Имперский рубеж - Андрей Ерпылев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И встревожился, услышав что-то вроде икания.
– Что с тобой?
Федюнин смеялся. Невесело, едва-едва, но смеялся.
– Какой я… фартовый… Врал я… все… Приказчиком… У Катасонова… В магазине… электротовары…
– А как же феня твоя и все такое?
– Да… с Сухаревки мы… природные… с детства я… все знаю…
– А в армию как?
– Решил… мир посмотреть… брать не хотели… на лапу дал… а сюда сам… попросился…
– Эх, Федюнин, Федюнин… Молчи – нельзя тебе говорить.
Но солдат говорил, говорил, говорил, словно хотел исповедаться…
5
– Куда? – наглаженный, свеженький, как с иголочки, поручик попытался заступить дорогу афганскому офицеру в грязной форме, простоволосому, с лицом, неразличимым под слоем пыли, но просто отлетел в сторону с его пути, а генеральская секретарша даже не пискнула, сжавшись за своим столом, как мышка. Да и как тут пискнешь, когда на поясе у пришельца расстегнутая кобура, из которой торчит рукоять пистолета, а руки и лицо перемазаны кровью – себе дороже.
– Кто вы… – поднял голову от бумаг Мещеряков, но тут же узнал в вошедшем Бежецкого. – Что это за маскарад, поручик? И почему вы в таком виде?
– Нет, это вы мне скажите. – Поручик подошел к столу и оперся на него, не обращая внимания, что пачкает бумаги. – Почему именно я был отправлен в этот «отвлекающий маневр»? Почему меня не поставили в известность?
– Прекратите истерику, поручик, – откинулся на спинку стула генерал. – Я… я не собираюсь перед вами отчитываться… И вообще! – повысил он голос. – Где субординация?
– Почему меня и моих солдат сделали приманкой? – не слушал его Бежецкий, действительно готовый «сорваться с нарезки».
– Прекратите на меня орать!
Дверь за спиной Александра скрипнула.
– Разрешите?
– А! Это вы, ротмистр! – обрадовался Мещеряков, опасливо косясь на пистолет в кобуре поручика. – Помогите мне объяснить поручику… Нет, лучше сами все объясняйте, – сделал он отстраняющий жест. – В конце концов, это ваша затея.
– Охотно. – Кавелин обошел стол и посмотрел на Александра, по-птичьи склонив набок голову. – Вы не оставите нас на пару минут одних, ваше превосходительство?
– Конечно. – Мещеряков грузно выбрался из-за стола. – Конечно… Чувствуйте себя как дома…
Он подошел к двери, остановился, хотел что-то сказать, но лишь пожал плечами, махнул рукой и вышел, громко хлопнув дверью. А жандарм по-хозяйски занял его место и кивнул на стул поручику:
– Присаживайтесь, Александр Павлович, в ногах правды нет. Да не смотрите вы на меня волком! Я готов ответить на все ваши вопросы.
Саша молчал. Вся ярость, которая копилась в дороге, как снежный ком, вдруг куда-то испарилась, оставив одну лишь бесконечную усталость. Не дождавшись вопросов, ротмистр хмыкнул:
– Молчите… Хорошо, я сам скажу. Понимаете, поручик… У нас некоторое время назад появились определенные подозрения в ваш адрес. Не хотите знать, какие?
– Я вас слушаю… – разлепил сухие губы Бежецкий.
– В том, что вы, дорогой мой, – жандарм сделал театральную паузу, – шпион.
Наверное, Кавелин ожидал возмущения, гневной отповеди, но молодому человеку сейчас было настолько все равно, что он выглядел разочарованным.
– Британский шпион, – добавил он, но снова не добился никакой реакции. – Вам это неинтересно?
– С чего вы это взяли? – Александр чувствовал, что если он сейчас закроет глаза, то свалится в сон. Или в обморок, что, при его состоянии, было одним и тем же.
– Хороший вопрос! – обрадовался Кавелин. – Во-первых, – принялся он загибать пальцы, – само ваше появление здесь. Согласитесь, что добровольно совать голову под пули желающих немного…
– Перед вами один из них, – криво улыбнулся поручик.
– Он еще смеется! Ладно. Во-вторых, вы тут же влипли в историю с самоубийством Кобылкина.
– Там вместе со мной было еще более полусотни человек.
– Может быть, может быть… А убийство Зацкера?
– Это же было самоубийство.
– Убийство, убийство… Убили, конечно, не вы – все тщательно проверено, но… Конечно, мы сделали все запросы по месту вашей бывшей службы, в училище и так далее… Но что прикажете делать? Резиденты такой мощной спецслужбы на редкость изворотливы. Добавьте сюда ваше экстравагантное прибытие в Кабул… Не возражайте, не возражайте! – замахал жандарм руками на не думающего даже возражать Бежецкого. – Весьма экстравагантное! А письма из дому, которые вы даже не собирались получать? Поверьте, подозрения были более чем мотивированны.
– И вы сочли их достаточными, чтобы отправить меня на верную смерть? Что бы она доказала?
– Но вы же живы? Зато авианалет доказал вашу полную невиновность, поскольку британцы ни в коем случае не стали бы подвергать опасности жизнь своего агента.
– А не будь его?
– Тогда мы с вами встретились бы в другом месте и беседовали по-другому. Дело в том, что налета просто не могло не быть – слишком лакомый кусочек для англичан наши тайные поставки в Афганистан. Они уже и раструбили на весь свет о нашем вероломстве. Хотите почитать?
Он вынул из кармана сложенную газету и помахал перед Сашиным носом. Тот успел лишь понять, что газета напечатана на английском языке.
– Наши дипломаты, конечно, разбили их сенсацию вдребезги, но… Это ваше алиби, Бежецкий.
– А четверо убитых и один раненый?
– Увы, это неизбежные потери, – пожал плечами Кавелин. – К тому же трое погибших – афганцы. Пусть они сами разбираются. А из наших пал лишь Насыров. Жаль, конечно, но… Он честно выполнил свой солдатский долг. Родственники получат компенсацию, а его прах будет с почестями доставлен на родину.
– В гробу с наркотиками?
– С какими наркотиками? – не понял жандарм. – Вы, наверное, устали, Бежецкий. Я распоряжусь, и вас доставят домой на моем автомобиле.
– Нет уж, – поднялся на ноги Саша. – Я как-нибудь сам. Своим ходом.
– Ну, как знаете.
– Вы что-то говорили про письма.
– Их привезут вам на квартиру. Извините, вскрытыми, конечно. Служба такая.
Александр повернулся и направился к двери, слыша вслед:
– Надеюсь, поручик, вы будете благоразумны и не станете трезвонить о нашем разговоре на каждом углу? В вашем «клубе» – особенно…
Саша постарался хлопнуть дверью особенно сильно.
* * *«Какая же я свинья, право… Совсем забыл…»
Саша, плотно прикрыв окно и затеплив керосиновую лампу – с электричеством после взрыва на электростанции было совсем плохо, а восстановительные работы шли медленно, да и снайперы не дремали, – по третьему разу читал и перечитывал матушкины письма, проклиная себя за легкомыслие и забывчивость. Ему-то что – втянулся в военную жизнь, привык, а ей-то там каково?
«Милый мой сыночек, жду не дождусь от тебя весточки…»
«Сегодня же напишу, – дал зарок молодой человек. – Напишу и отправлю…»
Он со стыдом вспомнил, что даже не знает, как ему отправить письмо: обычной почтой или через посольство. Не хотелось, чтобы конверт вскрывали липкие жандармские пальцы, щедро вымарывали черным неподходящие, по мнению цензора, строки…
«Надо будет спросить Иннокентия Порфирьевича, – подумал он, но в памяти всплыло их натянутое расставание в госпитале, и в душе колыхнулось раскаяние. – И извиниться заодно».
Он сложил письма в пухлую стопку и подровнял. Надо было сложить куда-то, но куда? За долгие месяцы он толком так и не обзавелся обстановкой. Да и много ли вещей у строевого офицера? Одежда, полка с книгами, разные мелочи… Взгляд упал на купленный еще вместе с Еланцевым кальян. Или как его там… чилим. Так ни разу и не раскуренный, лишь покрывшийся пылью…
На столе оставалось еще одно письмо, тоже вскрытое бдительным цензором, как и остальные, но так и не развернутое адресатом. От одного взгляда на летящий почерк, которым конверт был подписан, у Саши сжималось сердце. Сколько раз он бережно вскрывал такие же конверты, вдыхал легкий аромат, хранимый бумагой…
Не удержавшись, он и сейчас поднес конверт к лицу. Показалось ему или нет, но тонкий, едва уловимый аромат знакомых духов сохранился и сейчас, волнуя, будоража кровь.
«Что я теряю? – подумал он. – Почему я боюсь развернуть листочек? Почему? А вот возьму и прочту!»
Но знал, что не развернет и не прочтет. К чему будить призраки прошлого?
Рука, поднесшая к лампе письмо, слегка дрожала, но не отдернулась даже тогда, когда соломенно-желтое пламя с голубой каймой коснулось пальцев. Боль была сладка, как щемящая сердце светлая грусть.
Так и не прочитанная весточка из прошлого рассыпалась невесомым пеплом, но даже после этого в комнате продолжал витать чуть заметный аромат духов.
Аромат умершей любви…
* * *– Поручик, – прапорщик Деревянко был удивлен, если не сказать большего, – к вам гость.
– Зовите, – буркнул поручик, спуская босые ноги с кровати на пол: уснул он уже под утро, несмотря на усталость, и проспал, судя по часам, не сутки, как намеревался, а всего ничего. – Хотя постойте. Там, случайно, не дама? А то я, понимаете…