Имперский рубеж - Андрей Ерпылев

– Поручик, – прапорщик Деревянко был удивлен, если не сказать большего, – к вам гость.

– Зовите, – буркнул поручик, спуская босые ноги с кровати на пол: уснул он уже под утро, несмотря на усталость, и проспал, судя по часам, не сутки, как намеревался, а всего ничего. – Хотя постойте. Там, случайно, не дама? А то я, понимаете…

– Да нет, мужчина… – окинул критическим взглядом соседа с ног до головы Матвей Опанасович. – Но накинуть что-нибудь на ваше, хм-м… исподнее, Саша, рекомендую.

Когда минуту спустя в дверь требовательно постучали, молодой человек выглядел прилично. Даже очень. Хотя парадный мундир не надевался с Пасхи и был, мягко говоря, не готов к выходу.

«Да и черт с ним, – досадливо подумал Александр, безуспешно пытаясь разгладить ладонью упрямую складку. – Что там за гость такой, что я перед ним должен быть наглаженным и прилизанным? Обойдется…»

– Войдите!

– Добрый день, – приветствовал его вошедший: высокий худощавый офицер королевской гвардии – алый короткий мундир, обшитый галуном наподобие гусарского, белая меховая шапка с пышным султаном (в такую-то жару!), синие с золотом рейтузы, лаковые сапоги.

– День добрый… – ответил Саша настороженно, пытаясь понять, чем же ему знакомо лицо афганца.

– Не узнаете? – знакомо улыбнулся офицер, снимая свой головной убор и водружая его на тумбочку у входа. – Оно и понятно… Виделись-то мы всего несколько минут.

– Вы?..

– Ну да, это я. Поздравляю вас, поручик, выбраться живым из такой передряги…

– Так вы – не перс?

– Ну вы же не афганец, хотя и были облачены в капитанский мундир пехоты Его Величества. Кстати, разрешите представиться – Фархад Али Джафар, джегтурэн[34] королевской гвардии, личный адъютант его королевского высочества принца Махмуд-Хана.

– Э-э-э…

– О! О вас, Александр Павлович, я знаю все, можете не представляться. «La noblesse oblige»[35], как говорили древние. Можете, кстати, называть меня просто Федором Алексеевичем. Так меня звали друзья в Ташкентском пехотном Его Императорского Величества Алексея Второго училище. Которое я, как и вы Николаевское, закончил с отличием.

– Так почему же вы не в гвардии?

– Почему не в гвардии? Как раз в гвардии.

– Ну и чему же обязан?..

– Александр Павлович, – принял официальный вид гвардеец. – Я уполномочен пригласить вас во дворец Его Высочества.

– Зачем? – опешил поручик.

– Мой повелитель не любит пышных сборищ и кровавых забав, как его кузен, – склонил голову господин Джафар. – Но ценит храбрых людей. Я рассказал ему о вас, и он пожелал познакомиться поближе с человеком, оставившим почетную службу и отказавшимся от возможных благ в будущем ради помощи маленькой бедной стране, которой ему, возможно, предстоит править. Да продлит Аллах дни властелина нашего Ахмад-Шаха.

– Но я…

– Вижу, – критически окинул взглядом своего визави гвардеец. – Давайте поступим так: я вас оставлю в покое на часок, а… – он поглядел на свои щегольские наручные часы, – скажем, в тринадцать ноль-ноль буду ждать вас внизу. У меня авто – прокатимся с ветерком. Если вы не имеете других планов.

– Да вроде бы нет… – пожал плечами Бежецкий. – Я в отпуску еще несколько дней…

– Тогда договорились. – Офицер взял свою «папаху» под мышку и открыл дверь. – Не задерживайтесь, пожалуйста, высочайшая особа, как-никак…

– А почему не через главный вход?

Офицеры только что миновали какую-то сторожку, более подобающую фабрике или овощехранилищу, и шагали теперь по узкому проходу между кирпичными зданиями без окон, еще более придающими «тылам» дворца Махмуд-Хана сходство с чем-то производственным или торговым. Людей им навстречу попалось всего двое, да и охрана на входе оставляла желать лучшего – двое вооруженных лишь пистолетами в кобурах гвардейцев в камуфляжной форме российского образца (да и происхождения, вероятно, российского).

– Ну, мы же с вами не высокие персоны, – сверкнул из-под усов белоснежными зубами «Федор Алексеевич». – Таким, как мы, лучше быть незаметными. Вы ведь, в бытность свою в Санкт-Петербурге, не ломились в Зимний дворец с парадного подъезда?

– А где охрана?

– Зачем? – пожал плечами гвардеец. – Принца любят в народе… И к тому же один Аллах знает, кто из кузенов будет выбран королем своим преемником, когда настанет его час.

– Но Ибрагим…

– Ваш сиятельный друг, – снова улыбнулся Джафар, – уже сам провозгласил себя будущим королем и окружил сановниками. Вряд ли это нравится Его Величеству, но пока он не подает вида. Пока, – многозначительно добавил он. – Почему же мой повелитель должен следовать примеру кузена? Кстати, мы почти пришли.

«Производственный пейзаж» вокруг наконец сменился более присущими Востоку строениями. Провожатый провел Сашу по нескольким лестницам и коридорам, с каждым разом все богаче и изящнее украшенным, и наконец оба остановились перед высокой дверью из какого-то ценного дерева, покрытой затейливым орнаментом и украшенной серебряными инкрустациями.

– Прошу вас, поручик, – предупредил штабс-капитан, заметно волнуясь, – быть самим собой. Почтительность, но не более. Махмуд-Хан – человек европейского воспитания и не любит, когда перед ним лебезят. Также он очень проницателен и легко улавливает всякую фальшь.

– Как же мне быть? – смутился Александр. – Все-таки он принц крови, один из наследников престола…

– А вы ведите себя так, будто он не принц и не наследник, а просто человек, стоящий несколько выше вас по иерархии. Вы ведь, я знаю, легко и просто общаетесь со своими коллегами по службе. Теми, кто выше вас на ранг-другой… Даже с полковниками, – улыбнулся посланец принца.

– Вы и про полковника Седых знаете…

– Я обязан про все знать, – пожал плечами Джафар. – Служба такая. Но не смущайтесь – этот пример подходит, как никакой иной: общение без излишнего напряжения, но и без панибратства. То, что нужно.

– Не знаю, смогу ли я…

– Сможете. Надеюсь, что вы подружитесь с принцем.

Не оставляя Бежецкому времени на раздумье, гвардеец негромко постучал в дверь апартаментов принца пальцем, затянутым в белую лайку, и, уловив привычным ухом царедворца не слышное никому иному приглашение, бесшумно приоткрыл ее, вежливо пропуская вперед бледного от волнения молодого человека. И тот, помедлив, сделал шаг в полутьму покоев, наполненных незнакомыми ароматами…

– Я вряд ли бы смог поступить так, как вы…

Собеседники сидели друг против друга за столом, накрытым весьма скромно даже по европейским понятиям: две крошечные фарфоровые чашки, высокий серебряный кофейник, небольшое блюдо со сладостями… И никакого алкоголя – Аллах всеведущ.

Кроме мужчин, в большой, полутемной комнате не было никого, лишь за занавеской в дальнем углу, откуда доносилась тихая и приятная струнная музыка, угадывалось чье-то присутствие – слишком уж не похоже было, чтобы такая прихотливая мелодия издавалась каким-нибудь чудом техники вроде магнитофона. Хозяин, не обращая внимания на разницу в положении между ним и гостем, сам подливал ему и себе кофе, когда чашки пустели, и вообще – Александр очень скоро перестал чувствовать стеснение в общении со своим ровесником, возможно, лишь чуть-чуть старше его по возрасту.

Махмуд-Хан оказался удивительно похож на своего кузена – сыграло свою роль то, что их отцы были родными братьями, а матери – близкими родственницами, – то же тонкое, похожее на девичье лицо, чуть более полные, чем следовало бы по европейским стандартам мужской красоты, губы, большие карие глаза. Разве что у принца Махмуда они были печальны и кротки, и в них ни разу не вспыхнули те кровожадные искры, что приметил у Ибрагим-Хана Бежецкий.

Вообще, этот принц оказался превосходным собеседником, умеющим слушать, когда нужно, и вставлять реплики к месту. Привыкший к горячим спорам в «клубе», где зачастую каждый твердил свое, не слушая другого, а его, в свою очередь, перебивали другие, Саша поддался магии по-восточному неспешной беседы. А поддавшись, неожиданно для самого себя поведал этому виденному в первый, а может быть, и в последний раз в жизни человеку почти всю свою нехитрую историю. Не утаив почти ничего. Ну, разве что не зацикливаясь на тех моментах, которые человек чести предпочтет оставить неозвученными.

И теперь, когда исповедь его подошла к концу, сиятельный собеседник сделался еще более задумчивым, чем прежде. Какие мысли бродили в его голове под чем-то вроде тюрбана, полностью скрывающим волосы, было непонятно, но тень, время от времени пробегающая по его лицу, говорила о многом. Уж кто-кто, а этот царственный молодой человек не был равнодушен к истории поручика.

– Оно и понятно, – осторожно нарушил затянувшуюся паузу Александр. – Вы – наследник престола…

– Я не об этом, – сделал изящный жест рукой принц. – Наследник не наследник… Вы сильнее меня, Александр. У вас получилось изменить свою жизнь так, как вам захотелось, а я… Пленник в золотой клетке, – чуть скривил губы в горькой улыбке Махмуд-Хан. – Один из петухов, хозяин которых еще не решил – кому из них оттяпать голову и сунуть в суп, а кого отправить в курятник топтать кур.