Крестом и стволом - Михаил Серегин

Ему удалось удачно встретить ближнего ударом в лицо, но второй вытащил пистолет, и священник понял, что тот будет стрелять, – теперь никто на линии огня не стоял и «заказанного» священника собой не загораживал.

Отец Василий отпрыгнул в сторону и побежал к бандитским джипам – ему нужно было как-то отвлечь внимание от все сильнее разгорающегося дома.

– Держи его, братва! – заорали сзади. – Держи его! Уйдет!

Отец Василий впрыгнул в первый же самонадеянно оставленный без охраны джип, нащупал ключ зажигания и, протаранив навороченным бампером вторую машину, рванул со двора.

«Давайте, братки, давайте! – умолял он. – Вот он я! Бери меня, если сможешь!» Каждую секунду он помнил, что в подвале пылающего дома сидит его беременная жена, и это почти лишало священника разума.

– Гнида! – заорали сзади. – Уходит!

Захлопали выстрелы, и отец Василий на секунду удивился – стрелять по своей машине… это… как-то… Он не додумал эту мысль, потому что слева уже показался темный проем оврага, и священник, резко вывернув руль, ухнул на огромной, тяжелой машине с дороги вниз и повел ее сквозь камыш, почти физически ощущая, как все сильнее и сильнее погружаются колеса в топкую, холодную грязь. «Готово!» – понял он, когда машина метров через тридцать беспрерывного спуска заелозила на месте – джип сидел на днище.

Отец Василий с усилием распахнул дверцу и, хлюпая по грязи и раздвигая высокий, выше человеческого роста, камыш руками, кинулся назад к дому. Пока они разберутся, что почем, он уже все сделает!

Где-то сзади орали и матерились, но он упрямо прорывался вперед и вверх, пока не выскочил из болота на задах соседского, тоже недостроенного коттеджа. На его собственный дом страшно было смотреть – он полыхал так, что вокруг стало светло, как днем. «Господи, помилуй! – взмолился он. – Только не Олюшка! Боже мой, помоги!»

Отец Василий с удесятеренной силой рванул вперед, пересек задний двор, преодолевая невыносимый жар, метнулся к подвальному окошку и нырнул в него головой.

– Ольга! – заорал он. – Олюшка! Где ты?!

Ответа не было. Только трещали за его спиной осыпающиеся с крыши уголья и дымящиеся обломки досок.

– Ольга! Оленька-а-а!!!

– Я здесь, батюшка! – задергали его сзади, и отец Василий с усилием вывернулся назад.

Ольга стояла над ним на четвереньках и, прикрывая голову от падающих углей черным пластиковым кейсом с документами, изо всех сил хлопала мужа по уже начавшему тлеть подряснику.

– Ты выбралась?! – обрадовался священник.

– Побежали, батюшка! – схватила его за ворот Ольга. – Побежали скорее отсюда!

Он зарычал, вскочил, схватил жену в охапку и потащил ее прочь от чуть не ставшего для них обоих крематорием родного дома.

Когда они добежали до речки Студенки, отец Василий понял, что теперь все в порядке и можно обдумать положение. Здесь, в зарослях ивняка, их бы не смог найти даже местный.

– Так, – решительно забрал он у Ольги кейс. – Документы взяла, умница.

– У меня там все сгорело, – всхлипнула начавшая отходить жена и вдруг зарыдала в голос. – Я простыни новые… в прошлую субботу купила!

Священник прижал ее к груди и молча погладил по голове.

– Ничего, Олюшка. Главное, что живы остались, а простыни новые купим. Я тебе обещаю. Ничего, моя умница, ничего…

Отец Василий не стал терять время попусту, и едва жена немного успокоилась, взял ее под руку и повел вдоль Студенки к плотине. Там, перейдя за дорогу, вывел на маленькую улочку, ведущую в самый, наверное, глухой район городка. Где-то здесь и жил водитель грузовика Толян, и он мог помочь священнику.

Отец Василий довольно быстро нашел нужный дом, но стучать в невысокую дверь в глухом заборе пришлось долго и настойчиво. Толян собаки не держал, но соседские псы службу несли исправно, и было похоже, что, пока священник достучался, проснулась вся округа.

– Кто там? – раздался наконец из-за высокого забора знакомый хрипловатый голос.

– Это я, Толик, открой, – отозвался священник.

– Батюшка?

Толик открыл как был – в трусах, и священник, пропустив жену вперед, зашел следом.

– Матушка Ольга? И вы?! – вытаращил глаза Толян. – Господи! Что стряслось?!

– Зарево видишь? – показал кивком головы на север отец Василий.

– И чего? – вгляделся Толян, инстинктивно пытаясь прикрыть трусы какой-то прихваченной здесь же во дворе рогожей.

– Погорельцы мы теперь, Толик, погорельцы. В дом-то пустишь?

– Ой, заходите, конечно, о чем разговор, – Толик подвинулся, пропуская нежданных гостей в дом. – Сейчас я только свет включу. Вот беда-то какая! Пожарных вызвали?

– Не до пожарных нам, Толик.

– Что – опять?! – как вкопанный замер Толян.

– Точно.

– И что теперь?

– Нам нужно на станцию. И лучше на соседнюю. Здесь будут искать.

– Понял. Вы проходите, а я пойду переоденусь.

Толик провел их в маленькую, пропитанную запахом перегоревшей угольной золы и сырой мешковины кухоньку, а сам быстро прошел в соседнюю комнату. Ольга огляделась и присела на невысокий, ободранный табурет.

– И что нам теперь делать? – посмотрела она мужу в глаза.

– Все, как и планировали, – сглотнул священник. – Я – в Москву, а ты пока к родителям.

– А как же наш дом?

– А-а! – махнул рукой отец Василий. – Не думай об этом. Главное – отсюда вырваться.

– Как же мне об этом не думать? – горестно вздохнула жена. – Столько строили… – В ее глазах снова заблестели слезы.

Священник вздохнул. Ему нечего было сказать своей Олюшке. Вот уже пятый месяц подряд на них сыпятся всякие неприятности, и вместо нормальной человеческой жизни получается черт знает что!

– Готово, – вышел в кухню Толян. – Поехали.

Толян отвез их на своем «зилке» аж за две станции от Усть-Кудеяра, сам сходил в кассу маленького деревянного вокзала, вернулся, отдал билеты, а потом, через два часа ожидания, провел до вагона и стоял до тех пор, пока поезд не тронулся и не начал набирать скорость. Отец Василий смотрел сквозь занавеску купе, как он стоит, попыхивая сигаретой и время от времени оглядываясь по сторонам, и думал, что только на таких людях и держится все хорошее и надежное в этом мире и очень жаль, что Анатолий так и не решился заглянуть в себя поглубже и осознать, что и он достоин божественной любви господа.

Мерно застучали по стыкам колеса, уплыли в темноту огни, зашла забрать билеты и выдать белье проводница. И все это выглядело, звучало и пахло до странности мирно и противоестественно спокойно.

Пока их в купе было только двое – спи не хочу, но когда они разобрали постели и легли на влажные казенные простыни, Ольга привстала и оперлась спиной о стенку.

– А когда мы вернемся, все будет нормально? – прямо спросила она.

Это был крайне неприятный для священника вопрос. Ведь правда в том, что он и сам задавал себе этот же вопрос, но ответа так и не находил.

– Что значит нормально? – вопросом на вопрос ответил он. – Дом заново отстраивать все равно придется.

– Я вас не об этом спросила, – мотнула головой жена. – Вы сами знаете, о чем я.

– Надо сделать так, чтоб было нормально, – вздохнул он.

– А вы сможете?

– Я постараюсь.

Они еще долго не спали, и Ольга вдруг стала рассказывать о том дне, когда она впервые увидела Усть-Кудеяр. Тогда он показался ей таким тихим, таким солнечным и безмятежным, что она даже испугалась. Чего именно, Ольга сформулировать не могла. Может быть, того, что в таком захолустном городке быстро обленится, растолстеет или что им даже не к кому будет пойти в гости. Но испуг был, хотя теперь отец Василий все и даже Ольгин страх объяснял себе иначе. Жена определенно предчувствовала, что им предстоят нелегкие испытания, просто у нее не было оснований прямо заявить об этом. Теперь таких оснований с избытком, но предчувствия такого рода котируются невысоко – кому нужен состоявшийся прогноз?

Отец Василий спал плохо. Ему снилось что-то жуткое, он вскакивал и садился в постели, ожидая, когда сердце перестанет колотиться в ребра. Но вспомнить, что ему только что приснилось, священник не мог, и от этого становилось еще жутче.

Выспаться так и не удалось. «Будильник» внутри сработал одновременно у обоих, и священник и его жена уже в пять утра осознали, что пора подниматься, потому что толку от такого сна никакого.

Мимо мелькали станции, грязные разбитые дороги и стаи густо обсевших провода галок, в купе остро пахло железом и пылью – никогда прежде отец Василий не чувствовал себя таким никчемным и бесполезным. Может быть, потому, что дело его жизни осталось там, в маленьком приволжском городке. Его ли это стезя – битвы с беспредельщиками и рывок в Москву за правдой.

К обеду в купе подселили пьяненького мужика, и настроение упало еще ниже, потому что мужик, разглядев, кто перед ним сидит, принялся разглагольствовать на, как ему казалось, религиозные темы, втягивая священника в пьяную, бесконечную дискуссию ни о чем.