Крестом и стволом - Михаил Серегин

Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился грузный, тяжело дышащий Медведев.

– Что это ты затеял, Павел Александрович?! – грозно спросил глава райадминистрации. – Хочешь меня с областью поссорить?!

– Не мешайте работать, Николай Иванович, – проглотив слюну, начал приходить в себя Ковалев.

– Работать?!!! – заорал Медведев. – Работать, говоришь?! Да у тебя худшие показатели раскрываемости по всей области! А ты тут с попами воюешь! Вот когда мне у губернатора краснеть за тебя не придется, тогда и будешь мне лапшу на уши вешать! Ишь, работает он!

Медведев разошелся не на шутку, и чем больше он орал, тем сильнее вжимал голову в плечи Ковалев, пока окончательно не стало видно, какой же это, на самом деле, слабый человек.

– Идите, батюшка! – распорядился Медведев. – Не хочу я при вас бога гневить, да, видно, придется с такими работничками.

Отец Василий встал со стула, бросил прощальный взгляд на сгорбившегося под неукротимым медведевским напором начальника милиции и вышел за дверь.

Первый, кого отец Василий увидел, был Костя.

– Ну как, все в порядке? – с явной тревогой в голосе спросил он.

– Ты же слышал, – кивнул в сторону кабинета отец Василий.

– Да, – засмеялся Костя. – Двери здесь фанерные. Ты знаешь, я как понял, к чему дело идет, так сразу к Медведеву. Ты же знаешь, он бывает ничего мужик.

– Да, бывает и так, – легко согласился священник.

Когда отец Василий вернулся, в храме творилось нечто неописуемое. Видимо, по указанию мало того что безбожного, но еще и явно безумного, что, впрочем, почти одно и то же, Ковалева милиционеры перевернули вверх дном практически все. Ольга держалась молодцом – не хныкала и не жаловалась, но, зайдя в бухгалтерию, отец Василий сразу увидел, что и ей пришлось несладко. Милиционеры не только перепотрошили все документы, но даже распороли матрасы, словно их нельзя было просто прощупать, если они искали только пакет. Но самое страшное священника ждало в самом храме.

Отец Василий не пошел туда сразу, у него поначалу и в мыслях не было, что безбожники рискнут надругаться над православными святынями. Но он явно недооценил Ковалева. Они побывали даже за царскими вратами, в алтаре. Дарохранительница, Евангелие, лампада – все было сдвинуто со своих мест, все носило на себе прикосновение чужих, нечистых рук!

– Боже мой, боже, – попросил он. – Прости детей своих неразумных, ибо не ведают, что творят.

На то, чтобы привести все в относительный порядок, отцу Василию, диакону Алексию, бухгалтеру Тамаре Николаевне и Олюшке потребовался весь день, но даже после целого дня напряженной работы многие важные предметы и документы не были найдены. Как оказалось, Ковалев даже не пригласил понятых, хотя утром, во время этого, с позволения сказать, обыска, а по сути своей – погрома, весь храмовый двор был заполнен людьми.

«Что ж, Павел Александрович, – подумал священник. – А вот теперь "попал" ты! Господь, может быть, тебе это и простит, да и я мстить не стану, а вот патриархия. Ты еще не знаешь, во что ввязался!»

Он начал обдумывать, как должна выглядеть докладная записка в Москву, когда вдруг осознал, что занимается совершенно не тем, чем надо! Уж если что и следовало сделать, так это выяснить, куда Николай Петрович сунул полученный от священника пакет. То, что он не у Ковалева, было очевидно, а значит, или сторожку не обыскивали, или Николай Петрович на славу постарался припрятать. Священник быстро прошел в сторожку.

– А где пакет? – стараясь не выдать своего волнения, спросил он.

– У меня, – многозначительно кивнул Николай Петрович.

– Где? – не понял отец Василий.

– Щас достану, – Николай Петрович полез к себе под рубаху, затем в штаны и, пыхтя, извлек на свет божий принявший полукруглую форму его ягодицы коричневый пакет.

Отец Василий с волнением принял шершавый от оберточной бумаги и теплый от тела сторожа пакет в руки. Теперь он казался гораздо тяжелее, чем в первый раз, намного тяжелее. Священник сунул было пакет под рясу, но потом подумал, что самое лучшее место, чтобы осмотреть его содержимое, именно здесь, в сторожке. В левое окошко великолепно просматривалась единственная улочка, по которой можно было подъехать к храму на автомобиле, а в правом прекрасно была видна прихрамовая площадка и часть парадных ворот, через которые люди и приходили в храм.

Отец Василий присел на обитую дерматином кушетку, внимательно осмотрел поверхность пакета, нашел место склейки, немного подергал, но бумага рвалась, и он просто попросил у сторожа нож, аккуратно взрезал плотную бумагу и заглянул внутрь. Там лежало что-то похожее на книгу или журнал. Священник осторожно вытряхнул содержимое. Это действительно оказался журнал, стандартный канцелярский журнал. Он снова заглянул внутрь и даже потряс пакет над полом, но оттуда ничего не высыпалось.

«И все? – удивился отец Василий. – Неужели весь сыр-бор из-за этого?» Он раскрыл журнал где-то на середине и сразу же наткнулся на знакомую фамилию. «Чукалин Е., – прочитал он в столбце и дальше: – Отказ. Прочерк. Прочерк. Вопросительный знак. "Возм. побег".

Отец Василий пролистал журнал дальше и вскоре обнаружил еще одну знакомую фамилию – Колесников А., за ним – Колесников С. В столбцах напротив фамилий вместо прочерков стояли жирные, многократно обведенные плюсы, а в конце короткое лаконичное слово «поп» и восклицательный знак.

У священника перехватило дыхание. К нему в руки явно попал рабочий документ из изолятора. Трудно было сказать, кто именно его заполнял, Пшенкин или сам Ковалев. Хотя скорее Пшенкин… но, чем больше отец Василий листал потрепанную по краям канцелярскую книгу, тем жутче ему становилось, а когда он дошел до конца и посмотрел последний порядковый номер, все окончательно встало на свои места. Потому что в последней графе стояла цифра 86 – то самое число, которое назвал священнику в личном разговоре покойный майор Тохтаров. Именно столько человек, по данным майора, задержал и отправил в новый изолятор Павел Александрович Ковалев. Это была улика, и очень серьезная улика. Теперь доказать, что все пропавшие без вести и, по версии Ковалева, якобы ударившиеся в бега бандиты «пропали» прямо из изолятора, не представляло труда.

Отец Василий захлопнул журнал, торопливо сунул его обратно в пакет и задумался. Держать этот документ у себя значило подвергать свою жизнь, да и Олюшкину тоже, очень серьезной опасности. «А что я так нервничаю? – вдруг подумал он. – Если верить Лосю, так моя жизнь уже целые сутки как в опасности. Кто-то же меня заказал». Он засмеялся. Угрозы его существованию сыпались со всех сторон, и он не знал, кто, кроме господа, сможет ему помочь – такой безвыходной казалась ситуация. УВД области здесь точно не поможет – для них Ковалев пусть и не очень удачливый, но вполне перспективный работник, еще неизвестно, какие у него связи в области. «Надо ехать в Москву! – внезапно осознал он. – Ольгу к родителям в Зеленоград отправлю, а сам в МВД, там должны помочь».

Священник встал и благодарно кивнул ожидающему его реакции сторожу.

– Спасибо, Николай Петрович, – с чувством сказал он. – Выручил ты меня!

– Да что вы, батюшка! – обрадовался похвале сторож. – Вам грех не помочь. Я всегда пожалуйста. Лишь бы все было хорошо.

Отец Василий помчался в бухгалтерию, схватил календарь, бумагу и карандаш и, невпопад отвечая на Олюшкины вопросы, начал прикидывать. «Ехать лучше поездом, – соображал он. – Так, сколько у меня денег? Если выехать ночью, к завтрашней ночи будем там. А успею я к Покрову?» Теперь он остро сожалел, что разрешил диакону Алексию ехать к матери на Покров, теперь не дай бог задержаться в Москве, но, если он поторопится, то вполне успеет. Даже еще время останется. Главное – не мешкать!

– Мы уезжаем, – сказал он жене.

– Куда? – вытаращила глаза Ольга.

– В Москву. Оттуда тебя – к родителям, а я к Покрову назад.

– А как же храм? – Ольга решительно не узнавала своего мужа.

– Ничего нельзя поделать, – решительно замотал он головой. – И выезжать надо срочно!

Ольга внимательно посмотрела мужу в глаза и, кажется, поняла, что он не шутит.

– Надо из дома вещи взять, – тихо сказала она.

– Правильно, – поддержал отец Василий. – И документы, и все деньги. Кстати, сколько у нас осталось?

– Тысяч восемь, наверное, – пожала плечами Ольга. – Я не помню точно.

– Ну и отличненько, вечерню отслужу, и за дело!

Диакон Алексий так и не смог взять в толк, как это батюшка бросает своих прихожан.

– Надо, Алексий, надо, – пытался убедить его священник. – К Покрову вернусь, вот увидишь.

Но убедить Алексия получалось плохо. Диакон нуждался в объяснениях, а их не было. По сути, на него просто скинули приход, а дальше разбирайся, как умеешь.