и Хамида, то и немецкая служба безопасности, и Галиб устроят на него охоту. Герберт Вебер тут же сконструирует обвинение в убийстве, а Галиб предстанет перед ним с острым ножом. С другой стороны, если он будет себя ограничивать, то упустит момент и потеряет поддержку редактора. Собственно говоря, Хоан надеялся, что можно будет как-то лавировать между двух огней, но сейчас это казалось невозможным.
Хоан смотрел в окно, но ничего не видел. Если он все еще хочет быть знаменитым и уважаемым репортером, сидеть в «Xup, xup» и поглядывать на женщин, то другого пути у него нет. Ему надо писать то, что ему хочется, черт возьми, даже если это очень опасно. К своему удивлению, Хоан понял, что мужества для этого у него хватает. И за это тоже он должен был благодарить жертву двадцать один семнадцать.
Хоан открыл лэптоп и начал править текст. Сначала общий заголовок. Потом подзаголовки. Все имена назывались, убийство фотографа в Мюнхене подробно описывалось, в том числе кровь, по которой он ходил, город, в который он ехал, человек, которого он